– Веди себя прилично, прекрати двигать стул!
– Я только хотел спросить… – зашептал Артем у самого ее уха, обдавая дыханием ее щеку и шею. – Сколько времени мы с тобой знакомы?
София обернулась, «растопырив» глаза «во все стороны»:
– Это так необходимо выяснить именно сейчас?!
– Полгода, – сам же Артем и ответил. – У нас уже стаж.
– При чем здесь стаж? – зашипела София, как нормальная скандалистка, которой не нужен лишний повод для скандала. – Еще со сроком сравни (а сама-то сравнила со сроком в тюрьме свою жизнь с Борькой!). Не мог бы ты посидеть молча и не мешать ни мне, ни Маркелу Кузьмичу?
Окончательно разозлившись, она откинулась на спинку стула, намеренно задев ею по рукам Артема (хоть как-то выместив свою злость на нем); он, естественно, убрал руки. А что, собственно, произошло, с чего это она так разошлась? Еще вчера, когда они оба флиртовали напропалую, все было в порядке, сдвигов по фазе у нее не наблюдалось. А сегодня, когда София решила перечеркнуть этот затянувшийся флирт, у нее вдруг запротестовали гормоны! Пожалуй, они просто взбесились, потому что Софию автоматически вышибало из равновесия, когда этот тип был рядом. А какое было первое впечатление от него? Бандит, браток, баобаб, бревно! Он и есть бесчувственное, твердокожее бревно! Чем же околдовал Софию? Обаянием? Рожа у него действительно обаятельная, да и сам… брутальный, как сейчас говорят. Наверное, это означает – невыносимый. Точно! Брутальность Артема – в его невыносимости…
Нежданно-негаданно София почувствовала настоящий ожог на шее, то есть его губы. В те времена, когда она была без ума от Борьки, ничего подобного она не испытывала, а сейчас словно раскаленная струна с головы до ног пронзила ее от прикосновения губ Артема. София резко выпрямилась. На обеих ее щеках горело по яркому факелу, из-за этого она вообще ничего не видела, кроме каких-то расплавленных пятен перед глазами, слава богу, слышала голоса.
– Сколько тебе лет, Алина? – спросил Маркел Кузьмич у девушки.
– Девятнадцать.
– Где ты живешь?
– В Луганске.
– Как же ты попала к нам, в другую страну?
– Меня забрал Раф.
– Раф – это фамилия?
– Нет, я думаю, просто – Раф.
– Почему он тебя забрал?
– Мы ехали на машине к сестре и не доехали. Пересекли границу, наступил вечер, и мы остановились заночевать в кемпинге…
– Ты куда?
Мать встала на пути у дочери, не давая ей пройти. В последнее время они часто ссорились по таким пустякам, которые мгновенно забываются, а вот сама ссора и обидные слова почему-то помнятся долго и во всех подробностях. Поссорились мать с дочерью и на границе, оставшуюся часть дороги они не разговаривали. Папа еще пытался шутить, мол, у мамы климакс, поэтому она такая нервная, а у дочери формируется характер, и, как любой взрослеющий зверек, она самоутверждается при помощи проявлений агрессивности. Но ссора ссорой, а о безопасности дочери мать и правда заботилась, ведь было уже поздно, кемпинг стоял метрах в пятистах от проезжей дороги, фактически в лесу.
– Жарко, – ответила Алина. – Кондиционера тут нет, холодильник не работает, душ черт те где, и я иду туда. А потом посижу на воздухе, иначе я умру от теплового удара.
Конечно, сказано это было с отпором, будто разговаривала она не с матерью, а с врагом. Мать готова была взорваться, но отец, тонко чувствовавший приближение грозы, взял жену за плечи:
– Девочки, давайте из мухи не будем делать проблемы. Да, тут очень жарко. Пусть она идет в душ, здесь же пустынное место, хулиганов нет.
Алина вышла из номера, услышав резкий тон матери:
– Не смей принимать ее сторону, это портит твою дочь! (Она всегда во время ссор говорила мужу про Алину «твоя дочь», словно сама не имела никакого отношения к ней. Это Алину бесило!) Ей же слова нельзя сказать, хамит все время…
– Пройдет с возрастом.
Алина выбежала из одного сарая и забежала в другой, где имелся общий душ. Ее слегка стошнило в отделении перед душевой комнатой, до того здесь было противно. К счастью, Алина захватила с собой вьетнамки, иначе она ни за что не стала бы тут мыться. Но помыться полностью ей не удалось – горячей воды не было, зато за «сервис» они берут такие деньги! Девушка облилась холодной водой, натянула халат, голову замотала полотенцем, выбежала на улицу. Вокруг – никого. Она села на скамейку и достала сигаретки. Оглядываясь по сторонам, чтобы ее не засекли родители, закурила, отчего ее снова затошнило. Понюхав полотенце и халат на плече – они, к счастью, не воняли табаком, – Алина подскочила и побежала в двухэтажный домик. Нет, снаружи эти два сарая смотрелись нормально, а вот внутри – жуть!
Лампочка на лестнице, видно, перегорела, в потемках Алина поднялась на второй этаж, где ее удивила открытая дверь в номере. Она вошла. Первая комната была темной, из второй шел слабый свет. Алина услышала странную возню.
– Папа! – позвала она. Возня прекратилась, но что-то было не так, по ощущениям – не так. – Па!
Внезапно ее кто-то схватил со спины, под грудью, поволок, бросил на кровать. Алина ничего не понимала, все происходило очень стремительно, но когда на нее улеглось какое-то вонявшее лошадиным потом существо, когда она увидела прямо перед своими глазами незнакомую омерзительную рожу, она поняла все и закричала:
– Мама!
Несмотря на все ссоры, на пике опасности зовут все-таки маму, но вместо ее появления на Алину обрушился удар, а следом за ним все исчезло…
Очнулась она на рассвете от болей в паху. Долго вспоминала – откуда взялась кровь, так и не вспомнив, двинулась в комнату родителей, увидев слабый свет. И там ее начало трясти все сильнее и сильнее. Алина ходила вокруг окровавленных тел своих родителей и шептала:
– Вот откуда кровь… Надо что-то делать… куда-то бежать… и сказать… А кому? Надо подумать…
В таком состоянии ее и нашли. Отвезли в больницу районного центра. Позже к ней пришло осмысление произошедшего, а с ним вместе – глубокая депрессия. Но однажды приехал муж сестры, и Алина заговорила, потому что он был ее спасением в этом кошмаре. Гриша забрал ее из больницы, посадил в машину и полдороги нервически уговаривал Алину:
– Ничего, ничего, все уже прошло. Тебя подлечат, и будет…
– Где мама с папой? – впервые за несколько дней спросила Алина.
– Ничего, ничего… – долдонил он. – Мама с папой? А, они… мы позже об этом поговорим.
А за городком, похожим на деревню, их ждала другая машина. Гриша остановился, обошел свой автомобиль и открыл дверцу:
– Алина, выходи. Это врачи нас ждут. Ты поедешь с ними в клинику, а я должен отвезти в больницу твоих родителей.
– Они живы?!
– Живы, но без сознания. Их положение отнюдь не безнадежно. Поезжай, пожалуйста, с врачами, мы с Кристиной завтра приедем к тебе.
– Они не приехали, – заплакала Алина. – Я ждала, а они не приехали! Потом Раф сказал, что Гришка отдал ему меня. А Сапа меня лечил…
– Спокойно, – мягко сказал Маркел Кузьмич. – Кто такой Сапа?
– Так его при всех называл Раф, а наедине и при своих он – Сапсан.
– Довольно. Сейчас ты проснешься…
– Сапа-Сапсан, Раф… – шепотом произнес Артем. – Это клички! Ладно, пробьем по базе.
– Какая гадость, – процедила София. – И Гришку этого тоже пробей, мне хочется посмотреть на его подлую рожу!
– Фамилия нужна, – вздохнул Артем.
Тем временем Алина таращила испуганные глазищи и потягивалась, принимая сидячую позу после лежачей.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Маркел Кузьмич.
– Нормально…
– Ты помнишь, о чем ты только что рассказывала? – Она как-то боязливо закивала, сглотнула. Маркел Кузьмич налил в чашку воды и подал ей. – Ну, вот и хорошо, человек должен знать самого себя. Сейчас тебя покормят, ты переоденешься и поспишь. Иди.
После ее ухода наступила тяжелая, гнетущая пауза, тишина просто давила на барабанные перепонки. София, наконец, ее нарушила:
– Маркел Кузьмич, почему вы до конца не выслушали ее?
– Потому что, милая София, она переживала все это заново, а психическое состояние Алины – весьма тяжелое – надломлено. Длительные сеансы опасны для нее и количеством, и качеством ее переживаний.
– А почему она ничего не помнит? – спросил Артем.
– Я впервые столкнулся с таким уникальным случаем, когда то, что я отрицал на протяжении всей своей жизни, приходится… нет, не признать, а попытаться сначала понять это. Дайте мне время, Артем, я должен во всем разобраться.
– Даю, – развел тот руками: мол, я вынужден вам его дать, хотя меня лично это и не устраивает. – И еще, док, сделайте одолжение, узнайте у Алины все фамилии.
