— Да я и сам хочу как можно скорее отсюда убраться! — Глаза Карабаса загорелись. — Надо только придумать, как и куда… и тут я тоже очень рассчитываю на твою помощь… одному мне не удастся выбраться из банка…
— Интересно, что я могу сделать? Вынести вас в сумочке? Вывести на поводке под видом декоративной собачки? Или выкатить в тети Клавином столике? Вряд ли это получится! Охрана наверняка заинтересуется содержимым стола… да и потом — одно дело докатить столик до туалета, и совсем другое…
— Ты меня неправильно поняла! — перебил меня Мельников. — Конечно, я выберусь сам, ночью, когда все сотрудники разойдутся…
— Тогда при чем здесь я?
— Вот при чем. На главном входе банка находится круглосуточный пост охраны, плюс постоянное видеонаблюдение. Технический выход тоже защищен камерой. Но есть еще два выхода, из подвального этажа…
Я вспомнила слова начальника службы охраны Михалькова о том, что Антон Степанович, как бывший главный инженер НИИ, лучше всех знает все входы и выходы из нашего здания, поэтому незаметно выйти для него не составит труда.
— Опять-таки не понимаю, какую роль в этом фильме ужасов вы отводите мне?
— Те два выхода заперты на замок, а ключи от них находятся в моем бывшем кабинете. Так что если бы ты достала эти ключи, то я смог бы незаметно выбраться из банка…
— Вот сами и доставайте эти ключи! Кабинет ваш, так что вам и карты в руки… прошлой ночью вы уже расхаживали по зданию, и никто вас не застукал, так что вполне сможете сегодня повторить этот поход и забрать чертовы ключи!
— Я боялся, что ты откажешься… — Карабас тяжело вздохнул. — Значит, ничего не выйдет. Дело в том, что ночью коридор возле моего кабинета просматривается камерой, за которой следит дежурный с поста охраны. Так что, если ты мне не поможешь, придется мне и дальше скрываться у тебя в шкафу…
— Ну уж нет! — возмутилась я. — Нечего брать меня «на слабо»! Я не поддаюсь на провокации! Одно дело — принести вам поесть, купить для вас всякие мелочи, — я покосилась на турецкие «боксеры», — но совсем другое — пробраться в кабинет и выкрасть ключи! Вы подумали, что будет, если меня застанут на месте преступления? В глазах милиции я сразу же превращусь в вашего сообщника!
Произнося эти слова, я уже поняла, что сделаю все, о чем он просит. Потому что я, и только я знала, что на самом деле он ни в чем не виноват, что он никого не убивал… а вот я — я, разумеется, не была его сообщницей. Как раз я и была настоящим убийцей… хотя абсолютно не помнила, как убивала Меликханова.
Видимо, Антон Степанович по выражению моего лица понял, что я сломалась и готова выполнить его просьбу, достать для него эти ключи, потому что сразу перешел к следующему пункту.
— Остается еще один большой вопрос, — проговорил он, опустив глаза. — Куда мне деваться, когда я уйду из банка? Домой возвращаться мне никак нельзя, там меня наверняка караулят…
— А вот кстати, — неожиданно осенило меня, — как вы объяснили все происходящее вашей жене? Она в курсе, что вы не пустились в бега, не выехали из города в бетономешалке, не пересекли границу по фальшивым документам, а спокойно сидите у меня в шкафу? И как она на это отреагировала?
Карабас засопел и отвернулся.
— У меня нет жены, — буркнул он.
Вспомнив рассказ Лидии Петровны, я ощутила, как щеки опалила краска стыда. Антон Степанович отвернулся, подошел к окну, плечи его ссутулились.
— Простите меня, — я подошла ближе, — я сказала не подумав, простите…
Он не ответил, тогда я мягко обняла его за плечи, потому что хотела отвести подальше от окна — кто-нибудь мог заметить у меня в кабинете постороннего мужчину и заинтересоваться.
— Давно ваша жена умерла? — спросила я, ненавязчиво подталкивая Антона к шкафу.
— Да с чего вы взяли, что она умерла? — Он сбросил мои руки, и стало видно, что он вовсе не горюет, а страшно злится.
— Как? — растерялась я. — Но ведь она болела… сердце…
— Сердце! — закричал он. — Да не было у нее никакого сердца!
«У всех оно есть», — подумала я.
— Ну да, конечно. — Он внял моему красноречивому взгляду, — сердце у нее было, совершенно здоровое. Она нарочно придумала себе болезнь, чтобы не работать и не рожать!
— Так не бывает… — растерялась я.
— Бывает. — Он сжал кулаки, потому что руки сильно дрожали. — Я узнал об этом в больнице. Она случайно разбила тарелку и сильно порезала руку. Зашивали под наркозом, сделали кардиограмму, и вот… После этого мы развелись.
Это же надо, как мужчине везет на разных стервоз! Что они все к нему липнут? Жена — эгоистка и врунья, Лариса — та еще зараза… Но, однако, как это Лидия Петровна не знала о таком факте биографии Карабаса? Очевидно, это в НИИ, как в большой деревне, все про всех знают, а на банк этот закон не распространяется.
Мне стало жалко несчастного Карабаса. Какой-то он невезучий… Теперь вот в убийстве обвиняют…
— Ну-ну, все пройдет, — я погладила его по колючей щеке, — все наладится…
— Оставьте меня в покое! — Он отшатнулся и поглядел с ненавистью.
Вот мило! Кто к кому пристает, хотела бы я знать?
— Слушайте, идите вы в шкаф! — возмутилась я. — Мне, между прочим, работать надо! Это вы у нас вроде как во временном отпуске, с вас-то работу не спрашивают…
Карабас опомнился, глаза его виновато забегали.
— Ну… я не хотел тебя обидеть… понимаешь, я очень нервничаю. Сижу здесь в четырех стенах, тебе мешаю… Нужно отсюда уходить. В квартиру нельзя, это мы выяснили, и вообще деваться некуда…
— Ну, уж это ваши проблемы! — заметила я. — Вы все-таки большой начальник, хотя и бывший… у вас наверняка есть дача…
— Нет у меня дачи, она… она жене досталась!
— Очень может быть… — согласилась я, — но есть же у вас какие-то родственники, друзья… любовницы, в конце концов…
На лице Мельникова появилось выражение вселенской скорби. Он тяжело вздохнул.
— В том-то и дело! Пока ты ходила за этим, — он показал рукой на турецкие «боксеры» и колбасную шкурку, — я сидел в шкафу и думал. И понял, что совершенно никому не могу довериться. Никому, кроме тебя. Родственники в основном дальние, друзья — никакие не друзья, а просто приятели, женщины… ну, о них лучше и не говорить. Вот такой неутешительный итог жизни!
— Не нужно пытаться меня разжалобить! — На этот раз я была глубоко возмущена этой тюфяковой позицией. — Мне действительно некуда вас спрятать! Что вы думаете — у меня три квартиры, купленные на фиктивные имена с целью наживы? Да я теснюсь в одной комнатке с матерью! Мне и без вас своих собственных проблем хватает!
Я не успела излить все свое возмущение, поскольку в дверь неожиданно постучали. Замерев на полуслове, я замахала на Мельникова руками. Он вскочил со стула и бросился к своему шкафу, по дороге сбросив со стола чашку. К моему удивлению, чашка не разбилась, только по полу расплескались остатки кофе. Все-таки какую прочную посуду выпускают трудолюбивые китайцы!
Антон Степанович втиснулся в шкаф, поспешно захлопнул за собой дверцы, и только после этого я повернула задвижку на двери кабинета и громко проговорила:
— Заходите! Открыто!
Дверь медленно открылась, и на пороге возник объемистый живот, обтянутый сиреневой трикотажной безрукавкой. Вслед за животом, в качестве бесплатного приложения к нему, появился невысокий человечек средних лет с обвислыми, как у бульдога, щеками и ежиком коротко стриженных седоватых волос. Это был наш завхоз Никита Виленович Барсуков, отставной майор строительных войск.
— Это у вас радио работало? — осведомился Барсуков, оглядевшись по сторонам.
Сообразив, что Никита Виленович услышал через дверь наши с Карабасом препирательства, я поспешно подтвердила:
— Да, радио, передача «Театр у микрофона».
— Современная пьеса, — с неодобрением произнес завхоз. — То ли дело раньше были спектакли! «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты», «Все остается людям»…
— А вы, собственно, по какому вопросу? — довольно невежливо оборвала я эту дискуссию о театральном искусстве.
— А мы, собственно, по вопросу текущего косметического ремонта. По графику подошла очередь вашего кабинета. — Он сверился с какими-то мятыми листками и ткнул в них коротким толстым пальцем с желтым от никотина ногтем. — Окраска стен, замена светильников, ремонт стенных шкафов…
Он осмотрел мой кабинет неодобрительным взглядом и добавил:
— Действительно, очень запущенное помещение! И чистоту в нем не поддерживаете на уровне… — при этом он покосился на залитый кофейной гущей пол.
— Ну, на то есть уборщица… — протянула я, — а ремонт здесь не так давно делали…
— Это не нам с вами решать! — строго проговорил завхоз. — Раз по графику положено — будем ремонтировать!
