к нему становился Сигюрвин. Йоурунн сказала, что не знает, отчего отношения между ними стали такими сложными. Сигюрвин мог быть абсолютно бескомпромиссным. Она рассказала, что как-то спросила его, почему бы им с Хьяльталином не устроить все так, чтоб в итоге оба остались довольны, но он ответил, что они договаривались о зарплате по-честному, без всякого обмана и мухлежа, а если Хьяльталину кажется, будто он забыл про договор, то это его проблемы.
– А скажите мне вот что, – спросил Конрауд, когда они уже довольно долго проговорили. – Незадолго до смерти к Хьяльталину в больницу кто-то приходил. Там видели, что у него сидела женщина. Вы об этом что-нибудь знаете?
– Нет.
– Это были не вы?
– Я?
– Вы к нему не ходили?
– Нет. А зачем? Между нами ничего недосказанного не было.
– Конечно, не было, – согласился Конрауд и замял этот вопрос. Значит, это была какая-то другая женщина.
– Сигюрвин был хороший парень, – произнесла Йоурунн после долгого молчания. – Он не заслужил такой участи. Никто такого не заслужил.
– Это уж точно, – согласился Конрауд.
– Мне он всегда казался эдаким скаутом, каким он когда-то хотел стать, – сказала Йоурунн. – Всегда готов прийти на помощь. Да и просто милый. Милейший человек, брат и сын.
– Сигюрвин был в скаутской организации? – спросил Конрауд. Он не мог припомнить, чтоб раньше это слышал.
– Наверно, нельзя так сказать. Он с большим энтузиазмом записался в скауты, но продержался там, по-моему, от силы года два.
– И все?
– Да. Ему стало скучно, и он быстро бросил.
– А сколько ему было лет?
– Где-то десять-двенадцать. Но не больше.
Йоурунн посмотрела себе в ладони.
– Хорошо, что его нашли. Эта неизвестность насчет того, где он и как он… она меня постоянно грызла. С тех самых пор, как он пропал, я каждый день думала о нем и… Вы и представить себе не можете, как… какое это облегчение, что он наконец нашелся.
17
Старик, опирающийся на ходунки, медленно ковылял к своей комнате в доме престарелых в сопровождении Конрауда. Когда Конрауд потревожил его, он сидел в столовой над вареной пикшей с картошкой. Они раньше не особенно общались. В былые времена Конрауду порой давали разбирать его дела: кражи, подделка документов, контрабанда алкоголя. Одно время он запил и пополнил собой число городских бездомных – но ему удалось это преодолеть: он вступил в христианскую организацию, ходил на их собрания, обещал самому себе исправиться. Тогда-то он и поступил на работу в фирму Сигюрвина. Он водил фургон, выполнял разные поручения и, как потом выяснил Конрауд, был на хорошем счету. После исчезновения Сигюрвина в фирме были сделаны преобразования, а чуть позже он уволился оттуда и стал работать на муниципалитет. Его «минута славы» настала, когда он выступал в качестве главного свидетеля по делу Сигюрвина, но ему самому она не понравилась, и он потом часто говорил, что лучше бы в тот самый вечер не слышал ни звука.
Звали его Стейнар. Старость не пощадила его, здоровьем он был слаб, но он был общителен и сохранил прежнюю ясность ума. Он тотчас узнал Конрауда и понял, что тот в очередной раз пришел расспрашивать его о последней ссоре Хьяльталина с Сигюрвином на автостоянке.
– Я вас почти ждал, – сказал старик, когда они наконец добрались до его комнаты. – Раз уж его все равно пришлось доставать из этого ледника…
Он отставил ходунки и плюхнулся на кровать. Его одежда: рубашка с нечетким узором и потертые синтетические штаны, – казалась на его иссохшем теле на несколько размеров больше. Он давно не брился, и волосы, когда-то густые и пышные, теперь были тускло-серые, жидкие и с перхотью.
– А нельзя было оставить его в покое: пусть лежит, где лежал? – спросил Стейнар и провел рукой по голове, словно по старой привычке приглаживая волосы.
– Разумеется, кое-кому именно этого и хотелось бы. Я подумал: когда Сигюрвина обнаружили на леднике, не пробудило ли это у вас каких-нибудь новых воспоминаний?
– Я об этом деле уже и думать перестал, – ответил Стейнар, – так что, когда я услышал новость, что Сигюрвина нашли, мне аж не по себе стало.
– По-моему, на леднике его никто не ожидал, – сказал Конрауд.
– Нет, вы там у себя в полиции не сообразили, что так может быть, – заметил Стейнар не без радости. – Вы снова начали расследовать это дело?
– Я в полиции больше не работаю, – сказал Конрауд. – Мне просто самому любопытно стало. Если не хотите, можете не отвечать.
– Больше не работаете? Из-за возраста?
Конрауд кивнул.
– Значит, вы скоро и сюда попадете?
Конрауд порой задумывался о том, что ему предстоит закончить свои дни в доме престарелых – и такая мысль его не вдохновляла. Он заметил, что Стейнар жил в комнате для двоих. Конрауд не представлял себе, каково это – провести последние дни жизни в одном помещении с кем-то другим. Даже у арестантов на Литла-Хрёйн камеры и то были одиночные.
– Как знать, – улыбнулся Конрауд. – Я знаю, что в течение многих лет вас постоянно спрашивали об одном и том же, но сейчас поступили новые сведения, так что я решил поговорить с вами.
– А вам-то что до них, раз вы ушли на пенсию?
– Я долго работал над этим делом, – ответил Конрауд. – Наверное, это у меня хобби такое. Не знаю. Когда вы услышали об этом леднике, о чем прежде всего подумали?
– Что Хьяльталин его чертовски хорошо спрятал. Хотя ему и пришлось для этого изрядно попотеть.
– А вы не помните, на фирме у Сигюрвина говорили о ледниках? Может, там кто-нибудь увлекался поездками по ледникам, по высокогорью? У кого-нибудь был джип для таких поездок? Может, на таком джипе какой-нибудь клиент приезжал?
Стейнар задумался, почесывая в затылке.
– Нет, не могу сказать. Да и спрашивать человека через столько времени – это как-то не совсем по-честному. Я так отвечу: никого с таким джипом в окружении Сигюрвина я не помню, да я с ним, конечно, и знаком не был, я на эту работу устроился через одного своего родственника, который знал там одного мастера. Когда это все произошло, я там был еще новичком.
– Сперва вы не хотели рассказывать о том, что знали. Об их ссоре.
– Так я же не трепло. И вообще, это было не мое дело. Вот совсем не мое.
Конрауд вспомнил, как Стейнара допрашивали в первый раз как свидетеля по этому делу. Тогда в полицию поступил анонимный звонок, где сообщалось, что в тот вечер, когда в последний раз видели Сигюрвина, слышали, как Хьяльталин и Сигюрвин ссорятся,
