Показав нам комнату своего предка, Аглая Максимовна, несколько поскучнев, прошла в следующее помещение.
– Эта часть особняка не имеет непосредственного отношения к писателю-демократу, – сообщила она, пропуская вперед посетителей. – Мы ознакомимся с ней только для того, чтобы представить, в каких сложных, почти невыносимых условиях приходилось существовать Александру Михайловичу…
На мой взгляд, эта часть особняка была куда интереснее. Во всяком случае, гораздо красивее.
Мы оказались в просторном зале с расписным потолком, полами из узорного паркета и пышной лепниной на стенах. Но в первую очередь мое внимание привлек камин – изготовленный из цветного мрамора, украшенный искусной резьбой, барельефами античных богов и героев.
Каминную полку из розового мрамора венчали две бронзовые фигурки негритят в пышных головных уборах.
При виде этих негритят я сделала стойку, как охотничья собака, почуявшая дичь.
Потому что эти бронзовые фигурки были точь-в-точь такие же, как те, что на моей открытке украшали туалетный столик несчастной Марии-Антуанетты.
Кроме того, я вспомнила фразу из письма, написанного на обратной стороне открытки: «А точнее спроси у арапчат…»
Как ни плохо я знаю историю, но все же мне известно, что арапами называли в прежние времена негров, значит, арапчатами – негритят. Так что в письме речь наверняка шла об этих самых бронзовых фигурках, украшающих камин!
Аглая Максимовна тем временем продолжала свою лекцию:
– Наблюдая роскошь и излишества, которыми окружила себя генеральша, Александр Михайлович не мог не думать о горестной судьбе простого народа. И этот трагический контраст навел его на мысль написать одно из своих наиболее выдающихся произведений, в которых он поднял наболевшие вопросы…
Я не стала слушать дальше. Оглядевшись вокруг и убедившись, что на меня никто не смотрит, я переместилась поближе к камину. Продолжить исследования в присутствии экскурсовода и посетителей было невозможно, и я спряталась за каминный экран, который отгораживал топку камина от остального помещения. Там я согнулась в три погибели и затаилась, дожидаясь, когда экскурсия перейдет в следующий зал. Экран был расписан лилиями и ирисами, так что я могла пока созерцать эти цветы.
Ждать мне пришлось недолго.
Аглая Максимовна открыла следующую дверь, пропустила в нее своих слушателей и последовала за ними, не заметив, что ее группа слегка поредела.
Дверь закрылась, я осталась в зале одна.
Тут же я выпрямилась, достала из сумочки открытку и сравнила фигурки негритят с теми, которые украшали камин.
Я не ошиблась, они были похожи, как родные братья. Отличала их только одна деталь: негритята на туалетном столике королевы смотрели друг на друга, а их братья на камине – в разные стороны, как будто они поссорились.
И тут у меня в голове мелькнула плодо-творная идея. По крайней мере, такой она мне показалась.
Обернувшись и убедившись, что в зале никого, кроме меня, нет, я взялась за чалму одного из негритят и попыталась повернуть его вокруг оси, чтобы он взглянул на своего близнеца.
Негритенок не поддался моему усилию.
Я повторила попытку со второй фигуркой, но она тоже не увенчалась успехом.
Я расстроилась, но не сдалась.
Взявшись одновременно за обе фигурки, я попыталась повернуть их разом…
И на этот раз мне сопутствовал успех!
Раздался скрип, какой издают заржавленные ворота, фигурки негритят повернулись лицом друг к другу, а из каминной полки выдвинулась центральная часть, открыв небольшой тайник.
Я запустила руку в этот тайник и достала из него лист плотной, пожелтевшей от времени бумаги, скорее даже пергамента. В верхней части этого листа был нарисован цветок, ниже написано несколько слов и приведен еще один рисунок.
Возле камина было темновато, чернила на записке выцвели от времени, и я не смогла сразу прочесть слова.
Во всяком случае, теперь я не сомневалась, что нахожусь на правильном пути. Выбравшись из-за экрана, я перешла к окну, где было больше света, и внимательно изучила свою находку.
Во-первых, я вспомнила, что тот цветок, который нарисован в верхней части листа, называется геральдической лилией и его всегда изображали на гербах французских королей.
Не подумайте, что я неожиданно поумнела: про королевскую лилию я прочитала в Интернете, когда искала там материалы про ожерелье королевы. Опять же с детства помню роман «Три мушкетера», там Миледи заклеймили лилией.
Так или иначе, королевская лилия утвердила меня в мысли, что я иду по правильному пути и сворачивать с него не следует. С этим убеждением я перешла к тексту записки.
Как я уже сказала, чернила выцвели, буквы еле читались, да к тому же записка была написана в старой орфографии, так что я с трудом смогла прочесть несколько слов:
«Искомое сокровище спрятано в печи, что в людской. Повороти лукового трижды посолонь и единожды супротив».
Слова-то я разобрала, да вот толком ничего не поняла.
С большим усилием я вспомнила, что людской до революции называли комнату слуг, но вот что такое «луковый» – никак не могла понять. И что такое «посолонь»?
Как я уже сказала, внизу, под этой непонятной фразой, был простенький рисунок, сделанный теми же выцветшими чернилами. Это была схематично изображенная печка, очень похожая на ту, что находится в моей теперешней комнате. Ну что ж, наверное, это и есть «печь, что в людской».
Во всяком случае, в записке прямо сказано о сокровище, я в этом не сомневалась!
Первым делом мне нужно было найти людскую.
С этой задачей я справилась довольно быстро: на обратной стороне билета, который я купила у кассирши Агнии Михайловны, был изображен план музея. Согласно этому плану, людская находилась слева по коридору от комнаты писателя-демократа, с которой начиналось посещение музея. Я вернулась в эту комнату, сверилась с планом и без труда нашла людскую. К счастью, экскурсия во главе с несгибаемой Аглаей Максимовной находилась в другом крыле особняка, оттуда до меня доносился ее хорошо поставленный голос. Никто не встретился мне по дороге.
Оказавшись в людской, я устремилась к большой печи.
В самом деле, эта печь действительно очень похожа на ту, которой я обогревалась по вечерам, она была отделана такими же выпуклыми зеленоватыми изразцами, только над печной дверцей среди изразцов вставлена бронзовая рожица ухмыляющегося чертика.
Я еще раз перечитала записку.
«Повороти лукового…»
Да не лукового! Просто часть буквы от времени выцвела и стерлась, и «а» превратилась в «о». Вовсе не лукового, а лукавого! А лукавым в прежние времена называли черта. Кстати, эта ухмыляющаяся рогатая рожица выглядит и вправду очень лукавой, оправдывая это прозвище!
Значит, этого чертика я должна повернуть «три раза посолонь и единожды супротив».
В это время в комнату заглянул бледный солнечный луч – редкий гость в нашем городе, особенно в зимние месяцы, которых у нас не три, как положено, а все восемь. И тут меня осенило: «посолонь» – это наверняка «по солнышку», то есть, иначе говоря, по часовой стрелке. Значит, мне нужно трижды повернуть этого чертика по часовой стрелке и один раз в обратном направлении…
С бьющимся от волнения сердцем я подошла к печке, ухватила чертика за рожки и повернула его.
Сначала он двинулся с трудом, но потом дело пошло лучше.
Я повернула «лукавого» трижды в одном направлении и один раз в противоположном, как поворачивают рукоятку банковского сейфа, раздался скрежет, и с другой стороны печки открылось квадратное углубление. Значит, эта печка не только внешне похожа на мою, но в ней устроен такой же, как там, тайник…
Неужели в этом тайнике я найду то самое немыслимо красивое и дорогое ожерелье, которое сыграло роковую роль в судьбе Марии-Антуанетты?
Я протянула руку, запустила ее в тайник и даже зажмурила глаза, как ребенок, который пришел за новогодним подарком…
В тайнике я нащупала паутину, пыль и какую-то книжку, а больше ничего.
Ни ларца, ни шкатулки, ни футляра, в котором могло бы лежать ожерелье.
Разочарование было ужасным. Я встала на цыпочки, еще раз обшарила тайник, вымазалась в пыли, но так ничего и не нашла.
Выходит, кто-то опередил меня, кто-то раньше, может быть, уже много лет назад нашел этот тайник и извлек из него сокровище!
Только после этого я внимательно взглянула на книгу, которую извлекла из тайника.
Это была небольшая книжица в переплете с портретом мрачного бородатого человека средних лет. Называлась она «Жизнь и творчество писателя-демократа А. М. Скабичевского», автор – А. М. Скабичинский.
Тот самый Антон Скабичинский, о котором с такой неприязнью говорила Аглая Максимовна.
Тут до меня еще кое-что дошло. Я взглянула на выходные данные книги и узнала, что она издана пять лет назад. Значит, не так давно кто-то положил ее в этот тайник. Положил на место сокровища…
