Радик изготовил свой атам из охотничьего ножа. Из кухонного, пусть и отличного японского, рука не поднялась. Купил добротный, довольно дорогой. Провел ритуал по всем правилам. А потом еще гравировку заказал – магический знак силы. Атам получился роскошный. Не скажешь, что самодел. Когда отец повесил его в шкафчик, Радик решил, что он самый лучший…
Вот только сейчас его место пустовало.
Роман, кряхтя, встал с дивана. Кухонный уголок все же мало подходил для сна, он отлежал все тело. Распрямившись, хрустнул костями. Правая нога затекла, и ступать на нее было больно. Акимин припрыгал на левой к подоконнику, где стоял графин с водой, и принялся жадно пить. За этим занятием его застала Марта.
– Проснулся? – зачем-то спросила она. Будто не видела, что да.
Рома оторвался от графина, вернул его на подоконник. Он не напился, но решил, что воды с него достаточно. Хотелось чего-нибудь кисленького. Или ядреного. Кваску, например.
– У нас, случайно, кваса нет? – спросил он у Марты.
– Нет.
– Жаль.
– Я хочу поговорить с тобой. Серьезно.
Акимин тяжко вздохнул и опустился на диван со словами:
– Ну, давай…
Марта села на табурет напротив Романа. Их разделял кухонный стол, каких-то пятьдесят сантиметров. Но Акимину казалось, что между ними пропасть, впервые за то время, что они знакомы…
– Ты хорошо подумал? – спросила Марта. Рома понял, что она имеет в виду, но переспросил, чтобы оттянуть время «оглашения приговора»:
– О чем?
Лицо Марты стало суровым.
– Вчера ты отказался на мне жениться, – отчеканила она. – Ты хорошо подумал, или это было проявление минутной слабости?
«Минутную слабость я проявил, когда согласился на тебе жениться!» – мысленно ответил ей Акимин. Вслух же сказал:
– Марта, я очень виноват перед тобой. Прости меня, если можешь…
– Я задала вопрос.
– Да, я считаю, что нам не стоит расписываться. Я не должен был давать тебе ложных надежд. За это я и прошу прощения.
– Какой же ты… – И, задохнувшись, она всхлипнула.
– Да, я гад. Козел. Как хочешь назови, я не обижусь. Заслужил.
– Нам не стоит расписываться, говоришь? Несколько часов назад формулировка была другой. Якобы ты не готов. А теперь… – Марта подалась вперед, впилась глазами в его лицо.
Первым желанием Акимина было сказать ей ВСЮ правду. Но он вовремя одумался. Он достаточно ранил Марту, зачем же добивать?
– Я не готов, поэтому нам и не стоит жениться. Наверное, я бы мог сделать над собой усилие, но не хочу. Да и зачем тебе муж, который пошел в загс против своей воли?
– Мне нужен ты! В качестве мужа. А ты хватаешься за свою мнимую свободу… Ну что изменится, если в твоем паспорте появится штамп?
– А что изменится, когда он появится в твоем?
Этот спор возникал периодически и напоминал сказку про белого бычка. Роману она обычно надоедала первому. Но не сегодня.
– Мне надоело переливать из пустого в порожнее! – воскликнула Марта. – Только этим мы и занимаемся последний год. Значит, так, Рома. Я ставлю ультиматум. Или мы идем подавать заявление, или расходимся.
Признаться, Акимин не ожидал услышать такое. Он растерялся и ответил не сразу, а после того, как Марта подтолкнула его вопросом:
– Итак?..
– Раз ты так решила… – Рома набрал в грудь побольше воздуха, шумно выдохнул и закончил: – Давай расставаться.
Марта не ожидала, что он согласится. Наверное, опасалась, но процентов на восемьдесят была уверена в том, что Роман даст слабину.
– Прости, – промямлил Акимин.
Но его «прости» только вывело Марту из себя.
– Да пошел ты!..
И выругалась матом! Роман впервые услышал от нее бранные слова.
Пока он приходил в себя, Марта выскочила из-за стола и унеслась.
Роман остался в кухне. Сначала просто сидел, переваривая произошедшее. Потом встал, чтобы поставить чайник. Пить уже не хотелось, а вот взбодриться – да. Кофейком!
Прошло, наверное, минут пять, от силы семь, когда в дверном проеме появилась Марта. Она оказалась одетой к выходу, в руке держала небольшую сумочку. Глаза были красными, но щеки сухими.
– Я ухожу! – сказала Марта. – Прощай! За вещами пришлю сестру…
Рома промолчал. Да и что он мог сказать? Снова «Прости»? Нет смысла.
Хлопнула дверь. Акимин испытал облегчение. Потом пришло сожаление. Пусть он Марту не любит, но она ему дорога. А финальным аккордом прозвучала обида, какая-то совершенно детская. Ушла. Вот так взяла и ушла. Значит, не очень-то и любила…
Чтобы отвлечься, Акимин стал готовить кофе. Если до этого собирался пить растворимый, то теперь решил сварить настоящий в турке. Едва Роман ее достал, как раздался телефонный звонок. Акимин не хотел отвечать, но увидел на экране определившийся номер и передумал. Звонил Костя Дорогин, его товарищ. Костя работал в полиции, и познакомился с ним Роман в те годы, когда занимался криминальной журналистикой. Дорогин очень помогал Акимину, и не только информацией. И от бандитов защищал, и из «обезьянника» вытаскивал. Роман не просто симпатизировал Дорогину, но и безмерно его уважал, и был благодарен, поэтому ответил на звонок, хотя разговаривать ни с кем не хотелось.
– Привет, Костя! – поздоровался Акимин.
– Здорово, Ромка. Как твое ничего?
– Ничего, – улыбнулся Роман.
– До меня тут слушок дошел, что ты снова в криминалку подался.
– Кто набрехал?
– Коллеги. И почему набрехали, если ты вчера первым на убийство приехал?
– Если речь идет о насильственной смерти Василия Разина, то я случайно оказался рядом с местом преступления.
– Что-то не верится, – с сомнением протянул Костя.
– Я статью о Василии пишу. Ты в курсе, что он известный колдун?
– Нет, я не вдавался в подробности.
– Так вот, сообщаю тебе, он экстрасенс. А я, если ты помнишь, работаю в журнале «Паранорма».
– Ага, ну ясно. Значит, ты приехал к этому Василию, чтобы взять у него интервью, но не успел, его убили?
– Не совсем. Я вел журналистское расследование…
– Так, так, так, – заинтересовался Дорогин. – А ты сказал об этом операм, которые приехали на вызов?
– Нет. Затаскают же в качестве свидетеля. А я практически ничего не успел узнать о Василии.
– Так, Акимин, ты тут мне зубы не заговаривай. Собирайся и чеши к нам. Будешь отчет о своем расследовании писать. – И после небольшой паузы добавил: – Заодно проконсультируешь меня по одному предмету.
– Какому?
– Коллега, что занимается убийством Разина, говорит, вчера нож нашли неподалеку от места преступления. Да не простой…
– А волшебный? – усмехнулся Роман.
– Возможно. На нем какой-то знак чудной. Похож на рунический символ или что-то подобное. Велика вероятность, что этот нож и есть орудие преступления. А коль жертва – колдун, то, возможно, его выбор не случаен.
– Намекаешь на то, что это было ритуальное убийство?
– Допускаю.
– Опиши нож.
– Секунду… – Прошло, наверное, пару минут, когда Роман снова услышал голос друга. – Значит так, описываю. Лезвие примерно пятнадцать сантиметров. Односторонняя заточка. Черная ручка. На ней гравировка замысловатая.
– Это ритуальный нож атам. Применяется в колдовских ритуалах. Его еще называют ножом ведьмы.
Роман услышал, как Костя выругался. После чего сурово проговорил:
– Ждем тебя через час. Просьба не опаздывать.
Акимин с тоской посмотрел на турку, отставил ее и сделал себе растворимый кофе. Он должен был торопиться.
Борис Борисович Верещагин встречал Энгельса в фойе. Славин увидел его сразу, как только вошел. И в этом нет ничего удивительного. Рост Верещагина достигал метра девяносто. Высокий, широкоплечий, с небольшим животиком, кудрявый, бородатый, Борис походил на русского богатыря, ушедшего по возрасту на покой. Энгельс точно не знал, сколько тому лет, но предполагал, что где-то за пятьдесят. В общем, ровесники.
Если б Энгельс встретил Бориса на улице, то ни за что бы не подумал, что перед ним врач, тем более психиатр. Он скорее напоминал костоправа. Или тренера по тяжелой атлетике или другой силовой дисциплине. Худой, тонкокостный Энгельс по-белому завидовал Верещагину. Ему хотелось быть таким же мощным, кудрявым, бородатым, да только у него даже борода росла хило. Как у китайца.
Однако в последнее время Верещагин очень похудел. А еще коротко постригся и сбрил бороду. Энгельс, когда впервые увидел его в новом имидже, еле узнал. Естественно, спросил, что с ним. Тот хмыкнул в ответ:
– В отпуск в Индию ездил. Был там три недели. Жарища страшная, вот и побрился. А похудел, потому что не мог есть их пищу.
– А где же загар?
– Ходил весь замотанный, чтоб не обгореть. Кстати, новый образ мне очень нравится. Мне кажется, я помолодел, не находите?
Нет, Энгельс не находил этого. По его мнению, Верещагин-богатырь смотрелся лучше и гармоничнее, что ли. Но не говорить же этого вслух. Интеллигентные люди так себя не ведут.
