Внезапно нахлынувший страх за своего ребенка заставил Веронику очнуться. И пусть причиной тому было чрезмерно богатое воображение, она физически ощущала исходящую от письма опасность. Каждая строчка сочилась ядом. Поддавшись наваждению, Вероника скомкала листок и кинулась к раковине. Остервенело намыливала ладони, пытаясь смыть токсичную заразу, и погружалась в густой молочный туман, уносивший ее на много лет назад. В тот маленький дачный домик, куда она приехала после звонка Вениамина. И где увидела мертвую Тамару…
Миллиметр за миллиметром Вероника восстанавливала в памяти канувшую в Лету картину. Шаг за шагом, все дальше в прошлое, покуда в темной глубине не замаячила почти разрушенная временем тайна.
Отец сидел в соседней комнате в кресле перед телевизором, делая вид, что смотрит передачу, а сам слушал, о чем разговаривают жена и дочь. Вероника заскочила ненадолго, однако внучка отказывалась уходить, не отведав бабушкиного варенья.
— В самом деле, куда вы так спешите, что даже чаю нельзя попить? — сетовала хозяйка, очень полная круглолицая женщина, накладывая в вазочку малиновое варенье. — На, Иришка, ешь, пока рот свеж!
Вероника улыбнулась, увидев, какими голодными глазами дочка уставилась на угощение. Достала из буфета чашки и поставила на стол. Она действительно торопилась, но десять минут погоды не сделают.
— Пап, ты чай будешь? — крикнула Вероника, наливая в кружки кипяток.
— Буду. — Отец повернулся в сторону кухни. — Только ты мне сюда принеси.
— Конечно. — Вероника добавила в чашку молоко и ложку меда — именно так, как он любил, — и отнесла в комнату. В последнее время у него сильно болела поясница, особенно при ходьбе. Дочь заехала, чтобы отдать лекарства и сделать компресс.
— Ну, какие у вас новости? — спросила мать, по-старушечьи подперев щеку кулаком.
— Да все хорошо, мамуль. Ирка, похоже, школьный год на «отлично» закончит по всем предметам. И в кого она такая умная, а?
— В меня, знамо дело, — ответил из гостиной отец и отпил большой глоток чая, скрывая улыбку.
— Конечно. Все хорошее у нас от деда, — рассмеялась мать, подкладывая внучке еще варенья.
Вероника пила чай, слушая, как дочь хвастается своими успехами, уплетая за обе щеки варенье. Может, ум у нее и правда от деда, но вот аппетит точно от бабушки. Надо бы записать ее на спортивную секцию, чтобы двигалась активнее. Негоже в столь юном возрасте иметь лишние килограммы. Впрочем, перед бабушкиным угощением устоять трудно. Уж на что Вероника равнодушна к еде, и то с аппетитом перекусила оладушками с вареньем.
— А что там Веня? Не звонил? Не писал?
Вопрос застал Веронику врасплох. Она машинально кивнула:
— Да.
Мать взволнованно встала, зачем-то сняла фартук, повесила его на гвоздик и обратно села за стол:
— И чего же он?
— У него все нормально. Сказал, что много работает. Передавал вам привет, — кисло сообщила Вероника. Она не успела настроиться на вдохновенную ложь и мысленно ругала себя за поспешный ответ.
Мать закрыла рот ладонью, сдерживая эмоции. Отец напряженно замер, боясь пропустить хоть слово. Вероника понимала, что от нее ждут развернутого отчета, с интересными деталями из жизни блудного сына. Но сейчас она чувствовала себя абсолютно истощенной, и даже мимолетная мысль о брате делала ее еще слабей. Не следовало соглашаться на чай. Нужно было отказаться и уйти, чтобы поскорее осуществить задуманное.
— Мамуль, мне правда нужно бежать. Я позвоню вечером и расскажу подробнее про Веню, хорошо? — Пресекая возможное сопротивление, Вероника взяла дочь за руку и буквально поволокла в прихожую.
— Мам! — сердито фыркнула девочка. — Я еще не доела!
— Лет через пять у тебя появится куча времени поесть, когда ты будешь сидеть дома вечерами, потому что никто не захочет встречаться с толстухой! — сердито бросила Вероника, подавая куртку обиженной дочери. — Одевайся, мы спешим!
Еще несколько дней назад она ни за что не позволила бы себе подобное высказывание. У всех есть свои недостатки, и хороший аппетит — один из самых безобидных. Иришка добрая девочка, и она ее очень любит. Позже Вероника извинится перед ней за неоправданную грубость. Но не сегодня. Сегодня ее волновала более серьезная проблема, не дававшая заснуть уже которую ночь.
Они вышли на остановку и сели в маршрутку. Дочка демонстративно уставилась в окно, давая понять, что не собирается общаться. Вероника откинулась на мягкую спинку кресла, ощущая тревожную усталость.
Брат всегда усложнял ее жизнь. В детстве они не могли провести вместе полчаса, чтобы не поссориться. Но даже сейчас, находясь неизвестно где, он умудрялся омрачать ее существование. Порой Веронике казалось, что она ненавидит его так же сильно, как любит. Он всегда причинял ей неудобства. В юности, когда Вениамин совершал очередную глупость, сестра отмазывала его перед родителями, чтобы те не волновались. Теперь она сочиняет сказки о затянувшейся экспедиции, чтобы хоть как-то оправдать его долгое отсутствие. Иногда Вероника была почти уверена, что отец и мать давно распознали ее ложь, но вопреки здравому смыслу продолжают надеяться. Это угнетало и лишало ее радости. Каждую минуту она чувствовала напряжение и была бессильна что-либо исправить. Она сделала добровольный выбор и намеревалась следовать ему во что бы то ни стало. И ничего бы не изменилось, не получи она очередное письмо. Письмо, заставившее ее содрогнуться от безотчетного страха. И проснуться. Наконец-то проснуться.
Вероника не отличалась хорошей памятью. Она могла смотреть фильм и не отдавать себе отчета, что уже видела его несколько лет назад. Запоминала только что-то действительно важное и необходимое и не понимала тех, кто мучился воспоминаниями прошлого. Ведь если ты жаждешь забыть, то просто прикажи себе забыть. Проблем с самовнушением у Вероники не было. Именно поэтому чудовищная тайна, хранившаяся в подсознании, не тревожила ее. И долго бы еще не тревожила, если бы она не захотела вспомнить…
Маленький домик в дачном поселке уютно темнел среди окружающей белизны. Зима выдалась снежной, сугробы навалило по пояс. От калитки до крыльца вела узкая расчищенная тропинка. Поднимаясь по обледенелым ступеням, Вероника заметила воткнутую в снег лопату. На углу дома висела прицепленная к крыше кормушка для птиц. Было морозно и солнечно. Когда она выдыхала, из носа шел пар. Небо было нежно-голубым и теплым — такое бывает летом на море. Вероника отметила про себя эту странную дисгармонию студеного воздуха и почти жаркого небосвода.
Маленькие штрихи вспыхивали в памяти один за другим с удивительной яркостью. Будто не вспоминалось то, что было давным-давно, а заново переживалось в настоящем.
Впрочем, эти детали были не важны. Разгадка находилась дальше. Вероника прикрыла глаза, перематывая воспоминания на тот момент, когда Вениамин улыбнулся и спросил:
— Что с тобой? Ты в порядке?
Его лучезарная улыбка испугала сестру. Она попятилась, уперлась спиной в дверной косяк и медленно повернула голову в сторону покойницы. Тамара все так же лежала, откинув голову, демонстрируя длинную шею. Но теперь Вероника заметила еще кое-что — следы пальцев на ее горле. Несколько ровных, удлиненных синяков.
При желании можно было найти этому более-менее сносное объяснение. Но впервые в жизни Вероника не испытывала желания придумывать оправдания для брата. Никогда прежде она столь ясно не понимала, кем являлся ее кровный родственник.
Она оглядела крохотную спальню, затем вернулась в кухню и обошла все комнаты. Она изучала каждый сантиметр пространства, придирчиво отыскивая доказательства того, что в доме жила женщина. Тщетно. Это было жилище одинокого холостяка. Вероника не заметила ни одной женской вещи, ни единой безделушки. По словам брата, он жил здесь с невестой уже несколько месяцев. Тогда почему не видно ни Тамариной одежды, ни обуви, ни косметики? Даже вторая зубная щетка отсутствует в ванной.
Вероника снова вернулась в спальню и еще раз посмотрела на мертвую. Кожа на ее запястьях была содрана, как бывает от наручников или жестких веревок.
— Что с тобой? Ты в порядке? — повторил Вениамин. Овчарка, лежавшая у его ног, подняла морду и подозрительно принюхалась.
Вероника глубоко вдохнула:
— Все хорошо. Я просто переживаю за тебя.
Она вышла из дома с твердым намерением навсегда позабыть то, что увидела: страшный сон, который рассеется, едва она приедет домой и обнимет дочку и мужа. Она никогда не вспомнит об этом ужасном дне. И она не вспоминала много лет.
Вероника тронула дочку за локоть:
— Я выйду на следующей остановке, мне нужно кое-куда зайти. А ты поезжай домой, я скоро буду.
Ира промолчала. Мать наклонилась, чтобы поцеловать ее, но девочка резко отвернулась, отчего поцелуй пришелся в висок.
