— Какой же? — из вежливости поинтересовался Пашков.
— Есть у нас идея открыть собственное издательство. Вот вам моя визитка. Звоните в понедельник или во вторник. Нам нужно с вами обязательно встретиться и все обсудить. Может быть, удастся найти общий язык. А теперь извините меня — я на пару минут должен украсть у вас Константина Евгеньевича. Верну с процентами!
Пашков проводил взглядом удаляющуюся парочку и налил себе водки; к виски у него не было привычки, вкуса его не понимал и выпил только из солидарности с Костей, который, как многие дипломаты, предпочитал именно его.
Если Сошанский прав, а, скорее всего, так оно и есть, потому что вопросом он владеет и, как опытный дипломат и политик, за свои слова привык отвечать и врать или выдумывать ему не было смысла, то Молочков не та фигура, которой можно серьезно опасаться как возможного обладателя губернаторского кресла. Есть, по крайней мере, один штришок в его биографии, одного намека на который хватит, чтобы тот сам снял свою кандидатуру. Это будет прилично и без ненужного шума, который неизбежно повлечет за собой убийство, благодаря жадным до сенсаций газетчикам ставшее громким. Нет ничего проще сделать из мертвого героя. Невинно убиенный, бескомпромиссный борец за идею, и так далее. Сейчас не так важно, кому это надо и для чего, хотя ответ на этот вопрос может потребоваться уже скоро. Понятно, что предложенная заказчиком мотивировка даже при самом приблизительном, поверхностном анализе не выдерживает никакой критики. И еще более очевидным становится то, что используемого в темную Матвея сделают крайним. Его, по сути, используют как примитивного киллера. Ну разве что очень хорошо оплачиваемого. Спору нет, работенка хорошая: прицелился, нажал на курок — и гуляй себе, трать заработанные тяжелым трудом денежки. Есть только одно «но». Почти всегда такого легкотрудника находит милиция — либо с пулей в затылке где-нибудь в канаве, либо для того, чтобы отправить в тяжелые для организма края, отличающиеся суровым климатом, на весьма продолжительный срок, и то только в том случае, если страна будет соблюдать мораторий на отказ от применения смертной казни. Ясно, что Матвея надо вытаскивать из капкана, в который он сам себя затащил. Только вот как? Вряд ли в этой ситуации возможен простой отказ. Скорее всего на данном этапе такой ход назад не поощряется.
— Добрый вечер, прозвучал над его ухом женский голос, отвлекая его от непростых размышлений. — Пьете в одиночку?
— Пока только собираюсь, — ответил Пашков, показывая на полную рюмку и, подняв голову, рассматривал стоявшую напротив него женщину.
Лет двадцать пять, миловидная, может быть, даже красивая — смотря на чей вкус, — волосы уложены в красивую прическу, с виду не вычурную, но явно прихотливую, над которой кому-то пришлось немало потрудиться, элегантное и явно очень дорогое платье, из-под которого видны были красивые икры и изящные лодыжки. Первое мимолетное впечатление о том, что это может быть подарком хозяев гостям — то, что называется путанами, быстро рассеялось. Это явно была светская дама. Впрочем, чего только в жизни не бывает.
— Вы не предложите мне сесть? — спросила она, прерывая затянувшийся процесс взаимного разглядывания.
— Да, конечно.
Пашков вскочил со своего места, отодвинул соседний стул и подставил его под соблазнительный зад, отчетливо обозначившийся под обтянувшей его тканью платья. Подобная галантность была Пашкову не свойственна.
— Спасибо, — довольно небрежно поблагодарила дама, одарив его взмахом накрашенных ресниц. — Что пьем?
— Водку. Но вам могу предложить на ваш вкус из того, что есть, — он показал на тесно сдвинутые бутылки посреди стола, которые должны были обозначать порцию, отмеренную хозяевами для своих гостей.
— Тогда шампанское. Сможете открыть так, чтобы не облить меня с ног до головы? Или стоит позвать официанта?
— Давайте попробую. Если меня постигнет конфуз и мне придется брать на себя расходы по химчистке, то, по крайней мере, будет повод для продолжения знакомства.
— Вы ловелас, да?
— Иногда. Впрочем, как и подавляющее большинство мужчин. Но вам, наверное, нет смысла об этом рассказывать.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что, когда я вижу красивую женщину да еще и без спутника, я думаю, насколько ей приходится тяжело, отбиваясь от разного рода приставаний и предложений. Впору иметь личного телохранителя.
— У меня есть. Но я подумала, что тащить его сюда было бы глупо. Теперь мне кажется, что я ошиблась.
— Эту ошибку всегда можно исправить. Не думаю, что вы отпустили его дальше чем на десять шагов от подъезда.
Пашков удержал пробку, готовую вырваться под давлением газа, и тихонько стравил их. Собеседница с любопытством на него смотрела, не делая при этом попытки отодвинуться и тем самым попытаться спасти свое платье и прическу, как на ее месте поступили бы подавляющее большинство женщин.
— Вы ловко управляетесь, — похвалила она, когда Пашков разлил шампанское по бокалам. — Большой опыт?
— Просто я быстро учусь. А вы язва, как я погляжу.
— Зато вы — нахал.
— Ну что ж, неплохой повод для знакомства. Меня зовут Виталий Николаевич.
— Вот уж воистину… Ладно. Ирина Витальевна. Или госпожа Вертинская.
— Уж не внучка ли знаменитого певца?
— Даже не однофамилица, — без запинки, отработанным речитативом парировала она, но спустя секунду, как бы опомнившись, пояснила: — Это фамилия мужа.
— Знаменитая фамилия, и все вам при знакомстве задают один и тот же вопрос, а если не задают вслух, то очень хотели бы. Так что посочувствовать вам можно вдвойне. Автографы не просят?
— Что-то вы уж совсем меня зажалели. Еще я ногу на прошлой неделе подвернула…
— Ну-у, это, скорее, не ко мне. Ко врачу или к телохранителю. Ведь это он в случае чего должен носить вас на руках?
— На руках меня должен носить не телохранитель, а муж.
— Тем более, — проронил Пашков, теряя интерес к разговору с взбалмошной дамочкой, больше напоминающему пикировку двух привычно несимпатичных друг другу людей, что было совсем ему не свойственно, особенно в отношении женщин. Ему становилось как-то тоскливо от этой ненужной перепалки, и появилась мысль уйти отсюда, тем более что он все необходимое уже узнал. Было только неудобно перед Костей, который пригласил его из самых лучших побуждений и наверняка расстроится, когда не обнаружит его на месте, хотя сам поступил по-свински, бросив его тут одного. Он с тоской посмотрел в ту сторону, где скрылся Сошанский, решая вставшую перед ним моральную проблему.
— Вы не нальете мне водки? — неожиданно спросила Вертинская, отвлекая его от размышлений.
— С удовольствием, — ответил Пашков, хотя никакого удовольствия не испытывал, а просто произнес заученную формулировку, наиболее в данном случае подходящую.
— Давайте мы, знаете, за что с вами выпьем? За вас! Я поднимаю тост за вас.
— Спасибо. Только за что такая честь?
— Вы полагаете, что это честь? Ладно, отвечу. Только сначала выпьем.
Пашков опрокинул в рот давно наполненную рюмку и с удовольствием закусил. По соседним столам уже начали разносить горячее, и до него долетали соблазнительные запахи жареного мяса. После выпитого появился аппетит, и не стоило упускать момент для его удовлетворения. Или прекращать пить.
Неожиданно откуда-то сзади появился Сошанский.
— Ирина! Вот это сюрприз так сюрприз! Не ожидал, что устроители посадят нас за один столик. Вы уже познакомились? Это Ирина Витальевна, почти что твоя тезка. Супруга — причем очаровательная — очень уважаемого человека. А это Виталий… Как тебя по батюшке? Никитович! Виталий Никитович. Мой старинный товарищ и известный писатель.
— Мы уже познакомились, — несколько запоздало сообщил Пашков, только теперь сумев вклиниться в напористую речь приятеля, который, пока отсутствовал, успел уже принять дозу, а то и не одну.
— Отлично. За что пьем?
— Только что пили за меня. Теперь нужно сделать алаверды, но сначала мне пообещали сообщить причину, побудившую провозгласить предыдущий тост.
— Вы правда известный писатель?
— По поводу известности некоторые сомнения есть, а в остальном чистейшая правда.
— Тогда можно считать, что это за ваши творческие успехи.
— Ладно, хотя это и неправда, — согласился Пашков, про себя подумав, что гремучая смесь водки с шампанским до добра не доведет.
Появился официант с подносом и поставил перед ними тарелки с дымящимся мясом, источавшим умопомрачительный аромат.
— Это кстати! — воскликнул Сошанский. — Наливаем, а я произношу тост.
И он завернул витиеватый спич минуты на три, сводившийся к тому, что пить они будут за красоту, ярким воплощением которой является Ирина.
