— Что вы сами сегодня видели здесь днем, вечером — какие-то подозрительные люди, незнакомые вам? Что-то, может, привлекло ваше внимание?
— Нет, все, как обычно. Людей полно — работяги, и эти, с фирм разных. Транспорт, техника. Тут же стройка в лесу! Машин всегда много.
— Мы вынуждены проверить вас на наличие следов крови и забрать у вас образцы для сравнения на экспертизу, — сказал Гущин. — Отнеситесь к этому спокойно, вас никто не обвиняет. Просто так нужно для дела.
— Да пожалуйста, берите, — развел руками старший охранник. — Кто же это сделал? Кто же убил их так страшно?
После того как Гущин закончил разговаривать с охранниками, он погрузился в угрюмое молчание. И Катя его молчания не нарушала.
Она видела, как оперативники и эксперты выносили из дома контейнеры с образцами всего того, что показалось им подозрительным и стоящим исследования на экспертизах. Видела она, как пронесли упакованные вещдоки — те самые странные предметы, обнаруженные на теле Виктории Гриневой: глиняные черепки, белая металлическая плошка и кукла-голыш.
Плошка показалась Кате предметом, который она прежде видела при каких-то тоже пугающих обстоятельствах. Только вот сейчас она никак не могла этого вспомнить, и все ассоциации рассыпались в пыль.
Да и не строила она никаких ассоциаций этой ночью в глухой час у темного жуткого дома, в котором, казалось, побывал сам дьявол.
Эту фразу «точно сам дьявол тут побывал» Катя услышала от оперативников. Они все тоже выглядели мрачными и сосредоточенными, как и их патрон Гущин.
В доме приступила к работе группа патологоанатомов, работал вместе с группой и эксперт Сиваков.
После того как из дома вынесли те странные предметы, так похожие на мусор… новый мусор… Катя долго крепилась и не задавала полковнику Гущину никаких вопросов. Вообще никаких. Все ждала, чем же кончится это странное гробовое молчание, воцарившееся на месте происшествия.
В половине пятого утра эксперты закончили работу с телом и первичный осмотр. В дом покатили железную каталку. Вторая каталка, точно катафалк, стояла у машины «Скорой». На нее погрузили тело Кирилла Гринева. Из дома уже в черном пластиковом мешке вывезли труп его жены Виктории.
Следом вышел эксперт Сиваков. Он подошел к Гущину и закурил сигарету.
— Что? — коротко спросил его Гущин.
— Ничего хорошего.
— Это то, что я думаю?
— Очень похоже, — тихо ответил Сиваков. — Чрезвычайно похоже. Почти идентично.
Он так понизил голос, что лишь Гущин и чуткая Катя, вся ставшая одним большим ухом, расслышали его.
— Мне надо точно это знать, — хриплый голос Гущина сразу еще больше охрип. — Так очень похоже или идентично?
— Вскрытие покажет. Хотя… может, оно как раз в этом плане ничего и не покажет, не решит. Я ее осмотрел. Мне не надо даже архив поднимать, у меня все то перед глазами, словно кошмар, — Сиваков курил, затягиваясь. — Если бы вероятность измерялась не в ста процентах, а в двухстах, я бы сказал так — 99 процентов за то, что очень похоже. И другие 99 процентов за то, что идентично.
— Так ты предлагаешь ждать судмедэкспертизы? — спросил Гущин, словно он и вправду растерялся и не знал, что делать, и ждал совета.
— Экспертиза в этом случае может ничего не решить. Тот же паритет останется 99 на 99, а это ведь не пятьдесят на пятьдесят, — ответил Сиваков. — Характер нанесения ранений… я ее там сейчас осмотрел. Длина лезвия, глубина порезов, частота… И сама тактика нанесения ранений в область таза и половых органов. Это фрикционные движения. Мы с этим уже сталкивались.
— От чего она умерла?
— По крайней мере три проникающих ранения смертельны — в область сонной артерии и шеи. Перед нанесением ран ее оглушили — удар по голове с большой силой. Правда, не такой чудовищный, каким убили ее мужа. Ее он не хотел убивать сразу. Сначала просто оглушил. Убивал он ее ножом.
— А голова?
— Это посмертное. Возможно, он хотел отчленить голову и забрать ее как трофей с собой. Но не забрал. Или просто еще не насытился убийством.
— А что мусор? — тихо спросил Гущин.
— Глиняные фрагменты внедрены в раны. Мы с этим тоже уже сталкивались, — Сиваков посмотрел на Гущина. — Глину и другие предметы исследуем на предмет ДНК и всего остального. Вот в этом я бы идентичность поставил на первое место.
Как только тела погрузили в «Скорую», Сиваков немедленно уехал — на рассвете, не теряя времени, он намеревался приступить вместе с патологоанатомами к вскрытию.
Гущин снова направился в дом. Катя пошла за ним. Она находилась на месте происшествия уже больше четырех часов. И она уже не могла больше выдержать без вопросов. Он ведь сам вызвал ее сюда и сказал: смотри.
В доме, залитом мертвенным светом софитов, где каждый сантиметр уже был обработан специальным составом и где по-прежнему работали криминалисты-эксперты, уже чуть ли не просеивающие пыль и опилки, Катя тоже смотрела в оба.
Тела увезли.
— Тут стены толстые из кирпича, — сказала она. — Если Гринева даже кричала громко, ее никто не услышал. Но она ведь не кричала, раз ее сначала оглушили.
Гущин, нагнувшись, осматривал место, где лежал труп.
— Федор Матвеевич, все-таки зачем к вам приезжали психиатры из Орловской больницы? — спросила Катя.
Он резко выпрямился.
Катя ждала ответа.
— Я же сказал тебе — ради материалов уголовного дела.
— Но главврач ведь беседовал с вами, что его интересовало?
— Они больных изучают. Кое-что там у них не со-впало.
— Что не совпало?
— Какие-то тесты, главврач мне говорил — они проводили тесты, исследования, наблюдали егов течение двух лет. Так вот, по его мнению, картина клинических наблюдений отличается от выводов психиатрической экспертизы, проведенной здесь, в институте Сербского. Отличается и от содеянного им.
— А я вот что подумала, — сказала Катя, — Федор Матвеевич, а не может такого быть, что Родион Шадрин у них сбежал из психбольницы? Только они пока что держат это в тайне. Приехали, чтобы самим все посмотреть в деле — адреса и все такое. Хотят сами его изловить, не заявляя в полицию, боятся скандала? Что если он от них сбежал, а они это скрывают?
Гущин молчал. Закончив осмотр — свой собственный гущинский осмотр места, как последний аккорд, он объявил:
— Я сейчас еду в морг на вскрытие. А ты езжай домой.
— Что, если Родион Шадрин сбежал из психиатрической больницы? — упрямо повторила Катя.
— Это не трудно проверить. Я после вскрытия вместе со следователем подготовлю документы на этапирование. Опергруппа поедет в Орел на машине и доставит его сюда.
— Если Шадрин все еще там, — сказала Катя. — В Орловской психиатрической, а не здесь, снова в Подмосковье.
Мальвина Масляненко — дочь Веры Сергеевны Масляненко и старшая сестра Феликса — оглядела ряды университетской аудитории. В этот раз студентов собралось на лекцию совсем мало.
Аудитория в старом здании университета на Моховой улице вмещала гораздо больше, но сегодня, видно, день такой — за окном ненастье, гроза. Майский гром гремит, и ливень стучит по крыше. Да и час еще ранний. Первая лекция, многие студенты ее просто пропускают, просыпают.
Может, все из-за того, что она еще молодой преподаватель, молодой лектор и студенты предпочитают приходить слушать старых опытных профессоров. Однако в прошлый раз собрался полный зал, яблоку негде упасть, и это вселило в сердце такую радость. Дало такой кураж!
— Творчество французского поэта шестнадцатого века Жоашена дю Белле, которого я хочу представить вам на этой лекции, тесно связано с творчеством французских поэтов, объединившихся в так называемую Плеяду — знаменитый союз поэтов. — Мальвина щелкнула пультом и вывела на демонстрационный экран фотографию титульного листа сборника поэтов Плеяды.
Никто из студентов даже не взглянул на экран. Все занимались своими делами. В основном уставились в свои мобильные телефоны, планшеты и ноутбуки.
Лекция не задалась с самого начала, и Мальвина Масляненко это чувствовала. Дождь, непогода всему виной. Как мощно струи дождя лупят по стеклам окон университетской аудитории! И сумрачно от непогоды в большом зале. Надо зажечь верхний свет, но демонстрационный экран тогда совсем побледнеет. А опускать глухие жалюзи на эти великолепные окна, выдерживающие напор майской грозы, что-то не хочется.
Как-то совсем не хочется даже на мгновение, когда жалюзи опустятся, а свет еще не вспыхнет, окунуться во тьму. Сегодня ночью она проснулась в темноте. Долго прислушивалась к звукам в их огромном пустом доме.
И встала с постели утром с тяжелым сердцем.
