Прошло трое суток. От Лицкявичуса или Леонида вестей не поступало, и я сгорала от нетерпения. В тот самый момент, когда я уже собиралась снять трубку и набрать номер кого-нибудь из ОМР, позвонила Вика и пригласила меня в офис. Ее голос звучал загадочно, но, как ни старалась, я не смогла заставить ее хотя бы намекнуть на результаты вскрытия тела Ракитина. Работу я закончила около трех и, ни на секунду не задерживаясь и даже не заскочив, как обычно, в кабинет к Шилову, поехала в «Волну».
Как ни стараюсь, не могу побороть обыкновение опаздывать. Опаздываю я всегда – совсем ненадолго, максимум минут на десять, но понимаю, что у людей пунктуальных это вызывает раздражение. У Лицкявичуса – уж точно. Но на этот раз, к счастью, я пришла не последней. Глава ОМР давал какие-то указания Вике и едва заметил мое появление. Я с радостью встретилась с Никитой и Павлом Кобзевым, психиатром, которого не видела в свой прошлый приход и грешным делом предположила, что его к этому расследованию вообще не привлекли. Кобзев здорово помог мне во время работы в Светлогорской больнице, однако с тех самых пор я стала его побаиваться. Однажды он уже залез мне в голову и вытащил информацию, которой не владела даже я сама. Тогда он действовал в силу необходимости, благодаря чему удалось предотвратить многие нежелательные последствия, но кто знает, что он может выкинуть в следующий раз? Тем не менее Павел мне нравился, – когда не я являлась объектом его исследований, разумеется.
Пока мы общались с Никитой и Кобзевым, явился Леонид. Выглядел он странновато, но, в общем-то, Кадреску всегда выглядит не вполне обычно, поэтому я решила не придавать этому большого значения.
– Что ж, – звучно произнес Лицкявичус, заставив всех замолчать и сосредоточиться, – приступим? Думаю, прежде чем мы попросим Леонида ввести нас в курс дела, нужно сообщить одну неприятную новость: тело Ракитина забрали из морга больницы.
– Что-о?! – одновременно воскликнули я и Никита.
Павел не выразил удивления, из чего я заключила, что ему известно больше, чем нам.
– Да, – подтвердил Лицкявичус. – К счастью, вы повели себя совершенно правильно в больничном морге, благодаря чему у нас все же есть результаты вскрытия. Я в очередной раз убеждаюсь в том, что вы умеете действовать в экстренной ситуации: с вашей стороны было очень умно предложить провести вскрытие на месте.
Боже, это что – похвала?! Я уже начала привыкать к тому, что глава ОМР умеет только критиковать, и слова одобрения в его устах прозвучали ангельским пением. Сегодня Лицкявичус был одет во все черное. «Словно траур по всем, кого мы потеряли за это короткое время», – подумалось мне. Черный цвет подчеркивал стройность мужчины и белизну его седых, коротко подстриженных волос. Его большие прозрачные глаза, практически лишенные ресниц, казались неправдоподобно голубыми. Солнце, уже клонившееся к закату, ярко подсвечивало спину Лицкявичуса из окна, отчего вокруг него создавался своеобразный мягкий ореол, и вся фигура как бы теряла четкие очертания.
– Как можно было допустить выдачу тела? – спросил между тем Никита.
– К сожалению, мы не могли этого не допустить, – покачал головой Лицкявичус. – До получения результатов вскрытия мы не могли запретить выдачу тела родственникам при предъявлении соответствующих документов. Наше расследование получило статус официального всего… – он взглянул на часы, – пять часов назад. Однако в случае с Ракитиным ничего уже сделать нельзя.
– А можно хотя бы выяснить, кто забрал труп? – поинтересовалась я. – Кстати, как кому-то удалось выклянчить тело, если даже нам, несмотря на ваш запрос, отказали?
– Необъяснимо, но факт, – признал Лицкявичус. – Санитар, с которым вы с Леонидом имели дело, клянется, что сообщил заведующему отделением о требовании держать Ракитина до понедельника и передать только ОМР, однако тот по прибытии на рабочее место нашего документа не обнаружил. Вместо него в папке лежала расписка от некой Валерии Ракитиной, дочери покойного, в том, что она забирает тело отца. Кто выдал ей разрешение, остается загадкой: до понедельника в больнице не было никого, обладающего соответствующими полномочиями, а дежурный санитар утверждает, что к нему с подобной просьбой никто не обращался. Естественно, он не может быть уверен, что никто не входил в морг в его отсутствие: у всех существуют, как он выразился, естественные потребности.
– Да, но вытащить тело из морга за столь короткое время?! – пробормотал Никита, потирая подбородок.
– Ну, тут большой сноровки и не требуется, – впервые подал голос Павел. – Тело лежало на каталке – что стоило его просто вывезти?
– А морг что, не запирается?
– Только с улицы, – ответил Лицкявичус. – Так как в выходные народу мало, санитар допускает, что мог и не позаботиться о том, чтобы каждый раз закрывать двери: вряд ли кому-то вздумалось бы заходить в морг в его отсутствие.
Мы немного помолчали.
– И что теперь? – поинтересовался Никита. – Что делать-то?
– Ну, пропажа тела не отменяет результатов вскрытия. А они чертовски занимательны! Думаю, об этом лучше расскажет Леонид.
Перед тем как начать, Кадреску с шумом втянул воздух через нос, словно пытаясь набрать в легкие побольше кислорода и запастись им до конца монолога.
– В общем, так, – произнес Леонид и сделал долгую паузу – то ли для того, чтобы все мы прониклись важностью момента, то ли просто потому, что точно не знал, с чего начать. – Смерть, несомненно, наступила вследствие заражения крови на базе газовой гангрены и тяжелейшего поражения сердечной мышцы. Так как все присутствующие здесь – медики…
– Не все! – пискнула Вика, и Леонид вынужден был на мгновение прерваться.
– …я не стану углубляться в теорию, – продолжил он, – но, думаю, напомнить кое-какие факты не помешает.
– Это точно, – согласился Павел. Не имея дела с хирургией, он довольно далеко ушел от студенческих времен, когда изучали такие вещи.
– Газовая гангрена, или клостридиальный миозит, – редкая инфекция, вызываемая анаэробными бактериями типа Clostridium perfringens, Clostridium noviy, Clostridium septicum или Clostridium histolyticum. Клостридии вызывают гнилостные процессы в тканях с образованием газа.
По мере перечисления Леонидом этих названий перед моими глазами всплывали страницы учебника, когда-то вызубренные наизусть, а теперь забытые.
– Это заболевание, – монотонным голосом продолжал патологоанатом, – обычно развивается после тяжелых проникающих ранений, вследствие чего инфекция попадает в здоровые мышцы и ткани. Оно, как правило, имеет место при глубоких ранениях с массивным повреждением мышц. В редких случаях приходится иметь дело с латентной гангреной, которая может развиваться даже спустя годы после ранения.
– Из всех умерших, насколько нам известно, ранение имелось лишь у одного, да и то не могло, скорее всего, привести к столь тяжелым последствиям, а уж тем более – за столь короткий срок! – пробормотал Никита.
Леонид лишь неопределенно качнул головой. Истолковать этот жест можно было как угодно, но, очевидно, до конца его речи было еще далеко.
– Проблема в том, что симптомы газовой гангрены невозможно пропустить, – продолжал Кадреску.
– Это точно! – кивнул Лицкявичус. – Крепитация часто по всей поверхности тела, боль в ране, быстрое возникновение отека, серозно-геморрагические выделения… Все это слишком очевидно, чтобы не заметить в больничных условиях!
Глядя на Лицкявичуса, я подумала о том, сколько, должно быть, подобных случаев он повидал, работая в горячих точках. Я же сталкивалась с газовой гангреной лишь в медицинской литературе да на занятиях по хирургии в меде.
– Уж не говоря о том, что боль в ране настолько сильна, что пациент не может переносить ее молча, не сообщая об этом медперсоналу, – согласился с Лицкявичусом Леонид. – Единственным объяснением тому, что медики проглядели такое серьезное послеоперационное осложнение, может служить слишком быстрое развитие болезни – настолько быстрое, что больной впал в коматозное состояние еще до того, как она начала прогрессировать.
– Это практически невероятно! – возразил Лицкявичус. – Обычно пациент остается в сознании достаточно долго. Часто отсутствует даже лихорадка, поэтому он вполне способен прибегнуть к помощи персонала больницы.
Кадреску снова кивнул.
– Однако, – продолжал он, – газовая гангрена может возникнуть и в отсутствие проникающих ранений.
– Спонтанная гангрена? – припомнила я, сильно напрягшись. – Но и она не возникает беспричинно! Причиной может являться, к примеру, злокачественная опухоль ЖКТ… Или облучение брюшной полости?
– Совершенно верно. А также дивертикулез, как врожденный, так и приобретенный. Или нейтропения.
– Что-что? – переспросила Вика, услышав новое красивое слово.
– Другими словами, фатальное уменьшение числа нейтрофилов, – неохотно пояснил Леонид.
