– Привет мечтателям! – услышал он за спиной.
Вздрогнув от неожиданности, Стас обернулся и увидел бежевую «семерку», а в окне знакомое лицо.
– Вера! – обрадовался Стас. – Какими судьбами?
– С работы еду, смотрю, мечтатель какой-то в небо взгляд устремил… – Она улыбнулась. – Не думала, что это ты, задавить хотела.
– Люблю осень, – чуть смущенно сказал Стас. – Подбросишь?
– Конечно, садись.
Стас забрался в салон, осмотрелся.
– Машина почти новая, – заметил он.
– Да. Ей всего год, и пробег небольшой. Купила по случаю.
– Твоя? – Стас присвистнул. – А я вот пешком. Своей машины пока нет, а на мотике в костюме ездить как-то несподручно…
– Почему не берешь отцовскую? Он все равно на служебной ездит.
– Беру, если очень надо. Но на работу на ней ездить не хочу. У него «Мерседес», а я не люблю выпендриваться.
Тут Стас немного покривил душой. Иной раз он и повыпендриваться любил, но только не за счет отцовских богатств. Вот если сам когда-нибудь заработает на «мерс», то будет раскатывать на нем не только на работу, но и в булочную.
Тем временем Вера вырулила на шоссе. Машину она вела уверенно, но ехала медленно, а Стас любил скорость.
– Я тоже обожаю гонять, – сказала Чайка, точно прочитав его мысли, – однако не по городским улицам – вдруг ребенок выбежит… Или собака…
– По-прежнему любишь собак?
– Очень.
– Только это в тебе и осталось неизменным. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты изменилась кардинально. В лучшую сторону.
Вера фыркнула:
– А ты думал, я вечно буду дурнушкой с красными глазками, белыми бровками?
– Нет, я знал, что с возрастом ты изменишься. Тушь, помада и прочие косметические средства творят чудеса. Но ты не просто похорошела… Ты стала неотразимой женщиной! И дело не только во внешности, у тебя появились уверенность в себе, манеры, тонкая сексуальность… В общем, я в отпаде!
– Ты тоже стал гораздо интереснее. Обычно такие красавчики, каким ты был в детстве, превращаются в смазливых, немного женственных мужчин. Но ты очень возмужал. И стал больше походить на своего отца, чем на мать.
– Кукушка хвалит петуха… – рассмеялся Стас.
– Зачем постригся?
Стас взъерошил короткие волосы.
– Специалист по маркетингу не может ходить с прической рокера.
– Да брось! Разве в волосах дело?
– Я тоже так думаю, но отец настоял. Ему мой хвост всегда покоя не давал, но раньше он не имел права заставить меня постричься, теперь имеет – он же мой работодатель.
– Не думала я, что ты будешь у него работать. Ты всегда так стремился к независимости.
– И сейчас стремлюсь. Но пока у меня нет практики, и найти приличное место сложно. Я дал себе год. Вот наберусь опыта и уйду на другое предприятие.
– Я тоже не намерена надолго задерживаться в банке, хочу открыть свое дело.
– В общем, планы на далекое будущее у нас с тобой есть. А как насчет ближайшего? Я имею в виду: сегодняшний вечер.
– Пока не думала, чем заняться. А что?
– Хотел пригласить тебя кое-куда. Пятница все же, конец недели.
– И куда здесь ходят по пятницам?
– В бар или ресторан. Те, кто на колесах, ездят в соседний город, там больше развлекательных заведений. Но я лично отправляюсь в особенное место. Если хочешь, возьму тебя с собой.
– Возьми.
– Отлично, заеду за тобой в восемь. – Он потянулся к ее щеке и нежно поцеловал. Кожа у Веры была мягкая и чуть прохладная, целовать ее было приятно. – Шуру видела?
Вера кивнула. В тот день, когда они отмечали встречу, получилось не очень красиво: они так увлеклись танцем, что не заметили, как Шура покинула квартиру.
– Помучилась неделю и поехала к ней. Каяться.
– Вообще-то мы ей ничего плохого не сделали…
– Мы просто о ней забыли.
– Могла бы о себе и напомнить, – поморщился Стас. – Она никогда не была забитой, а в тот день я ее не узнавал…
– Да, мне тоже ее поведение показалось странным.
– На самом деле ничего странного, все объяснимо. Компьютер, дисковый центр «Сони», блины с икрой… Она же совсем в другом мире живет!
– Все так плохо?
– Очень. Родители бухают, не работают, сестра в колонию загремела. Да и Шура ничего хорошего в жизни не видит. Днем шваброй машет, вечером каких-то придурков обслуживает за бутылку портвейна и шоколадку…
– Ужасно, конечно, но убежала она тогда не из-за этого.
– Нет? – не очень убедительно удивился Стас – он и сам догадывался, в чем истинная причина Шуриного бегства.
– Она тебя любит.
– Да не смеши! Я, конечно, ей нравлюсь, и у нее со мной связаны приятные воспоминания, но…
– У вас был роман?
– Она тебе сказала?
– Да. И многое другое.
И Вера вспомнила тот день, когда пришла к подруге мириться…
Шура лежала на кровати, бледная, с опухшим от слез лицом, и сосредоточенно смотрела в потолок. Увидев Веру, она грустно улыбнулась:
– Привет, Чайка.
– Привет! – Вера присела рядом. – Ты не обижаешься на меня?
– Нет, конечно. Ты ни при чем… Никто не виноват в том, что я никчемная дура… Никто, кроме меня.
– Перестань, никакая ты не никчемная… И вовсе не дура! Да, ты не очень хорошо устроилась в жизни, но тут виноваты прежде всего твои родители…
– Брось, – отмахнулась Шура. – Я могла бы уехать отсюда, поступить в техникум, жить в общежитии… Могла бы стать такой, как ты… – Вера хотела запротестовать, но Шура жестом попросила ее замолчать. – Я, когда увидела тебя, не поверила своим глазам. Ты была забитой, глуповатой, страшненькой! Уж прости меня за откровенность, но я и дружить-то с тобой стала именно поэтому: мне было радостно от того, что хоть кто-то хуже меня… И что же? Теперь ты совсем другая – красивая, умная, раскованная, успешная. А я…
– У тебя еще есть время, Шура! Тебе только двадцать два. Поступи в техникум, я помогу.
– Поздно, – со старческой обреченностью проговорила бывшая подружка.
– Почему?
– Я тебе не все сказала… Дело в том, что водиться с тобой в детстве я начала еще по одной причине… Ты дружила с ним!
– С кем – с ним? Кроме Стаса, я ни с кем…
– О нем я и говорю… Я, когда увидела его впервые, как будто родилась заново. В семь лет влюбилась – и на всю жизнь.
– Но это же здорово – любить.
– Да, наверное. Но не принцев! Только в кино дочери шоферов и садовников выходят замуж за миллионеров, а в жизни – никогда. Но я не хотела в это верить и ждала… – Шура не заметила, как из ее глаз потекли слезы. – И дождалась, представляешь? Нам было по семнадцать, и я стала его первой девушкой. Мы встречались почти каждый вечер. Катались на мотоцикле, купались голышом, занимались любовью. А потом наступила осень, Стас уехал в большой город и больше обо мне не вспоминал. В общем, мое счастье продлилось полтора месяца. Как думаешь, стоило ради них всю жизнь мучиться? – Шура посмотрела на Веру и, не дождавшись ответа, продолжила: – По глазам вижу, считаешь, что нет. А я душу бы продала, чтоб это продлилось еще хотя бы два дня… Когда он забыл меня, я думала – умру. Но нет, живу. Хотя разве это жизнь? Думаешь, мне нравится быть шлюхой? Да нисколько! Мне даже в зеркало иной раз противно на себя смотреть. Но я пью, курю, трахаюсь, лишь бы не думать о нем… – Она уже рыдала, обхватив голову коротенькими пальцами с облупившимся лаком на ногтях.
Вера подалась вперед, обняла подругу за подрагивающие плечи и стала успокаивать. Гладила ее по жестким из-за пергидроля волосам и приговаривала:
– Ну, все, все, не плачь… Все будет хорошо. Все наладится. Я позанимаюсь с тобой, денег одолжу, и ты сможешь поступить в техникум… Уедешь в другой город и забудешь о Стасе…
– Ты что, не понимаешь? – вскричала Шура, отталкивая Веру. – Я живу только для того, чтобы дождаться момента, когда он меня вновь позовет! Пусть я понадоблюсь ему на день, пусть на час, все равно… – Шура шумно выдохнула и вытерла лицо подолом старенького халата. – Я много думала эти дни. Никуда я, естественно, не уеду. Но и жить, как раньше, больше не хочу. Я уже неделю не пью, отказываю всем мужикам и курить бросаю. Завтра хочу новую работу начать искать.
– С работой я могу помочь. В наш банк работать пойдешь?
– Уборщицей?
– Нет, оператором ПК.
– Да ты что? – испугалась Шура. – Я не смогу! Я вживую компьютер только у тебя дома видела.
– Ничего, научу тебя им пользоваться, это несложно. Будешь ко мне вечерами домой приходить. За две недели поднатаскаешься, и с первого числа милости прошу к нам в банк.
Шура боязливо поежилась, но все же дала согласие.
От Одинец Вера уходила со смешанным чувством: с одной стороны, ее радовали перемены, произошедшие с подругой, а с другой… Она и не подозревала, какие бури бушуют в душе простой, если не сказать, примитивной Шурочки…
– Она тебя очень любит, – задумчиво повторила Вера.
– Правда, что ли? Я не знал… Нет, я, конечно, догадывался, что она ко мне неравнодушна, но что любит, и предположить не мог… Иначе не пришел бы к ней. Да еще и с цветами!
