Однако и на лице Беатрисы отразилось искреннее недоумение:
— Как же так? Что вы хотите сказать? Не несчастный случай? Она же утонула…
— Сару убили, — произнес Патрик и сам почувствовал, как резко прозвучали его слова. Смягчив тон, он продолжил: — Девочка погибла не от несчастного случая, и потому мы должны побольше разузнать о ней. Какой она была как личность. Не знаете ли вы о каких-то проблемах в семье и тому подобное?
Он видел, что Беатриса еще не оправилась от потрясения, но уже задумалась над последствиями трагедии. Успокоившись, она заговорила:
— Ну что можно сказать о Саре? Она была, — учительница будто подбирала подходящее слово, — очень живым ребенком. С ней у тебя не оставалось ни минутки покоя. Честно говоря, из-за нее порой с трудом удавалось поддерживать порядок в классе. Она обладала задатками лидера и увлекала за собой остальных, и если не удавалось вовремя это остановить, то в классе воцарялся хаос. В то же время… В то же время эта ее энергия могла быть созидательной. Сара была поразительно способной к рисованию и вообще к художественному творчеству. Ни у кого больше я не встречала такой богатой фантазии. В общем, она была очень активным ребенком как в смысле шалостей, так и в творческой деятельности.
Заерзав на маленьком стульчике, Эрнст сказал:
— Мы слышали, у нее были какие-то проблемы с чтением. НВМВ, кажется, или как там оно называется.
Его несерьезный тон заставил Беатрису бросить на него строгий взгляд, и Патрик с удовольствием отметил, как под этим учительским взглядом коллега вдруг съежился, вобрав голову в плечи.
— Да, у Сары было НВМВ. Она посещала дополнительные уроки. Сейчас мы обладаем достаточными познаниями в данной области и можем предоставить таким детям все, что нужно для восстановления функциональных возможностей.
Учительница говорила как по писаному, и Патрик понял, что этот вопрос она принимает близко к сердцу.
— В чем у Сары выражались проблемы?
— В том, что я только что описала. Энергия в ней била ключом, и временами на нее накатывали ужасные приступы ярости. Но в то же время, как я уже сказала, она являлась очень одаренной натурой. Она не была злой, или вредной, или невоспитанной, как думают о таких детях люди, не посвященные в подобные вопросы. Ей просто было очень трудно справляться со своей импульсивностью.
— Как реагировали другие дети на ее поведение? — спросил Патрик с искренней заинтересованностью.
— По-разному. Одни не хотели с ней играть и сторонились ее, другие же как-то ладили с ней, спокойно принимая эти приступы, в результате между ними складывались хорошие отношения. Надо сказать, что лучшей подругой Сары была Фрида Карлгрен. Они живут по соседству.
— Да, мы с ней уже говорили, — кивнул Патрик и снова заерзал на стуле. В ногах забегали мурашки, а в правой икре, кажется, начинались судороги. Он от души пожелал того же Эрнсту.
— А что насчет семьи? — вмешался тот. — Вы не знаете, не было у Сары проблем дома?
Патрик с трудом подавил ухмылку, заметив, что коллега начал-таки массировать свои икры.
— Тут я, к сожалению, ничем не могу вам помочь, — отрезала Беатриса и поджала губы. Очевидно, не в ее привычках было сплетничать о том, какие отношения складываются в семьях учеников. — С ее родителями и бабушкой я встречалась всего несколько раз, и, по моему впечатлению, это порядочные, уравновешенные люди. И от Сары я не слышала ничего такого, что могло бы указывать на какие-то нелады в семье.
Пронзительно зазвенел звонок, возвещая о конце перемены, в вестибюле поднялся шум, свидетельствующий о том, что дети возвращаются в классы. Беатриса встала и протянула руку в знак окончания беседы. Патрику с трудом удалось подняться со стула. Краем глаза он заметил, что Эрнст массирует другую ногу, которая, очевидно, онемела. Попрощавшись с учительницей, они, как два старичка, поковыляли в коридор.
— Вот черт, до чего же неудобные стулья! — буркнул Эрнст, бредя к автомобилю.
— Видать, старость не радость, коленки плохо гнутся, — заметил Патрик, залезая в машину. Удобные, широкие сиденья показались ему вдруг необыкновенной роскошью.
— Можешь говорить это о себе, — огрызнулся Эрнст. — Со мной в физическом отношении все не хуже, чем было в двадцать лет, а на таких стульчиках кто угодно долго не выдержит.
— Из того, что мы услышали, не много извлечешь полезных сведений. — Патрик предпочел перевести разговор на деловую тему.
— Из того, что я слышал, могу только сделать вывод: девчонка была настоящая чума, — сказал Эрнст. — Нынче, похоже, всех малолеток, которые не умеют себя как следует вести, принято оправдывать каким-нибудь НВМВ. В мое время за такое наказывали линейкой по пальцам, теперь же их пичкают лекарствами, таскают к психологу и цацкаются, как только могут. Неудивительно, что общество катится ко всем чертям!
Эрнст с мрачным видом уставился в окно и покачал головой. Патрик не удостоил его ответом. Да и много ли проку было доказывать что-то Эрнсту!
— Неужели ты опять собираешься ее кормить? В наши дни детей кормили не чаще чем через четыре часа, — сказала Кристина, неодобрительно глядя на Эрику, которая устроилась в кресле, чтобы снова покормить Майю спустя «всего» два с половиной часа после предыдущего раза.
Эрика знала, что спорить со свекровью не стоит, и ничего не ответила. За это утро ей пришлось выслушать уже множество подобных замечаний, и она чувствовала, что на сегодня с нее хватит. Незаконченная уборка была очень справедливо прокомментирована, и сейчас Кристина, как безумная, орудовала пылесосом, бормоча под нос свой излюбленный тезис, что у детей от пыли развивается астма. Перед тем она демонстративно перемыла всю скопившуюся посуду, попутно давая Эрике точные инструкции, как следует обращаться с тарелками: ополаскивать сразу же после еды, чтобы объедки не засохли, а лучше всего заодно и вымыть, чтобы посуда зря не стояла, занимая место… Стиснув зубы, Эрика старалась думать только о том, как она вздремнет, когда Кристина увезет ребенка на прогулку. Но по мере того как шло время, она все больше начинала сомневаться, стоит ли овчинка выделки.
Удобно расположившись в кресле, она попыталась дать Майе грудь. Ребенок, чувствуя напряженную атмосферу, с утра почти не переставая капризничал и кричал, а когда она попыталась успокоить дочку, приложив ее к груди, та заартачилась. Эрика вспотела, прежде чем одержала верх в этом столкновении характеров с дочерью, и успокоилась, только когда малютка начала сосать. Осторожно, чтобы отпраздновать победу, она включила телевизор. Как раз шла передача «Гламур». Проходя мимо с пылесосом, Кристина бросила беглый взгляд на экран и сказала:
— Фу, как можно смотреть эту гадость! Неужели не лучше вместо этого почитать книжку?
В ответ Эрика сделала звук погромче и позволила себе на секунду порадоваться своей смелой выходке. Затем, поняв, что бунтовать — это себе дороже, снова уменьшила звук. Тайком она посматривала на наручные часы. Господи, еще нет и двенадцати! До прихода Патрика целая вечность. А завтра предстоит пережить еще один такой день, прежде чем Кристина соберет свои вещи и уедет восвояси, гордясь тем, что оказала неоценимую помощь сыну и невестке. Два долгих дня…
Стрёмстад, 1924 год
На улице потеплело, и это удивительно подняло настроение каменотесов. По дороге на работу Андерс еще издалека слышал доносившиеся из каменоломни размеренные возгласы, сопровождаемые ритмическим стуком молотков по ломам. Там закладывали пороховые заряды, которыми откалывали от скалы большие куски гранита. Один человек держал лом, по которому двое других поочередно били молотами, пока в скале не образовывалась достаточно глубокая дыра. Затем туда засыпали черный порох и поджигали. Одно время пробовали работать с динамитом, но этот опыт оказался неудачным: слишком сильный взрыв разбивал гранит в порошок и в нем по всем направлениям образовывались трещины.
Каменотесы приветствовали Андерса кивком, но продолжали работать в том же ритме, не пропуская ни одного удара.
В радостном настроении Андерс прошел к своему рабочему месту, где высекал кусок камня для статуи. Зимой работа шла мучительно медленно, так как из-за мороза иногда выпадали целые дни, когда невозможно было ее продолжать и все надолго останавливалось в ожидании тепла, а каменотесу приходилось потуже затягивать пояс. Но сейчас он мог по-настоящему приняться за каменную махину, а на прошлое он не жаловался — зима принесла ему другие радости.
Иногда ему с трудом верилось, что все это происходит на самом деле, что такой ангел вдруг спустился с небес и лег к нему в постель. Каждая минута, которую они провели вместе, стала для Андерса драгоценным воспоминанием, которое он хранил в своем сердце. Но мысль о будущем порой омрачала его радость. Не раз он пытался заговорить с нею об этом, но всякий раз она поцелуем закрывала ему рот. Не будем об этом, говорила она и добавляла, что со временем все как-нибудь само собой уладится. Он истолковывал ее слова в том смысле, что она, как и он, надеется, что когда-нибудь они счастливо заживут вместе, а до тех пор решил поверить ей на слово. Все как-нибудь уладится. В глубине души он был настоящим романтиком и питал искреннюю веру в то, что любовь способна преодолеть какие угодно препятствия. Пускай они принадлежат к различным слоям общества, но ведь он хороший и трудолюбивый работник, так что, если ему дадут шанс, он обязательно сумеет обеспечить ей благополучную жизнь. А если она испытывает к нему такое же чувство, как он к ней, то деньги не могут иметь для нее большого значения и ради того, чтобы быть с ним, она охотно пожертвует богатством. В такой весенний денек, когда солнце согревало ему руки, душа его преисполнялась надежды, что сбудутся все мечты. Оставалось только дождаться дня, когда она позволит ему поговорить с ее отцом. А у него покуда будет время подготовить главную речь в своей жизни.
