«Я иду по стопам полицейских оперативников и окажусь в тупике… вместе с ними, – подвела Астра итог сегодняшнего дня. – Неутешительно. Еще один день прошел впустую. Я ни на йоту не продвинулась вперед. Правда, появилась вторая подозреваемая, кроме Дины: рыжеволосая незнакомка. Вполне вероятно, что она ни при чем. Я делаю именно то, чего ждет убийца, – топчусь на месте!»
Раздосадованная, она вылезла из воды, насухо вытерлась, закуталась в махровый халат и достала зеркало. Его золотистая глубина манила неизведанным, куда можно уйти и не вернуться; его блеск утомлял глаза.
Астра встала, прошлась туда-сюда, принесла все свечи, которые смогла отыскать у Карелина, расставила на столе и зажгла. Язычки огня породили в зеркале багровое зарево.
– Дай мне подсказку, – шептала она.
Безмолвие было ей ответом. Золотая рыбка шевельнула волнистым хвостом и растаяла в туманном овале. Или показалось?
Затворившись в Богучанах, Астра прочитала о зеркалах все, что было среди книг хозяев дома, который она снимала, и в местной библиотеке. Если верить одной старинной легенде, зеркала – это мир зачарованных существ. Когда заклятие потеряет силу, они пробудятся, и первой проснется Рыба.
– Так, хватит! – оборвала она себя. – Ты не о том думаешь!
– Разговариваешь вслух?
Астра подскочила от неожиданности, обернулась. Сзади стоял улыбающийся Карелин.
– Я купил шоколадный торт. Пошли праздновать. Вижу, свечи уже горят, осталось накрыть стол к романтическому ужину.
Она так засмотрелась в зеркало, что не слышала, как он пришел.
– У нас какое-то торжество?
– Будем отмечать твои сегодняшние успехи на ниве частного сыска.
– Похвастаться нечем, – уныло призналась Астра. – Даже зеркало объявило забастовку.
Она поделилась с Матвеем жалкими крохами сведений, которые совестно было назвать информацией.
– Да, не густо, – согласился он. – Ничего. Завтра тебе повезет больше.
– Ты знаешь такого художника, Игоря Домнина?
– Что-то слышал. Скандальная личность.
– Не мешало бы познакомиться поближе с его творчеством.
– Звони Отрогиной и проси, чтобы она устроила экскурсию по галереям, – посоветовал Матвей. – Заодно потрешься в богемных кругах, ощутишь дух этих людей. Хочешь, я с ней договорюсь?
Астра отрицательно мотнула головой.
– Не-а. Тут нужен более тесный контакт. Меня интересует не богема, а Домнин. Время поджимает. Скоро Сфинкс начнет охоту за Теплинским. А тот отправился в предвыборное турне по области.
– Ты художника подозреваешь?
– Нет. Просто больше не за что уцепиться. Теплинский заказывал ему портрет жены…
– А Никонов?
– Дина это отрицает. У меня нет оснований ей не верить. Но я не имею понятия, что еще предпринять!
– Закажи ему свой портрет, – невозмутимо произнес Матвей. – Появится повод поговорить с глазу на глаз. Будешь позировать и попутно выведаешь все, что необходимо.
– Слу-ушай, а это идея! – со свойственной ей непосредственностью воскликнула Астра и повисла у него на шее. – Спасибо! Скажу папе, что хочу портрет в подарок на Восьмое марта.
Карелин не ожидал испытать прилив желания от ее близости и, скрывая неловкость, сказал:
– Денег сей живописец берет немерено.
– Ерунда.
Она тут же схватила телефон и набрала номер отца. Господин Ельцов был приятно удивлен. В кои-то веки дочь сама определилась с подарком, не придется ломать голову.
– Игорь Домнин дорогой художник, – сказала она. – Запросит, наверное, кучу бабок.
– Мы можем себе это позволить, – усмехнулся Ельцов. – Думаю, сойдемся в цене. Не каждый день я заказываю портрет любимой дочери.
– Папа обещал! – просияла она, глядя на Матвея. – Ты молодец.
Радость на ее лице быстро сменилась озабоченностью.
– Почему убийца выбрал яд? Не пистолет, не нож, не веревку, не молоток, в конце концов?
– Тут и гадать нечего, – сказал Карелин. – В переводе с греческого слово «сфинкс» образовалось от глагола сжимать, удушать. Сфинкс, посланная богами в Фивы, сжимала своих жертв в страшных объятиях. Душительница! Не каждая женщина способна удавить здорового мужчину, который не пьян и не спит. Другое дело яд, который действует так же, а хлопот почти никаких…
Александрина Домнина в ужасе ожидала представления публике новой скандальной картины, на которой некоторые безошибочно узнают ее, Санди… легкомысленную златокудрую кокотку. Она не обольщалась насчет того, как ее величают в определенных кругах.
О, как она возненавидела проклятого пасынка и… как она желала его! Своим насилием мерзавец распалил ее неукротимую сексуальность и оставил неудовлетворенной. Кто теперь сможет потушить этот пожар?
– Он мне заплатит, – в ярости кусала она подушку. – Только его смерть утолит мой любовный голод! Я задушу его, глядя, как наливаются кровью его бесстыжие глаза, как выкатываются из орбит…
Она заливала возбуждение алкоголем, но водка и коньяк, казалось, лишь подпитывали бушующий в ее лоне огонь.
Каждое утро она звонила художнику, тот не брал трубку. Тогда Санди велела Мурату набрать номер Игоря со своего телефона.
– Ублюдок! – завопила она, заслышав его голос. – Если ты посмеешь выставить картину, я убью тебя. Я оболью полотно кислотой! Я…
Домнин отключился, а мачеха заливалась злыми слезами и поносила его на чем свет стоит.
– Успокойся, – уговаривал ее Мурат. – Чего ты бесишься, не пойму? Подумаешь, Игорь написал тебя обнаженной! В музеях и картинных галереях висят сотни подобных картин. Художникам этого не запретишь.
– Он раздел меня, связал, вымазал краской и заставил позировать! Почему ты не убьешь его? Мужчина ты или нет?
– С таким же успехом Домнин мог написать тебя по памяти. Твои формы угадываются под любой одеждой. К тому же ты сама залезла в его мастерскую. Он тебя туда не приглашал, насколько мне известно.
– Я искала его завещание, – тигрицей металась по комнате Александрина. – Он нарочно придумал, что прячет его там, в коробках с красками и мелками; нарочно громко говорил об этом. Он заманил меня своим враньем!
– Зачем ты подслушивала?
– Заткнись! – исходила она бессильным гневом. – Может, дашь мне денег на одежду и украшения? На какие средства, по-твоему, мы живем, ужинаем в ресторанах, ездим по заграницам? На твои?
– Ты меня попрекаешь деньгами?
– Лучше бы подумал, как их заработать.
– Я не вор и не убийца.
– А я, значит, воровка! – взвилась Санди. – И убить для меня раз плюнуть!
– За каким чертом тебе понадобилось его завещание? Игорь не собирается умирать. Может, ты решила ему помочь?
– Если и так, то что, бросишь меня, да? Прежде чем брать грех на душу, надо удостовериться, кому достанется имущество. Есть ли шанс заполучить его деньги, недвижимость и права на картины?
– Мне страшно тебя слушать, – сказал Мурат. – Ты не рехнулась часом?
Александрина любила этого смуглого мальчика, ее связывала с ним не одна только постель. Игоря она жаждала, но вспыхнувшая неистовая страсть, как уже не раз бывало с другими мужчинами, получив удовлетворение, иссякала, оставляя после себя пустоту. А к Мурату ее тянуло вновь и вновь. Иногда она чувствовала себя его старшей сестрой и свою связь с ним кровосмесительной…
Фрейд сошел бы с ума, пытаясь расставить все по полочкам в ее сумасбродной душе. Сама она ни за что не взялась бы за сию безнадежную задачу. В этих душных, горячих тропических джунглях пришлось бы прорубать путь острым, как бритва, мачете.
Мурат догадывался, каким способом она добывает деньги, но молчал. Санди не станет его слушать, она рабыня своих прихотей, завороженная звоном монет. Эта златокудрая вакханка не торгует собственным телом, она приносит его на алтарь Эроса и требует взамен богатых подношений. Скупердяям не место в храме любви.
«С меня она не берет ничего, кроме ласк, – подумал он. – Наоборот, щедро одаривает. Я должен наказать Игоря за то, как безобразно он обошелся с ней. Может, дать ему пару раз по физиономии?»
– Никонов тоже не жаловался на здоровье, – заявила она. – Он был молод, полон сил и творческих планов. И где он сейчас? А Игорь что, заговоренный? Если он вытворяет с женщинами то же, что со мной, какая-нибудь обязательно с ним поквитается. Будь уверен!
– Натурщицы, которых он приглашает, не жалуются, – заметил Мурат. – Ты переспала с Никоновым? – вдруг спросил он, опуская глаза.
– Ревнуешь?
– Куда ты ходила перед концертом? Я думал, ты в дамской комнате, ждал, ждал. Мы даже не вошли в зал!
– Чего туда входить? Раз маэстро скончался.
– Ты как будто знала…
Александрина грациозно уселась и заложила ногу на ногу. Полы шелкового домашнего платья разошлись, высоко открыв ее идеальные бедра. Она бы прекрасно смотрелась на обложке «Плейбоя». Тридцать восемь лет пролетели, не коснувшись ее великолепного тела.
