— Конечно. Вот она. — И Алексей протянул Трегубцу маленький картонный квадратик, врученный ему когда-то Шутовым.
— Угу, — улыбнулся Василий Семенович, — один номер. Хорошо. Я думаю, вам он больше не понадобится, а потому я у вас его изымаю.
— Конечно, конечно берите, — Скосарев поспешно вложил в руку Трегубца визитку.
— Взамен я вам оставлю собственный телефончик. Здесь, как вы видите, указаны и имя, и фамилия, и даже отчество. Как только Сорин свяжется с вами, немедленно звоните. Это в ваших же интересах: сами понимаете, ваши новые друзья вряд ли оставят вас в покос. И только я, запомните, только я смогу избавить вас от неприятностей.
— Да я понимаю, — сказал Скосарев убитым голосом.
— Ну вот. А потому вести двойную игру, финтить, исчезать — не в ваших интересах.
— Да понял, понял, — совсем убито произнес Алексей.
— Да не кручиньтесь так. Работайте в своей таможне, получайте маленькое довольствие, копите на старость. Если они появятся до того, как Сорин наберет ваш номер, тоже позвоните мне. А главное — не врите. Спросят о Токареве, скажите: не знаете, где он, скажите, что не связывались. Спросят о Сорине, хотя вряд ли, но тем не менее отвечайте честно, что еще не звонил. Но сразу же после этого — сразу же — связывайтесь со мной.
— Да я что, я с дорогой душой, — проговорил Скосарев.
— Можно даже без души, но срочно, — прервал его Трегубец. — Засим не смею вас больше задерживать. Позвольте откланяться.
— А чаю, коньяку? — неожиданно превратившись в радушного хозяина, забормотал Скосарев.
— Нет-нет, в другой раз. Счастливо оставаться. — И Трегубец покинул квартиру таможенника.
«Итак, — говорил он сам себе по дороге домой, — Сорин в Лондоне, Сорин с картинами. Обратится он к — как его? — а, Илья Андреевич Кошенов, Кошенову. Однако эти бравые хлопцы, что сели на хвост моему таможеннику, почему-то не спрашивали его о том, к кому порекомендовал обратиться журналисту мой молодой друг из «Шереметьево». Следовательно? Следовательно, они прекрасно знали имя этого человека. Из чего вытекает, что их начальник либо знаком с Ильей Андреевичем Кошеновым, либо? Либо просто с ним заодно. Это маловероятно. Тогда заодно с ними был бы Скосарев. Похоже, произошла накладка. Мир довольно узок, и Скосарев знал Кошенова по одним делам, а неведомый мне пока друг нашего генерала — по другим. Так или иначе, все замыкается на нем. Надо попытаться без шума выяснить, кто такой Илья Андреевич Кошенов и как зовут его ближайших соратников по нелегкому делу торговли предметами антиквариата. Сорин, конечно, вряд ли вернется в Москву: что ему тут делать? Если сделка состоится, безопаснее оставаться на Западе. Но он-то меня мало интересует. В конечном итоге, он фигура случайная и отчасти даже симпатичная: ловко этому мальчишке удается избегать неприятностей. А вот тот, кто так активно ищет незадачливого антиквара, это акула покрупнее. Поймать его — значит прищемить хвост генералу, что само по себе приятно, — Трегубец улыбнулся. — Полетит Полозков, а с ним и дражайший Николай Николаевич Ковалев отправится на законный отдых. Торжеством всеобщей справедливости назвать это сложно, но свою должность я опять получу, а там, глядишь, что-нибудь еще сделаем, столь же добротное и полезное. Значит, первое — это ориентировка на Кошенова. Попробуем-ка позвонить». И, зайдя в ближайшую телефонную будку, Трегубец по памяти набрал семь цифр хорошо знакомого ему номера.
— Дмитрий Владимирович? — сказал он, когда на том конце подняли трубку.
— Слушаю, — произнес сухой бесцветный голос.
— Это некто Василий Семенович. Помните такого?
— Василий Семенович, какими судьбами? — так же монотонно продолжил неведомый собеседник.
— Да вот, решил, знаете, справиться о здоровье. Как себя чувствуете?
— Погода не жалует, голова побаливает, мигрени мучают.
— Знаю радикальное средство, — произнес Трегубец.
— И я знаю, — ответил Дмитрий Владимирович. — Так оно ж денег стоит.
— А вот как раз могу поспособствовать. Не желаете ли полечиться?
— Когда?
— Да хоть сегодня, — предложил Трегубец.
— Только что-нибудь тихое, — попросил Дмитрий Владимирович.
— Несомненно. Напротив «Славы Зайцева», знаете?
— «Слобода»? — полувопросительно полуутвердительно сказал Дмитрий Владимирович.
— Она, она, голубушка, — подтвердил Трегубец. — Часиков в восемь.
— Договорились, — после некоторой паузы ответил его собеседник.
Звали его Дмитрий Владимирович Пакин, и занимал он должность заместителя начальника аналитического отдела в одном из управлений службы федеральной безопасности. Собственно, занимал он эту должность уже лет пятнадцать-двадцать, и с той поры его учреждение успело сменить множество названий, а Дмитрий Владимирович так и оставался неприметным, но очень важным винтиком в этой странной, то разваливающейся, то укрупняющейся машине. Чин он имел небольшой, майорский, однако значимость и осведомленность его в определенных делах была ничуть не меньше, чем у какого-нибудь генерала или даже генерал-лейтенанта. В давние времена Трегубцу приходилось несколько раз помогать Пакину, и потому он не особенно мучился, обращаясь к представителю конкурирующей фирмы за консультацией. Вообще, разговоры о ненависти милицейских структур и структур безопасности в достаточной степени преувеличены авторами детективов, сценаристами приключенческих фильмов. И среди тех и среди других встречаются как приличные, так и неприличные люди. И среди тех и среди других неожиданно заводятся и враги, и союзники. А к последним, пожалуй, и относились Василий Семенович и Дмитрий Владимирович. Именно поэтому встреча обещала быть не только информативной для Трегубца, но даже приятной.
Василий Семенович успел доехать домой, переодеться в бывший когда-то выходным темно-коричневый чешский костюм, рубашку и галстук, подаренный ему на пятидесятипятилетие сотрудниками, положил в кошелек заначку из двух пятисотрублевых бумажек, натянул плащ и потрусил в метро, рассчитав время так, чтобы приехать на станцию «Проспект Мира» без пятнадцати восемь. Без пяти он уже стоял во дворике напротив «Дома моды Славы Зайцева», у маленькой деревянной двери, ведущей в подвал, и ожидал своего знакомца.
Тот появился вовремя. Это был щуплый, безвозрастный человек в дешевой турецкой кожаной куртке, надетой поверх такого же недорогого костюма, в кожаной кепке на лысеющей узкой голове, с видавшим виды кожаным портфельчиком в руках.
— Здесь тихо? — спросил он вместо приветствия.
— В самый раз, — ответил Василий Семенович.
Они спустились в ресторан. Непонятно, что имел в виду Василий Семенович, утверждая, что в зале тихо, поскольку первое, что услышали приятели, войдя туда, — рев электрооргана и классический, чуть с хрипотцой голос, словно созданный для блатного шансона. Однако Дмитрия Владимировича это почему-то не смутило.
— Ну, как? — спросил его Трегубец.
— Отлично, — ответил Пакин.
Провожаемые невысоким полноватым официантом с круглым крестьянским лицом, они прошли к дальнему от входа столику, огороженному от основного зала невысокой фанерной перегородкой, усевшись друг напротив друга, принялись внимательно изучать меню.
— Сам-то здесь когда-нибудь ел? — спросил Пакин.
— Пару раз, — ответил Трегубец.
— Вкусно?
— Нормально.
Изучение меню заняло минуты две, от силы три. Они подозвали все того же хлопца, заказали пол-литра водки, две ухи по-монастырски, свинину на косточке и бутылку «Боржоми».
— Говорят, ты опять набедокурил, — сказал Дмитрий Владимирович, глядя бесцветными глазами в лицо Трегубцу.
— Такой уж характер, — рассмеялся Василий Семенович. — Никак не могу начальству угодить. Вот из кожи вон лезу — ан не получается!
— В наши-то лета поосторожнее надо быть, — ответил Пакин.
— Надо бы, надо, — сокрушенно покачал головой Трегубец. — Взял бы в ученики!
— Хлопот с тобой много, — парировал Дмитрий Владимирович.
— Ну что, полечимся? — предложил Василий Семенович, разливая по рюмкам беленькую.
— Дай бог, не последняя, — так же не интонируя произнес Пакин и опрокинул рюмку в глотку.
— У-гу, — кивнул Трегубец и отправил в свою положенные пятьдесят граммов.
— Ну что, подождем горячего или сразу о делах побеседуем? — хмуро спросил Пакин.
— Да как скажешь, Дмитрий Владимирович. По мне — все одно.
— Ну, тогда, чтобы аппетита не портить, давай сразу закруглимся. Зачем звал?
— Да вот, понимаешь, — начал Трегубец, — копал я тут одну историю, не так тебе интересную…
— Понял, без подробностей, — поторопил Пакин.
— Я и говорю. Копал, значит, историю, и всплыл там один персонаж, очень, понимаешь, интересный мне персонаж, я бы даже сказал, нужный. Да вот беда: подобраться к нему без твоей помощи я никак не сумею.
