– Самое время заняться усадьбой!
Андрей Ильич даже не удивился. Лиза всегда говорила ему, что делать, он так и поступал. Пока все проходило без сучка без задоринки.
– Тебе не интересно узнать, что за усадьба, или думаешь, что я сама все расскажу?
– Думаю, что сама, – не глядя Елизавете Сергеевне в глаза, ответил он. – Будешь свою Тусю вызывать?
– Нет, Андрей! На этот раз мы поговорим о твоих дальних родственниках. Это некие Владимирские. Они уже давно умерли, но после них осталась одна полуразрушенная усадьба. Я занималась их родословной, стала искать наследников, и совершенно случайно оказалось, что их дальний потомок – одноклассник моего бывшего мужа. То есть ты!
– Так вот почему Ян тогда со мной связался?!
– Ну, в общем, это было основной причиной.
Акимов заметно воспрял. Так, значит, он все-таки не совсем пешка, хоть и хорошо оплачиваемая! Усадьба! У него! Он не мог поверить! У него появилась куча вопросов. Но Лиза сразу его остановила.
– Андрюш, давай пока ты примешь эту новость как должное и осмыслишь потом. Все вопросы после. А сейчас так: чем быстрее ты этим займешься, тем лучше для всех. Здесь и без гадания все ясно. Владимирские – твои родственники, ты последний в роду, тебе и карты в руки. Можно будет сделать там дом отдыха, например. Места дикие, экологически чистые – сейчас это модно. А теперь иди, поспи, завтра договорим.
– А может, все-таки того? Ну, позвать твою Тусю?
– Вечером.
К вечеру Андрей Ильич основательно поднакачался спиртным и сник душой, думая, что скоро придет донимать его прилипчивый как банный лист Августинка. Вот подлая немчура!
– Хочу знать, будут ли у меня проблемы, какого плана и как их можно будет обойти?
Елизавета Сергеевна долго сидела молча. Акимов даже предположил, что она заснула. Он вышел из комнаты, налил еще виски и вернулся на прежнее место. Через несколько минут она открыла глаза:
– Ты непременно должен совершить эту покупку. Тебе поможет старый школьный друг. Найди его.
– Потапов, что ли? Так нашлись уже. – Ян посоветовал ему еще тогда привлечь старого друга к их делам, и тот оказался незаменимым помощником. – А затраты большие?
– Ну вот и чудно! А затраты окупятся в сто раз.
– Отлично! Пойду к себе! Спокойной ночи! – И он удалился в свою комнату, мурлыкая: – Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…
В своей комнате Акимов включил телевизор и добавил еще алкоголя. Сообщение ему понравилось, и он принялся составлять план действий. Перво-наперво узнать, какому губернскому центру принадлежит эта земля. Потом поговорить с губернатором, управляющим, кто там у них есть. Предложить сделку. Не получится – подключить силы более мощные, а уж если и это не пойдет, убрать негодных с дороги. Можно поговорить и об аренде, как запасной вариант.
На следующее утро часам к одиннадцати он знал уже, что нужно делать. Дал задание своим подчиненным разыскать людей по списку, им составленному, вызвал охрану и отправился к старому школьному другу полковнику Потапову, который по стечению обстоятельств начальствовал в воинской части в нескольких десятках километров от усадьбы. Вот уж эта Лиза, или Туся, нет, все-таки Лиза…
Дорога была дальняя, и Акимов с удовольствием задремал. По пути его дважды будили. В первый раз позвонил приятель из Министерства внутренних дел, дал номер телефона человека, занимающегося территорией усадьбы. Затем разбудил охранник, наконец дозвонившийся до этого человека.
Предложение приняли с интересом, сказали, что будут только счастливы; усадьба расположена неудобно, никто и слышать не хочет, чтобы дороги проводить, не говоря уж о воде и полноценном электричестве, – освободиться от такой обузы большая удача. Обещали подготовить документы к завтрашнему вечеру. Тогда и решат: покупка или аренда.
Тут Акимов, совсем расслабившись, опять заснул.
Казнь. Будущая усадьба Владимирских.
XVI век.
Был поздний вечер. Полянку перед церковью освещал большой костер, тринадцать женщин, связанных по рукам, стояли на коленях вокруг него. Высокий худой боярин кричал, задыхаясь от напряжения и дымной гари:
– Хотите бесовской хитростью прикрыть свою измену Богу?! Лживыми словами?! Покараем вас всенародно, прилюдно. Мое последнее слово таково: казнь ваша через отсечение головы, и чтобы ваши телеса оставили свой лукавый обычай, сожжем и развеем пепел ваш по холмам окрестным, а от бесовского хотения головы ваши рыбам на съедение отдадим для очищения совести вашей. Начинай, палач, казнь изменницам славы Божьей!
Неподалеку боярский человек пытался удержать рвущегося коня. Конь ржал и взбрыкивал задними ногами, рвался убежать от костра.
– Господи помилуй! – пронеслось по толпе.
Палач, выхватив первую жертву, поволок ее, воющую и извивающуюся, к плахе, бросил на землю.
– Гляди, как змея извивается! – ужасалась толпа.
Палач, ухнув, опустил топор, но только раздробил плечо. Женщина истошно завыла и затихла в беспамятстве. Тогда он подтянул ее удобней, крякнул, занес топор и точным ударом отсек голову. Поднял за волосы и, раскрутив, бросил в озеро.
Всплеск произвел на толпу ужасное впечатление. Бабы заголосили. Мужики, похолодев, сняли шапки и истово стали креститься.
Некоторые из жертв были без памяти, без сознания. Палач тащил их за косы к плахе, рубил топором и бросал головы в озеро. В толпе стоял вой и стон. Подручные таскали хворост и поленья. Костер разгорался плохо. Валил дым. Пахло горелым мясом. Гарь эта вызывала кашель. Глаза у всех слезились. Боярский конь бесновался и, вырвавшись из рук слуги, ускакал неизвестно куда. Боярин сидел поодаль, отхлебывая мутное питье из большого штофа. Палач теперь работал быстро и точно, через четверть часа все было кончено. Костер горел, тлели одежды жертв. Бабы отползли в сторону, пораженные ужасом. Мужики плакали, прижимая к груди свои шапки.
Один, стоявший рядом с боярским стременным, спросил:
– За что ж их так?
– Да за Дианку римскую поганую. Поклонничество умудрили. Всем у них вон та с длинной косой управляла.
– Красивая!
– Да ненашенская она. Из Италии ее купец местный Васька Болотов привез. Ведьма, как есть ведьма. От такой только смерть защитить может!
– Ей-ей, правду говоришь, – вставил мелкий мужичонка. – Моя-то вон уже мертва. – И он кивнул в сторону озера. – Вынула разум у баб наших и на его место отрубей набила. Как я теперь с пятью дитятками выживу один? – Он вдруг натужно завыл: – Ой, горе какое!
– А что же так жестоко? – все спрашивал мужик. – Прогнать ее за леса, за болота.
– Это точно. Мы их под задницу шварк, шварк – и в лес. Там пусть живут со своими лешими. А эту боярин распознал. Сказали ему, нашептали, как они дух поганый иноверческий латинскими стихами ублажали. Рассвирепел боярин и велел такую казнь учинить, чтобы другим неповадно было. Вон и письмена адовы сжег.
Антонина, так ее звали в поместье, оставалась последней, она твердо пошла к плахе, подула на костер, и тот стал потухать. Опустилась перед плахой на колени, тряхнула головой, освобождая шею от косы, и спокойно, как на подушку, положила голову на пень:
– Иду к тебе! – тихо сказала она.
Но все ужаснулись и отшатнулись, будто она кричала. Трах, и не успел палач схватиться за волосы, как голова сама покатилась с пологого берега и исчезла в воде, не издав всплеска, а в воздухе разлился чудный запах.
Боярин, уже основательно пьяный, заснул. Его подручные, бросив в костер последнее тело, не скупились на поленья и хворост. А костер, разгоревшийся в один момент, пожирая одежды женщин, погас и теперь только немного искрил и вонял. Все выбились из сил, разжигая его.
Так прошла ночь. И всю ночь костер то разгорался, то утихал. И не было у него сил сжечь все, что было ему доверено, превратить все горе в пепел. Наутро селяне нашли головешки и скрюченные обезглавленные тела. Коня нашли, боярин ускакал полупьяный. Селяне, посовещавшись немного, начали рыть могилу рядом с костром, потом сгребли тела вместе с головешками в эту яму и засыпали землей.
Несколько лет спустя мужики нашли на одном из холмов плоский камень. В одну весну водрузили его на салазки и по последнему снегу отволокли к могиле, где после той казни похоронили и повесившегося купца Болотова.
Глава 12. Потапов
Военная часть возле Заозерки, полгода назад
Акимов проснулся, когда тормозили у дома его друга на территории воинской части. Он грузно вылез наружу, сладко потянулся, аж в спине заломило, зевнул до хруста в челюсти, потер глаза, сгоняя с себя сонную дурь.
