Инспектор Скиннер сделала пометку.
– Продолжайте рассказывать. Что было дальше?
– Я немного погулял по округе. Я был ошеломлен и чувствовал себя беспомощным. А затем заметил, как прямо на меня идет муж Поппи – Терри Раттер! Он так громко топал, что я подумал: «Он спешит за мной», – но Раттер прошел мимо. Я вернулся к фургону и взял разводной ключ. В окне гостиной я видел Поппи. Она плакала. Я позвонил в дверь и встал у окна. В конце концов она меня впустила.
– И что было потом?
– Я дал Поппи еще один шанс, сказал, что сейчас мы можем убежать. Когда она отказалась, я ударил ее и продолжал бить, пока она не перестала двигаться. Теперь я понимаю, что такое совершить убийство. Поппи Раттер разбудила во мне убийцу!
– Для протокола: вы признаётесь в убийстве Поппи Раттер?
– Да, я ее убил.
– Вы убили ее в гостиной.
– На кухне. Подальше от любопытных глаз: с улицы все видно. Я собирался выйти сухим из воды.
Инспектор Скиннер по крайней мере минуту изучала свои записи.
– Расскажите, как именно вы ее убили.
Детектив заставила Йена Кокса восстановить сцену убийства, показать, какой рукой под каким углом он наносил удары, и описать положение тела после падения.
– Почему вы решили признаться именно сейчас? – спросила инспектор, когда все вернулись на свои места.
– Я признаю́сь ради Дина. Он вот-вот потеряет отца из-за преступления, которое я совершил. Это несправедливо! Как бы я ни ненавидел Терри Раттера, я не могу так поступить с Дином.
– Где сейчас разводной ключ?
– Я выбросил его в море, когда ехал обратно в Уэртинг. Могу показать на карте.
По пути домой Джим пересказал признание Йена. Бруно попросил отца дважды повторить, попутно задавая вопросы и уточняя значение слов.
– О чем ты думаешь? – спросил Джим, пока машина катилась по Сэнт-Эндрю-роуд.
– О разводных ключах, – ответил Бруно. – У нас есть такой дома?
– Возможно, а что?
– Не думаю, что Йен это сделал.
– Но он же признался! – воскликнула Хелен. – Дело закрыто.
– Он лжет, – ответил Бруно. – Его версия событий противоречит рассказу Терри Раттера.
– Зачем ему лгать? – спросила Хелен, глуша двигатель.
– Откуда у него вообще взялся разводной ключ? – спросил Бруно. – Он же продает лекарства!
– Может, у него течь в ванной? – предположил Джим.
– Мы можем поехать к нему домой? – спросил Бруно. – Я могу работать под прикрытием и выступить в роли слесаря!
– Он признался! – повторила Хелен. – И больше эти события не повлияют на летние каникулы!
– Разве он похож на убийцу? – задал вопрос Бруно. – Во что он был одет, когда признался?
– В кардиган и обувь для бейсбола.
Джиму понравилось выражение лица сына: глядя в зеркало заднего вида, мальчик скривился, словно съел кислую конфету.
– А вообще, бьют ли люди других людей разводными ключами? – спросил Бруно. – Он так и сказал: «бил»?
– Да. А какое слово употребил бы ты?
– И почему Поппи впустила его? – продолжал спрашивать Бруно.
– Ее только что изнасиловал муж, возможно, ей нужна была…
– Хватит! – закричала Хелен, напугав сына. – Простите, – произнесла она, взяв себя в руки. – Но вы делаете ситуацию еще хуже, чем она есть.
Члены семьи Глью вышли из машины и некоторое время стояли, глядя на дом Раттеров. Внешний вид здания начал меняться, красный кирпич потемнел. Казалось, дом наклонился вперед, так, словно отсутствие тепла и хозяев поколебало его нерушимость. Или же дома, стоявшие по соседству, трясли дом номер двенадцать за бока. А может, дома номер четырнадцать и номер десять больше не могли переносить присутствие воинственного соседа.
– Дин скоро вернется? – поинтересовался Бруно.
– Отцу Дина еще могут предъявить обвинение в изнасиловании. Даже если убийство и раскрыто, не жди, что твой друг скоро объявится.
Мальчик на мгновение задумался об обещании, которое дал Дину. Еще раз взглянув на соседский дом, он последовал за родителями внутрь собственного дома.
В гостиной мигала кнопка автоответчика. Мама предложила подогреть остывшую пиццу, но Бруно отказался. Сейчас ему хотелось посидеть одному в спальне наверху. Нарисовать новую карту и проанализировать полученную информацию. Также Бруно хотел снова и снова прокрутить в уме слова Йена Кокса. А больше всего на свете мальчик желал подержать разводной ключ, почувствовать тяжесть орудия преступления в своей руке.
Бруно видел, как мама прослушивала автоответчик, держа трубку у уха, затем переглянулась с мужем.
– Ну, что случилось? – спросил он.
Хелен села на диван возле сына.
– Плохие новости, Бру, – начала она, взяв руку мальчика в свою, словно приготовившись забрать из него всю печаль. – Звонила женщина с Сэмли-роуд, она увидела твое объявление о пропавшей кошке. Сегодня утром животное переехала машина. Эта кошка по описанию похожа на Милдред.
– Она умерла? – спросил Бруно дрожащим голосом.
– Да, Бру.
– А у этой кошки есть ошейник?
– Не знаю. Но, прежде чем эта женщина отвезет кошку к ветеринару на захоронение, она предлагает нам приехать и опознать животное. Что скажешь?
Бруно посмотрел на отца и получил грустное одобрение.
– Поехали, – решил мальчик и высвободил руку из маминой ладони.
Члены семьи Глью шли цепочкой: Джим впереди, за ним Хелен, замыкал Бруно. По дороге мальчик прислушивался к звукам, издаваемым живыми существами в округе: домашними питомцами, насекомыми, птицами. На крышах домов вопили чайки, во дворах завывали собаки.
Когда семья свернула на Сэмли-роуд, Бруно чуть не сорвался, прорываясь через торнадо комаров-дергунов: хлопанье их крыльев было невыносимым.
– Держи меня за руку, – сказала мама, когда они подошли к входной двери.
Бруно не послушался, взялся за дверной молоток и постучал; из дома донесся лай.
Дверь открылась, и Бруно узнал женщину, которая покупала сладости в магазине мистера Симнера.
Он видел, как она приобретает батончики из белого шоколада; она говорила, что это для ее собаки по имени Крошка. Бруно, так вежливо, как только мог, сказал, что шоколад – яд для собак и кошек и может привести к учащенному сердцебиению, обезвоживанию и проблемам с пищеварением.
В ответ из уст дамы прозвучал смешок, и она поблагодарила мальчика за медицинский совет. Затем женщина проконсультировалась с Крошкой, спросив, повлияет ли эта информация на ее вкусовые предпочтения. Йоркширский терьер при виде сладкого залился восторженным лаем. Женщина заплатила за шоколад, вышла из магазина и с трудом оттащила собаку от витрины, украшенной к Пасхе.
– Мы пришли, чтобы опознать Милдред, – сообщил Бруно, едва сдерживая страх.
– Она лежит возле гиацинтов.
Женщина представилась как миссис Колман. Если она и узнала Бруно, то никак этого не показала.
– Идите через сад. Извините за беспорядок. Крошка заполучила мишек моего внука, и теперь весь сад в распотрошенных игрушках.
Женщина провела гостей по викторианскому дому, который был очень похож на жилище семьи Глью, разве что стены были выкрашены в сиреневый цвет и везде пахло псиной.
Стены коридора были украшены фотографиями Крошки. Некоторые были любительскими: Крошка выбегает из озера или несет теннисный мяч. Другие – явно студийные: миссис Колман и собака сидели рядом, словно муж с женой. Модель со всех этих фото было отлично слышно и за закрытыми дверями гостиной. Силуэт заливающейся лаем собаки был виден через стеклянную дверь: Крошка подскакивала вверх-вниз, как на трамплине.
– Не обращайте внимания на Крошку, – сказала миссис Колман. – Гости крайне волнуют ее… впрочем, ее все чрезмерно волнует.
– Она кормит собаку шоколадом, – прошептал Бруно родителям, следующим за ним, – а это делает ее убийцей собак!
– Тише, – сказала мама и подтолкнула мальчика, чтобы он следовал за миссис Колман через кухню.
На патио посредине стола стояла картонная коробка, сверху на всякий случай лежал кирпич.
– Я вас оставлю, – с сочувствием в голосе сказала хозяйка дома. – Я немного привела ее в порядок, надеюсь, вы не против.
Члены семьи Глью сгрудились вокруг коробки.
Джим взялся за кирпич, но Бруно остановил его:
– Позволь мне.
– Будет лучше, если ты этого не увидишь, – ответил отец.
Но мальчик настоял, вертясь между отцом и коробкой.
Бруно снял кирпич и открыл крышку. Затем заглянул внутрь.
Комок в форме кошки был накрыт синим кухонным полотенцем. Бруно отогнул его и изучил рыжую шерсть. Белые носочки. Белый животик. Он искал черные усы Милдред…
Прежде чем родители успели отреагировать, мальчик выскочил как ошпаренный. Вихрем пролетел по дому, по Сэмли-роуд, через Эдбертон и вверх по Сэнт-Эндрю-роуд. Вбежав к себе в комнату, он бросился на подушки и разрыдался. Вместе со слезами выходило напряжение последних дней. Бруно громко всхлипывал.
