С другой стороны, не слишком ли я увлеклась? Может быть, все эти мысли — лишь результат моего внезапного разочарования в Викторе Вениаминовиче, слишком скорой смены очарованности на неприязнь? Безусловно, Денисов — человек с двойным дном. Но это еще не дает мне права обвинять его во всех смертных грехах.
Кофе остыл, я так к нему и не притронулась. Что же мне делать? Пожалуй, прежде всего не пороть горячку. И попытаться узнать побольше о Денисове и о Марине Алексеевне.
Зазвонил телефон. Из трубки раздался Димин голос.
— Татьяна, здравствуйте! Я только что от следователя. Мне надо с вами поговорить.
— Хорошо. Только лучше, наверное, не по телефону. Давай встретимся где-нибудь.
— Тогда в кафе «Ланселот», где мы познакомились.
— Идет. Через полчаса, нормально?
— Да. Я вас жду.
Я выплеснула холодный кофе — в кафе попью — и начала собираться.
Ровно через полчаса мы с Димой уже сидели под жиденькой тенью тента. Дима сильно осунулся, под глазами залегли глубокие тени. Казалось, что за одну ночь он повзрослел на несколько лет. Он держался спокойно, но было видно, что это спокойствие дается ему путем большого внутреннего усилия.
— Ну, рассказывай, что было у следователя.
— Да ничего хорошего.
— Ну а ты думал, вы с ним будете плюшки трескать!
— Да не в этом дело. Я всю ночь думал, вспоминал мельчайшие подробности, все, что может иметь какое-то отношение к делу. А он задал мне снова все те же вопросы, что мне задавали вчера, и никаких моих соображений выслушать не захотел. А напоследок сказал: «Говорю откровенно: дело — „висяк“. Нет ни отпечатков, ни орудия убийства, ни явного мотива преступления. Ничего даже не украли. Возможно, кто-то вломился по наводке, но твоя мама его спугнула. Вот он и выстрелил, отморозок чертов. Мы просмотрели дела об ограблениях: в вашем районе ничего аналогичного не было. Значит, наводчика не вычислить. Выводы делай сам». Я сказал, что это, возможно, был киллер. Он усмехнулся: «К простому преподавателю химии киллера подсылать не станут».
— Но в этом, он, пожалуй, прав. Хотя… Все зависит от обстоятельств.
— Вот именно, я хотел ему это объяснить. Но он мне дал понять, что разговор окончен. Дескать, позвонит, если что-нибудь прояснится. В общем, Таня, я хотел вас попросить самой заняться этим делом. Я понимаю, вы берете большие гонорары. Но я продам все ценное, что у меня есть, я уже подсчитал, этого должно хватить.
— А отец что говорит?
— Да что отец… Я разговаривал с ним по телефону, после следователя. Он говорит: милиция сама разберется, не торопись, это все твой юношеский максимализм. Следователь свою работу знает, он профессионал, зачем кто-то будет путаться у него под ногами, раздражать? В общем, я так понял: он не особенно хочет принимать в этом участие. Даже деньгами.
— Вот как… — Почему-то меня это нисколько не удивило.
— Но я с ним еще поговорю, — заволновался Дима. — Пусть даст, по крайней мере, в долг, чтобы я мог сразу заплатить вам хотя бы часть.
Боже, неужели я действительно произвожу впечатление такой стервы?
— Знаешь, Дим, не беспокойся. Ведь я еще до нашего разговора решила, что возьмусь за расследование. И ни о каком гонораре даже не заикайся, понял? А то обижусь!
— Ну что вы, как так можно, я продам вещи…
— Дима! Обижусь!
Лицо Димы просветлело.
— Таня, спасибо вам огромное! А я так боялся, что вы не согласитесь. Мне ведь больше не к кому обратиться. А вам я очень доверяю. И маме вы так понравились. Она в людях никогда не ошибается. Не ошибалась…
— Ты давай держись, парень, не раскисай! Мне понадобится твоя помощь.
— Я сделаю все, что угодно, лишь бы найти убийцу.
— Хорошо. Тогда для начала расскажи мне, что за соображения у тебя возникли этой ночью?
Соображения оказались не лишенными логики, хотя спросила я скорее из вежливости и чтобы как-то подбодрить парня.
— Вы помните расположение наших комнат?
— Более или менее.
— Я напомню: из прихожей вход в гостиную. А из нее направо — моя комната и мамина спальня, а налево библиотека — бывший кабинет отца — и кухня. Стреляли, скорее всего, из прихожей или из самого входа в гостиную. Предположим, убийца сразу увидел маму. Если бы это был обыкновенный грабитель, то он бы просто убежал: зачем вору «мокруха»? Верно? Значит, он пришел с целью убить.
— Логично. Но может быть, все было иначе. Скажем, он уже уходил, а твоя мама проснулась и вышла на шум? Он выстрелил с перепугу.
— Да, но ведь ничего не украли!
— Знаешь, Дима, надо рассматривать все версии. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Я имела в виду странное ограбление Денисова. Если только оно было не инсценировкой. Но рассказывать об этом я пока не стала. Пояснила так:
— Если это был грабитель, то неординарный. Ему было нужно что-то необычное. Не деньги и не ценности. Что-то, о чем мы с тобой не знаем. А вот наемный убийца, скорее всего, постарался бы инсценировать попытку ограбления. Потому что действительно очень странно выглядит — нанимать киллера для убийства преподавателя. Когда человек не живет публичной жизнью, не занимается политикой, не ворочает большими капиталами — у него не может быть много врагов. А от этого круг подозреваемых сильно сужается.
Дима задумался.
— Пожалуй, вы правы, — через минуту произнес он, — я вообще не представляю, чтобы у мамы были враги.
— А она последнее время ни о чем не беспокоилась, не была встревожена?
— Да нет, я бы заметил. Да и вообще, она обычно обо всех проблемах рассказывала мне. Но какие это были проблемы? Мелкие кафедральные дрязги, задержка зарплаты, кто-нибудь из студентов досаждал. В общем, обычные житейские дела, ничего серьезного.
— А как у них сложились отношения с отцом после развода?
— Ну, они расстались интеллигентно. Отец нам всегда помогал материально. Заходил иногда — на мой день рождения, на ее. Но больше, конечно, мы с ним вдвоем встречались, вне дома.
— Знаешь что, Дима, пожалуй, стоит осмотреть твою квартиру повнимательнее. У нас ведь еще не было времени это сделать. Ты когда собираешься наведаться домой?
— Я обещал отцу, что пообедаю с ним. Нам надо поговорить о похоронах. Может, встретимся ближе к вечеру?
— Хорошо. Тогда я успею кое-что узнать в милиции по своим каналам. Меня интересует результат баллистической экспертизы — может быть, уже поточнее известен тип оружия. И расстояние, с которого стреляли. Это даст нам с тобой возможность представить более ясную картину происшедшего. Как фамилия следователя?
— Сенчин, Анатолий Михайлович, городская прокуратура.
— Ясно. Ну тогда ты позвони мне часиков в пять, и мы договоримся точнее о встрече.
На том и порешили. Я отправилась домой, а Дима — на встречу с отцом. Дома мне надо было еще раз хорошенько подумать обо всем. Думать в такую жару было чертовски трудно. Против воли возникали грезы о раскаленных песчаных пляжах и прохладной воде. Мне ведь в это лето еще не довелось выбраться на Волгу. Как только установилась жаркая погода, на меня навалились дела. И конца-краю им не видно. Главное — я пока даже не представляю, с какого боку подступиться к расследованию. Единственный человек, который наверняка обладает какой-то информацией, — Денисов. Но он слишком скользкий тип. Чтобы он разговорился, надо чем-то его припереть. А никаких фактов, свидетельствующих против него, у меня нет. Только домыслы, основанные на сомнительной почве — на эмоциях. За что же мне уцепиться? Я прикрыла глаза и стала припоминать подробности моих встреч с Денисовым в поисках хоть какой-то зацепки. Ничего. Но тут меня осенило. Как же, а прослушка? Она ведь чем-то тогда меня заинтересовала. Но чем? Проклятая жара! Мозги никак не хотят напрягаться. Вот я приехала от Денисова. У меня болел затылок. Я включила прослушку. Меня удивило отношение Денисова к своей жене, его неискренность со мной в этом вопросе. Но было что-то еще. Что-то любопытное было в самом начале разговора. А потом это перебилось впечатлением от ссоры. Что же? Я сосредоточилась. «Тайны, снова тайны», — я подумала так еще до ссоры. О чем? Я напрягла память, и в моей голове зазвучали голоса Денисова и Анны:
— Ну, как?
— Ничего не получилось. И вообще, мне уже становится страшно от твоих тайн. Не заставляй больше меня это делать.
— Вот глупая, чего тут бояться?..
Вот оно! Не пора еще моим мозгам на свалку! Денисов пытался использовать жену для каких-то своих целей. Она испугалась и не смогла сделать того, о чем он ее просил. Чего же он хотел от Анны?
Это я смогу узнать только у нее.
Я набрала номер своей конспиративной квартиры. Катя и Аня знали, что позвонить им могут только Соколов или я. Им было разрешено отвечать на звонки. Трубку взяла Катя.
— Катюша, здравствуй! Ну как вы там?
