Именно это привело в тот вечер Сантьяго и его странного партнера в бар на Брум-стрит, возле которого два идиота пытались изрезать друг друга. Тем вечером Мор (во второй раз) выхватил свой маленький пистолет большого калибра и спас Сантьяго. И тогда же вечером в их секторе (где, разумеется, не было других полицейских), в еще одном ресторане, закрытом за неуплату налогов, неподалеку от начала Голландского туннеля на Доминик-стрит, был обнаружен изувеченный труп таксиста по имени Эйяд Фуад.
Эйяд Фуад был египтянином, родился в Александрии и легально проживал в США. Судя по лицензии КТЛ, он водил такси уже два года. В списках подозреваемых не значился. Нарушений не имел, в транспортный суд на Ректор-стрит его ни разу не вызывали. У него не было ни проблем со здоровьем, ни приводов за употребление наркотиков или применение насилия.
Но то, что его облили бензином и подожгли, не скрыло переломы и вывихи, причиненные Эйяду перед смертью, и вскрытие показало, что их произвели при жизни. Эйяда медленно, старательно пытал некто, имеющий время и опыт.
Сантьяго сразу же ухватился за это дело, потому что отдел расследования убийств небрежно передал его ему, даже не поблагодарив.
Он ухватился за него, поскольку оно означало более высокие отметки по предмету «Расследование» в колледже.
Он ухватился за него, ибо медленная пытка не вязалась с яростным убийством под воздействием наркотика, обычным в эти дни типом убийств в городе.
Но главным образом он ухватился за него из-за Мора.
Мор впервые выказал живой интерес.
К убитому таксисту.
Ха.
Интерлюдия первая
(анданте)
Человек по имени Реза закрыл уши, когда очередной «Боинг-747» спускался к взлетно-посадочной полосе, начинавшейся всего в нескольких ярдах от кромки воды. Он прислонился к правому крылу «Ауди 1159», мерцавшей в мягком свете, исходящем из аэропорта. Вторая машина, седан «хонда-акура», стояла рядом. Двое мужчин на переднем сиденье нервно курили. Третья была спрятана в кустах, там находился стрелок, вооруженный штурмовой винтовкой «СТГ2000-С» с глушителем и оптическим прицелом. Человек по имени Реза не поехал бы на эту встречу без поддержки, но на своих солдат он мало надеялся. Особенно учитывая тех, которые им противостояли.
Он рассеянно размял длинную казахскую сигарету с фильтром, потом сунул ее в зубы и прикрыл от ветра ладонью золотую зажигалку «Данхилл», выбросившую язычок голубого пламени высотой три четверти дюйма. Держа его у кончика сигареты с черным табаком, он затянулся; сигарета курилась легко. Вкус, приобретенный давно, в тюрьме, о которой ему не хотелось вспоминать.
Человеку, назначившему встречу, нравился этот жалкий клочок земли возле Международного аэропорта имени Джона Фицджералда Кеннеди, потому что самолет полицейского наблюдения не мог пролетать прямо над ним и рев реактивных двигателей снижал эффективность большинства подслушивающих устройств; инфракрасные изображения искажались теплом от огней аэропорта и выхлопных газов самолетов. Болотистая местность практически исключала засаду. Человек, который назначил встречу, знал о таких делах все, изучил их во время операций в Ингушетии, Дагестане и, разумеется, в Чечне, где усилил свою и без того грозную репутацию, не уступая в свирепости мятежникам. Во время второй чеченской войны его призвали из Магадана, куда он был сослан по приговору суда за совершение ряда убийств (в скольких убийствах его обвиняли, неизвестно) в своем родном Киеве. Магадан — это памятник времен чисток; когда Сталин отправлял своих противников на восток в переполненных товарных вагонах, путь занимал несколько недель при температурах, достигавших сорока градусов ниже нуля. Реза в свое время знал преступника-турка, которому предстояла отправка в Магадан. Турок купил у охранника зарядное устройство для сотового телефона и повесился на нем в ночь перед отправкой.
Человек, назначивший эту встречу — по имени Мирослав, но из-за прошлого его обычно называли «Слав», притом вполголоса, — являлся боссом Резы. Реза не знал, на кого Слав работает, и понимал, что лучше не спрашивать. Слав был значительным человеком в одном из пяти крупных синдикатов, возникших вслед за развалом Советского Союза для дележа богатств страны, а потом, с капиталом от награбленного, принявшихся делить между собой остальной мир. Знающие языки, ненасытные и беспощадные, эти люди держались неизменных традиций организованной преступности: нетерпимость, обособленность — это для неудачников, сотрудничай с тем, от кого можешь иметь прибыль; когда вторгаешься на новую территорию, будь готов взаимодействовать с местными сетями. И последнее, но не менее важное: используй надежных субподрядчиков (и отщепенцев) где только возможно, чтобы сохранять дистанцию между стратегами в центре организации и тактиками далеко на периферии.
На периферии Реза и вошел в дело. Теперь натурализовавшийся гражданин, он приехал в Нью-Йорк в начале девяностых с поверхностным знанием английского и с досье преступника, за уничтожение которого пришлось дорого заплатить. Как гражданина бывшей страны Варшавского договора, Служба иммиграции и натурализации проверила его на политическую благонадежность (правда, не особенно тщательно): казалось, она больше озабочена отсутствием у него заразных болезней и готовностью платить налоги в качестве добропорядочного резидента (это было со время экономического спада девяносто первого года), чем честностью его намерений. Реза сделал то, что многие эмигранты делали и до него, и после: получил лицензию и стал работать в Нью-Йорке таксистом.
В те дни, до одиннадцатого сентября, таксисту, не обязанному посылать средства домой для поддержки большой семьи и имеющему приличные связи, легко было зарабатывать хорошие деньги и находить им достойное применение. Разумеется, у него имелись спонсоры. Люди, отмывшие его репутацию, оплатившие проезд в эту страну и поселившие в дрянной квартире на бульваре Макгиннис в Куинсе, ожидали от него щедрого возмещения своих вложений. Реза прекрасно понимал свою роль; он был независимым подрядчиком, и организация рассчитывала найти в нем долговременный источник дохода. Ему никогда не стать членом внутреннего круга, но он и не стремился туда, предпочитая работать самостоятельно.
Резе потребовалось не так уж много вечеров за рулем, когда он отвозил пьяных, сексуально озабоченных юнцов из Ист-Виллиджа, Нижнего Ист-Сайда и Сохо домой, в Верхний Ист-Сайд, Челси, Уильямсбург, Каролл-Гарденс и Парк-Слуоп, чтобы понять, где делаются деньги. Он осторожно распускал щупальца, видел, в каких барах лучше всего снимать проституток, в каких покупать наркотик, а где предлагают то и другое. В девяностых ночная жизнь Нью-Йорка представляла собой гораздо более легкое поле деятельности, чем современная Юго-Восточная Европа. На Орчард-стрит, Дриггс-авеню, авеню А или на Хьюстон-стрит ее двигала гормональная и химическая побудительная сила, как и в том регионе, откуда Реза уехал, только без государственного или полицейского надзора, к которому он привык, и без племенной вражды, бурлящей под самой поверхностью. Нет, это походило на работу среди летней толпы в Лаганасе, только у американцев не было ни сознания опасности, ни предела аппетитам, ни, что самое важное, суммам ка кредитных карточках. Ему казалось, будто целое поколение списывает свою жизнь на чей-то счет. «Господи, эти американцы невероятны», — не раз думал он в те пьянящие ранние дни. У его первых клиентов не было никаких колебаний, как и у их современников на островах Ионического моря и восточнее, и совершенно никакой деловой сметки. Они снимали на пленку своих подружек, занимавшихся сексом с ними, с другими мужчинами или друг с другом, и помещали эти сцены в Интернет. «Немыслимо, — думал Реза, — эти идиоты отдают такие кадры бесплатно!» Неудивительно, что США пошли путем родины их основателей, Англии; молодые люди были непроходимо тупы, как будто бы прекрасно это сознавали и невозмутимо следовали своим бессмысленным курсом. Чудесная страна для таких дельцов, как Реза.
Полный сил, с достатком денег от работы на такси и первых шагов в торговле наркотиками и женским телом (и благодаря своим покровителям гораздо меньше стесненный расходами, чем коллеги-таксисты), он ночь за ночью строил новые планы, сулящие более высокие доходы. Спрос американцев на марихуану и кокаин был безграничным, Реза не раз говорил об этом своим покровителям, называл даже объем и проценты, которые сможет получать от своих контактов в барах. «Не твое дело, — отвечали они. — Существует сеть оптовиков, с которой мы связаны, она работает более гладко и привлекает гораздо меньше внимания. Твое предложение учтено. Сейчас мы торгуем таблетками».
Очень быстро — по иронии судьбы в это время новый мэр-итальянец увеличивал количество полицейских в городе — Реза нашел новые рынки для наркотиков, употреблявшихся в компаниях, — в барах и клубах тогда была такая мода. Он познакомился с парнем-англичанином вроде тех, с какими общался на греческих островах, но поумнее — тот искал продавцов для товара прямо от производителя. Парень спросил Резу, может ли он раздобыть кетамин, рохинол и особенно экстази. «Мы вернемся к этому разговору», — сказали Резе покровители, когда он изложил им эту просьбу. Реза в разговоре с англичанином пожал плечами и пообещал поддерживать связь.
