– Скромный ты наш, – покусывая авторучку, улыбнулась Анюта. – Хочешь, обрадую?
– Когда это говоришь ты, у меня рождается подозрение, что мне приготовили гадость. Ну, говори, чем «порадовать» собралась?
– Тебя снова отправят в командировку, но, если дело завершится победой, твои бонусы составят хохлобаксы.
Он выпрямился, недовольно поморщившись:
– Значит, полечу в дружественную нам Украину? Почему я?
– Потому что Герман Евгеньевич хочет выйти к началу года с блестящими показателями.
– Наверное, поскандалю с Германом, – составил Никита прогноз на ближайшее будущее. – Только вчера прилетел…
– Лучше поучи украинский язык, больше пользы будет. По-моему, командировки в твоем положении новоявленного папаши – замечательный выход, чтоб отвлечься.
– А-а… – протянул Никита. – И ты уже в курсе. Кто доложил?
– Зачем тебе?
– Намылю морду, – заметно помрачнел он. – И применю пытки, тем самым восстановлю цепочку слухов, кто-то ведь первый кинул инфу.
Да кто кинул – тот, кто пользовался его мобильным телефоном и электронным адресом. Предположение Серафимы, что сволочь завелась у него под носом, получило статус единственно верной версии после ночных размышлений.
– «Намылю»… «морду»… Что за сленг у ведущего менеджера? – подколола его Анюта. – Но от твоего морального состояния зависит благополучие фирмы, стало быть, и мое личное. Ладно, уговорил, попробую выяснить первоисточник, а то ты примешься «мылить морды» всем подряд, еще угодишь на пятнадцать суток за банальное хулиганство, некому будет лететь в Украину.
Никита наклонился, облокотился на стол и, заглянув ей в глаза, тоном заговорщика спросил:
– Надеюсь, ты не думаешь, что ребенок не мой?
– А никто и не сомневается, зная твою любвеобильность, – в тон ответила она. – Но говорят, ты отрицаешь свое отцовство.
– Это я так, чтоб не скучно жилось нашим паукам в банке.
– Ну и зачем же делал экспертизу?
М-да, осведомленность – разведцентру делать нечего, если б и работали так же слаженно, как собирают досье.
– А чтоб твердо убедиться, – усмехнулся Никита. – Но первоисточник слухов выясни, если тебя не затруднит.
– Затруднит, – вздохнула Анюта. – Так я же для себя буду стараться. Кстати, как тебе сыщики? Это лучшие частные детективы.
– Ты их видела?
– Мельком, когда вчера пришли. Я ведь по телефону с ними договаривалась, тебе-то подошли? По твоему лицу вижу: не очень.
– Да нет, вполне…
Диалог был прерван, в приемную зашла Олеся – заместитель управляющего банком, а банк принадлежит холдингу. Заурядную внешность Олеся умела подать как нечто идеальное, эдакое блюдо для гурманов, упаковав свой стан в лучшие тряпки и умостив зад на сиденье престижного авто. Вот у кого поучиться хватке – у Олеси, если она вцепится в кого, то, считай, пропал. Однако с Никитой промахнулась, он не любитель эмансипированных вумен, правда, Олеся не утруждала себя страданиями, переключилась на Германа. Удалось ли ей приручить его – никому не известно, если и удалось, то временно, так сказать, на один раз, да и то сомнительно. Она поздоровалась, небрежно бросив:
– Извините, что помешала.
Никита выпрямился, ничуть не смутившись:
– Кого я вижу! К нам пожаловала сама богиня купюр и кредитных карт. Обниматься и целоваться будем?
– Позже, – сказала она, подплыв ближе к столу. – У себя?
– Задерживается, – сухо ответила Анюта, втайне не переваривая Олесю, но это чисто женская неприязнь, без существенного повода.
– Какая жалость, придется заехать еще раз. – Наконец она обратила взор на Никиту: – Как семейная жизнь, где отдыхали?
– Я холост, – развел он руками. – Передумал жениться.
– Стало быть, ты не потерян для общества. Аня, предупреди шефа, что я буду у него в двенадцать дня. Всем пока, – игриво пошевелила пальчиками в воздухе Олеся.
После ее ухода Никита, посмотрев на Анюту, невольно рассмеялся – с ее лицом произошла метаморфоза, будто она проглотила зеленую жабу в оранжевых пупырышках.
– Чего ты ржешь? – рассердилась Анюта. – Прекрати, иначе помощи от меня не дождешься.
– Ух как ты ее любишь, – веселился он.
– Погоди, когда она возьмется за тебя активней, чем прежде, ты тоже ее сильно полюбишь. Олеська на всех талантливых мужиков бросается, а ты теперь «не потерян для общества», значит, для нее.
– Потерян. Причем навсегда. Меня не устраивает фирма белья, которое носит Олеся.
– А, значит, и тебе она успела показать потроха? – съехидничала Анюта.
– Фу, как грубо. Я, Аня, рентген, вижу сквозь одежду.
Видно, Олеся вызывала у Анюты аллергию, посему она растеклась таким ядом, что отравиться недолго и заочно:
– Удивительное дело, красоты и близко не наблюдается, далеко не первой свежести, а мужиков меняет раз в полгода и успешно вытаскивает из них деньги. Как ей это удается, ни один ученый не ответит, ибо сей феномен относится к аномальным явлениям. Слыхал? «Предупреди шефа»! Дескать, чтоб ждал ее, не вздумал никуда деться, будто она глава, а он пятая вода на киселе. Но что до меня не доходит, почему на эту кикимору клюют мужики! Ты можешь мне объяснить?
– А он тоже… – указал Никита на дверь Германа, – клюнул?
– Неестественно, но факт. А зачем запираться в кабинете изнутри, решая текущие вопросы?
– Мм… – разочарованно протянул он. – А я-то думал, Гера морально устойчив…
– Устоишь тут, когда на тебя прыгают, забивают лестью, обласкивают.
– Поэтому ты злишься? Не удалось окрутить шефа?
– Дурак. Иди! – раздраженно отмахнулась Анюта. – Учи украинский.
Размышляя над загадками природы, в частности: чем прельстила Германа Олеся, Никита поплелся к себе. Собственно, не его это дело, в своих странностях разобраться бы, что до чужих – лучше о них не знать.
Попав в кабинет, Никита развалился в кресле и вспоминал, чего еще не сделал сегодня. Ему на самом деле положен отдых, да сейчас не до того, он в тысячный раз перемалывал в мозгах возникшую ситуацию, а отправной точки не находил. Где его подловила Яна с зачатием, где и когда? По пьяни – отпадает, дальше? Случайный секс – Никита чистоплотный и брезгливый, в общем, тоже нет. Свингерские приколы при полной темноте, когда партнеры меняются друг с дружкой, не выходя из комнаты и на одной кровати, короче, групповуха в чистом виде, его никогда не прельщали. Больше-то ничего и не идет на ум. Но чтоб не помнить, на ком полежал, такого быть не может! Тем не менее Яна забеременела… А ведь усомнился сам в себе, чего же от других требовать?
– Ну, зараза, погоди, – набирая цифры на трубке, процедил он, потому что вспомнил, что должен сделать. – Я все равно выясню, как сделан младенец, и тогда ты в тюрьму… Алло, мама?
– Да, Никитушка, это я.
– Мама, сделай мне одолжение, только не ставь в известность отца и вашу квартирантку.
– Не поставлю. Что ты хочешь?
– Тихонько возьми у нее паспорт и посмотри, где она прописана. Это не преступно, как видишь. Потом мне позвонишь и скажешь адрес.
– Сейчас не могу, а когда Яна с папой вернутся, посмотрю.
– Вернутся? Откуда?
– Папа повез Яну… э… зарегистрировать.
– О какой регистрации ты говоришь?
– Ну… прописку сделать, – наконец выпалила она, видимо, понимая, как сын взбесится, потому и мямлила.
– Вы оба из ума выжили? – заорал он в трубку. – Прописывать совершенно чужого человека!..
– Никита, не кричи…
– Здорово она вас обработала.
– Никита, малышу необходимо наблюдение врачей, он из-за твоих выпадов не получает материнского молока, оно пропало. И Яночке нужно показаться врачу, а без прописки как? Только по месту жительства или за плату, а папа из принципа не хочет платить врачам за то, что они обязаны делать…
– Маразм!
Маме не доводилось слышать грубостей от сына, он слыл человеком благонравным и корректным, мало походил на отца, разумеется, характером. Зато муж приучил ее к неласковому обращению, потому Альбина Павловна не оскорбилась, но замечание сделала:
– Никита, ты испортился. На тебя плохо повлияла твоя Алика, лично я рада, что свадьба расстроилась.
– Алика-то здесь при чем?
– К тому же прописку папа делает Яне временную, на год, так что успокойся. Тебя совсем не интересует твой сын? Откуда такое безразличие?
– Услышь меня хоть раз: он не мой сын, не мой! Чтоб тебе стало еще понятней, я его не делал.
И бросил трубку. Но в голове застряло: а вдруг сделал и не помнишь этого? Вдруг подсунули таблетку и был без памяти? Нет, это надо выяснить, иначе свихнуться недолго.
Дома у Прохора было не опрятней, чем на работе, компьютерный стол завален разнообразными вещами (вплоть до зубной щетки), которые у нормальных людей лежат по своим местам. Из завала с трудом можно разглядеть монитор, да и то лишь потому, что огромен. Серафиме Прохор предоставил кресло, себе и Никите поставил стулья, вдруг вспомнил и достал из кармана джинсов мятую записку:
