– А ведь отец твой так и хотел в итоге поступить. От матери твоей уйти, а жить – с Лилей. И всем было бы тогда хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Уж поверь мне, знаю. И в тот день, когда маманя твоя отправилась прогуляться по окрестностям поселка Косая Щель, ее повстречала тут Лиля…
– С чего ты взяла?
– Ну, если я такой великий экстрасенс, как ты считаешь, могу я что-нибудь выведать, ты не находишь? – Она продолжала: – Так вот, женщины разговаривали вдалеке от моря, где-то здесь, на поляне. И твоя мать была категоричной: мужика не отдам. Она оскорбляла Лилю, обижала ее. Да, они опять поругались – но разошлись. Лиля плакала. И тут… Тут прямо в поле ее, Лилю, нашел твой отец. Он выспросил у нее, почему она здесь, что с ней, почему плачет – она, естественно, все рассказала. И тогда твой папаша взбесился – а обладал он, ты, наверно, должен помнить, весьма горячим нравом. Конечно! Он был оскорблен, что с его девочкой, да еще беременной, так обошлись. Жену он тоже уважал, но она, в его понимании, должна сидеть и не чирикать. И Сергей Владиленович бросился вслед за твоей мамашей. И догнал как раз на том обрыве…
– Врешь ты все… – как-то по-детски прошептал я.
– Да, догнал и начал разбираться с ней. Ругаться. Махать руками. Наезжать. Я не говорю, что он убил ее намеренно. Просто толкнул. Она не удержалась, полетела вниз. Он схватился за голову. Бросился по крутой тропинке вниз к морю. Подбежал к твоей матери. Она не двигалась, не дышала, все было кончено. Что делать! Твой отец не плакал. Он был человеком действия. Он понял, что смерть жены, конечно, скрыть ему никак не удастся. И чем раньше он заявит о ней – тем для него же лучше. Но он не хотел, чтобы в ее гибели обвинили его. И потому бросился в поселок, к телефону, звонить в милицию, в «Скорую». Но попутно хотел договориться с Лилей, чтобы она дала показания, будто произошел несчастный случай. Что он ни при чем. Однако когда Сергей Владиленович подбежал к Лилии – а она находилась как раз на этом самом месте, где мы сейчас с тобой стоим, – у той, взволнованной, перепуганной, начались схватки.
– Да откуда ты обо всем этом знаешь?! – выкрикнул я.
– Подожди, сейчас расскажу… Имей терпение, все по порядку. Бедная Лилия начала прямо тут, на сырой земле, рожать. Твой папаша помогал. Что значит деловой человек и отец ребенка – все сделал в целом правильно. Принял новорожденного – это оказалась девочка. Потом он все-таки оставил вдвоем маму с дочкой тетешкаться и побежал в поселок – «Скорую» вызывать. Вот какие трудности приходилось преодолевать в эпоху отсутствия мобильных телефонов! Прибыла «Скорая», роженицу с новорожденной отправили в роддом. Приехала и милиция со следователями и экспертами. Разумеется, твой отец рассказал им свою версию случившегося – а Лиля подтвердила. Да только вот ведь неприятность. То ли сказались роды в чистом поле осенью – то ли было время тогда такое голодное… Короче, Лиля умерла. А девочку… Девочку, свою дочку, твой отец удочерить не захотел. И вообще знаться с ней не пожелал. Что ж, его решение и его право. Родных у Лили не было. И тут, на счастье, возникла на горизонте ее чадолюбивая и сердобольная подруга. Она младенца и удочерила. Она мне все о том, как происходило, и рассказала. А ей, в свою очередь, эту историю поведала Лиля в больнице, перед смертью. В общем, когда я выросла, мама моя любимая (но, как оказалось, неродная) сообщила все мне. Поэтому – ты, наверно, догадался, Данилов, не случайно мы с тобой встретились, причем на этом самом месте. Потому что Лиля, здесь родившая, моя мать. А твой отец – и мой отец тоже. И мы с тобой – брат и сестра. Пусть неродные, сводные, но все же.
Стыд гладил меня изнутри своим огромным утюгом. Был, конечно, крошечный шанс на спасение и на то, что они все-таки НЕ ВСТРЕТИЛИСЬ – но я знала: так не бывает. И миссию я свою провалила. А проще говоря: не выполнила боевой приказ. А за это, как рассказывал мне мой отец-генерал, в Великую Отечественную расстреливали без разговоров. А в Гражданскую офицеры стрелялись сами. Сейчас у нас времена, конечно, вегетарианские, и не протянет мне Петренко «наган» с одной пулей – но рассказывать ему про обстоятельства того, как я облажалась, будет до чрезвычайности стыдно. Но мои внутренние переживания – бог бы с ними. Не устроили бы чего эти наши двое зарегистрированных биоэнергооператоров! Я помнила, какой жуткой катастрофой кончилась сердечная привязанность двух других клиентов нашей комиссии, – и категорически не желала повторения ничего подобного. О чем они там сейчас сговариваются? Для чего убыли из города?
– Надо выдвинуться абсолютно скрытно и как можно скорее в район Косой Щели, – скомандовала я. – Первой пусть идет машина с ретранслятором – я должна слышать, о чем они говорят. Но пусть подходят тихо и осторожно. Очень тихо и очень осторожно! Без фар, огней.
– Моторы тоже выключить?
– Отставить шуточки!.. Считайте, что у этих ребят абсолютный слух, плюс они пользуются приборами ночного видения и обладают офигительной интуицией… А что с теми сотрудниками, которые находятся в машине?
– Оба в сознании, но как будто парализованы. Не ощущают ни рук, ни ног. Говорить тоже не могут. Мы отправили их в ведомственную клинику.
– В ведомственную – это хорошо. И с врачей дополнительно возьмите подписку о неразглашении.
Подписки – подписками, подумала я, а все равно слухи начнут растекаться, и это ужасно.
– И пусть собровцы готовят захват. Повторяю – полномочия у меня есть.
– Товарищ Кононова… Может, не надо?
– В смысле? – повысила я голос.
– Не вечно же они там, на море, будут тусоваться. Поговорят – и разойдутся. Никто и не узнает, что мы их упустили. А узнают вдруг – мы скажем: контакт осуществлялся под нашим контролем. Пленочку предъявим.
– Где она, пленочка?
– Еще запишем. Машина с приемником уже на подходе к объектам. Через пять минут будет. Зачем кипеж-то поднимать?
– А затем, что я приказ имею: любой ценой не допустить их контакта.
– А мы никому не скажем, что они контактировали.
– Ох, Баранов, да ты первый побежишь на меня рапорт писать!
– Я – нет. Потому что, во-первых, доносы не люблю. А во-вторых, это ведь и мой косяк. Я потому и прошу вас не шуметь.
– А подчиненные твои? Запросто сдадут и тебя, и фифу московскую – меня то есть.
– Сто процентов гарантии не дам, но у меня в группе за анонимки и ябеды – расстрел на месте.
– И все-таки захват готовим. А действовать будем по обстоятельствам.
Я не упал в обморок. Я давно ожидал чего-то подобного. С того момента, как Вероника привезла меня сюда. Впрочем, Климова оказалась умелой рассказчицей. Она тянула долго и аккуратно подвела историю к кульминации.
– Такие дела, братишка, – весело заключила она. – Что, будем действовать вместе?
– Надо подумать.
– Н-да, тон вяловатый, глаз не блестит – видно даже в темноте. Похоже, я в тебе ошиблась. Ты что, не понимаешь, что мы с тобой реально можем перевернуть мир? И стать его хозяевами?
Машина с приемником приблизилась к объектам настолько, что я стала их слышать. И различила последнюю фразу, произнесенную девчонкой:
– …Ты что, не понимаешь, что мы с тобой реально можем перевернуть мир? И стать его хозяевами?..
И тогда я, не колеблясь, скомандовала собровцам, скрытно подобравшимся к поляне, – захват!
– Тшш, – остановила сама себя Вероника.
– Что?
Она указала куда-то во тьму – там чуть серебрилась трава, блестящая под луной. Откуда-то издалека стали раздаваться хлопки петард – странно, вроде никакого праздника сегодня нет.
– Там – видишь?! – воскликнула Климова.
– Что? – Я и впрямь ничего не видел.
– Ну, напрягись! Где твой хваленый третий глаз?!
Не любил я всех этих детских трюков, но в данном случае почему бы не попробовать – и я по-настоящему посмотрел туда, куда указывала девушка, и действительно увидел, как там, без фар и габаритов, тяжело переваливается по кочкам «девятка». Та самая, кажется, что дежурила перед моей гостиницей.
– Сыскари, – прошептала Климова. – Нас выследили.
– Этим должно было кончиться, – философски проговорил я.
– А вот хрен им!!! – проорала девчонка, и не успел я сообразить, что происходит, как она вытянула руку в сторону скрывающейся во тьме ночи машины. Потрясенный, я увидел, как с концов ее пальцев срывается нечто, похожее на крошечный шарик для детского бильярда, только светящееся изнутри, – и со страшной скоростью уносится во тьму. Один заряд, другой, третий…
– Я впервые это делаю! – заорала она. – Впервые! Классно!
Несмотря на продолжающуюся где-то канонаду петард, я все-таки услышал неподалеку звон, хруст и даже сдавленные стоны. Сделал над собой усилие – и снова увидел ту самую «девятку», только лобовое стекло у нее было разбито, а на передних сиденьях белели тела двух мужчин. Они были неподвижны.
