– И сколько оно продлится? – спрашивает Урсула. – Через неделю я должна выйти на работу.
Продавщицу поддерживают остальные:
– И я! И я! И я!
Бахман поднимает руку, прося тишины.
– Я понимаю, что все мы долго готовились к выставке, специально взяли отпуска, но смерть Харди нарушила наши планы.
– И что же теперь с нами будет? – подаёт голос Мари.
Бахман некоторое время молчит, сжимая губы в тонкую линию. Творческие личности ждут в напряжённом молчании. Маэстро делает пару коротких затяжек, окутывает себя облаком дыма и, наконец, произносит из этого облака:
– Скорее всего выставку разрешат провести только после поимки убийцы.
Сразу поднимается шум и гам. Художники наперегонки негодуют. Их можно понять. Работать несколько лет над своими произведениями, лелеять надежду, что скоро их труд будет по достоинству оценён и вот на тебе: такой феерический облом! Конечно, несчастного Харди всем жаль, но и со своими мечтами о славе никто просто так расставаться не хочет.
– Какое безобразие и попрание наших прав! – повышает голос Кельвин. – Может быть, потребовать от инспектора отменить запрет на проведение выставки? Или обратиться прямо к бургомистру!
Бахман отрицательно крутит головой.
– Я уже пытался говорить со Сквортцофым, но он и слушать ничего не хочет. Похоже, этот грубиян считает, что убийца один из нас.
– Но это же абсурд! Так думать может только тот, кто совершенно не разбирается в людях искусства! – кричит Кельвин, нервно теребя галстук-бабочку на горле. Плешивый пижон разъярён. Другие участники выставки реагируют по разному. Селина ошарашено моргает. Урсула недоверчиво усмехается, глядя на пасмурного Бахмана. Никс поправляет очки, которые как раз сползли на кончик длинного носа. Баклажан прижимает к груди гри-гри и, зажмурившись, быстро-быстро шевелит толстыми губами. Наверное, шепчет молитву. Слава богу, теперь пылкой африканке не до меня. Бегающие глазки Кокоса бегают по столовой ещё проворнее. Почемутто возводит руки к небу. В гуле голосов я различаю только: «О, мадонна…» Это на языке Страны макарон. Не человек, а настоящий Везувий! Маленькую Понтип мне видно плохо. Мари… Мари? Дочь Бахмана занята тем, что наливает себе полный стакан вина. Любопытная реакция. И только Круглый Ын остаётся невозмутим.
– Послушайте меня! – раздаётся голосок Селины, когда шум достигает кульминации. Полька вскакивает с места. Громкий беспорядочный разговор утихает. Художники поворачивают головы к Селине.
– Нам нужно самим разобраться в этом деле! – волнуется Селина. – Провести своё приватное расследование. Если мы быстро узнаем, кто убил Харди, и сообщим полиции, тогда нашу выставку не отменят!
– И сколько же на это понадобится времени? – скептически кривит лицо Кельвин.
– Ну, я не знаю, – теряется Селина. – День-два? Вам, мужчинам, виднее.
– А кто из нас возьмётся за расследование? – задаёт новый вопрос Кельвин.
– Я могу! – неожиданно заявляет Никс, но Урсула перебивает очкарика: – Нет, Цедрик. Это обязательно должен быть кто-то посторонний. Лицо незаинтересованное.
– Ваша идея, Селина, не сработает. Никто из нас не имеет опыта раскрытия преступлений, – кисло замечает Бахман.
– Вы правы, доктор, но к счастью, здесь есть писатель детективов! – не сдается Селина. – У него всегда задумчивое лицо. Я уверена, этот человек обладает необходимым опытом! Мы могли бы попросить герра Росса помочь нашей студии.
Бедная Селина. Задумчивое лицо ещё не признак ума, но я жалею о том, что рядом нет жены. Марина постоянно ворчит на меня: «Ты сам вечно лезешь в передряги!» Вот и убедилась бы в своей неправоте. Однако Марины рядом нет. Рядом только Селина, которая уже обращается ко мне:
– Герр писатель, вы же не откажете нам?
Странная вещь, но когда на меня женщина смотрит умоляющими глазами, я всегда теряю здравый смысл. Впрочем, я это уже, вроде, говорил.
– Можно попробовать, – бормочу я. Придется позже как следует отругать себя за бесхребетность. С другой стороны, раз уж сочетание слабоумия и любознательности привело меня к страшному чану, то возможно я по непонятной причине несу теперь ответственность перед усопшим?
– Слышите? Теперь у нас есть свой собственный детектив! – восторженно восклицает Селина.
– А в самом деле? Почему бы нам не провести свое расследование? – поддерживает польку плешивый Кельвин. – Я лично не хотел бы ни с чем возвращаться домой.
– Давайте проголосуем, – предлагает Урсула. – Кто за предложение Селины?
Кто не знает: мы здесь живём в демократическом обществе и все важные вопросы решаем с помощью голосования. Такое правило.
Сама Урсула, Селина, Кельвин, Круглый Ын, Почемутто, Баклажан и Кокос поднимают руки. Остальные медлят. Понтип уже вроде бы подняла свою ладошку вверх, но, посмотрев на хмурого мужа, поспешно опустила её.
– А я против! – заявляет Никс. – Не хочу, чтобы кто-то ещё копался в нашем дерьме! Мне достаточно полиции.
– А ты, Мари, почему не голосуешь? – спрашивает Урсула красавицу. Мари уже осушила стакан вина и пьяно улыбается. Она не закусывает. Видимо сторонница теории, утверждающей, что закуска градус крадёт.
– Мне всё равно, моя дорогая. Харди ведь не вернёшь.
Мари наливает себе новый стакан. Бахман недовольно косится на дочь, но его отвлекает Урсула.
– А вы, доктор?
Бахман пожимает плечами.
– Я просто сомневаюсь, что идея Селины что-то нам даст. Буду с вами откровенен, коллеги. Я полагаю, что если уж полиция с её мощным аппаратом не сможет найти преступника, то тем более какой-то писатель.
«Я полагаю…» Тоже мне Рембрандт нашёлся. Почему-то мне кажется, что этот сухостой хотел сказать: «Какой-то писатель из России». Легко барабаню по столу. На моём тайном языке это означает: «Вот гад!» Я злюсь?
– Так давайте попробуем, – решительно говорит Урсула. – Или, по-вашему, лучше напрасно просидеть в Замке неделю, а потом со своими никому не нужными картинами по домам? Мы же так ждали этой выставки! У нас есть только один шанс: немедленно найти убийцу!
– Действительно, Никлас, – вдруг подаёт голос Эрих. – Это, конечно, не моё дело, но что ты теряешь? Пусть Вадим ищет преступника параллельно с инспектором.
Слова управляющего решают дело. Несколько мгновений Бахман смотрит на Эриха непонятным взглядом, потом без охоты поднимает руку.
– Ну, хорошо. Я тоже за это безумие.
Вслед за мужем вскидывает ручку и Понтип. Она радостно улыбается. Мари тоже грациозно поднимает руку со стаканом вина, как будто чокается с присутствующими. Урсула с насмешкой смотрит на оставшегося в одиночестве Никса.
– А ты, что тянешь, Цедрик? Или чего-то боишься?
Никс поправляет очки и раздражённо бурчит:
– Ничего я не боюсь. Что ты ко мне пристала? Как все, так и я.
Урсула подводит итоги голосования:
– Таким образом, решение принято единогласно. С нами нет только герра Трепнау. Его мы спросим потом, но, я уверена, что он тоже будет не против.
– Можете приступать к расследованию, герр Росс, а мы все будем вам помогать, – подбадривает меня Селина.
Я молча киваю. Ей-то легко говорить: «приступай». Ну, откуда остроносая полька взяла, что у меня есть опыт детектива? Нужно найти убийцу! Проще найти тех, кто мешает легализации публичных домов в России.
Одинокий удар колокола ставит точку в наших дебатах. Ленч закончен.
– Когда начнёте ваше расследование, герр писатель? – с едва скрываемой издевкой спрашивает меня Никс.
– Мне нужно подумать над этим делом, – корректно отвечаю я наглому говнюку. – Предлагаю всем заинтересованным лицам собраться за обедом и поговорить.
– О’кей. Так и сделаем, – величественно кивает мне Бахман.
– Тогда чюсс?
– Чюсс! И хорошего дня!
Ага, как же.
Карабкаюсь по лестнице к себе в комнату. Термос я больше с собой не таскаю. Теперь у меня есть трофейный чайник. Едва захлопываю за собой дверь в полу, как раздается телефонный звонок Марины. В трубке звучит беспокойство жены обо мне и сакраментальный вопрос о таблетках. Чувствую себя кругом виноватым. Жена переживает, а я сегодня утром даже не гулял. «Мужчины!» – сказала бы Урсула.
Про убийство я Марине не говорю. Зачем её волновать? Пусть спокойно восстанавливается в санатории. Делаю себе заметку в памяти: нужно попросить и Лилю пока помолчать.
Заканчиваю разговор с женой обязательным «чюсс!», откладываю телефон, завариваю кофе, сажусь за стол, включаю ноутбук. Изготовился. Принял низкий старт. Вот только для чего? Для подумать? Смотрю в монитор на удлинившийся список вопросов. Хорошо, буду думать.
Неприятно об этом говорить, но по всему выходит, что убийца – один из моих милых, забавных, талантливых, увлечённых своим искусством сотрапезников. Один из творческих людей – на самом деле нелюдь с инстинктом убийцы. В пользу этой версии говорит сам способ совершения преступления. Всё же хладнокровно заколоть человека и спрятать его в извести, может лишь тот, кто заранее всё обдумал. Это не спонтанное нападение. Ведь если бы кто-то из утренней обслуги польстился на серебряные бусинки или катушки в ушах Харди (я шучу), то его бездыханное тело лежало бы в постели. А Харди утром покинул свою комнату. С кем он хотел встретиться в такую рань? Да и пирсинг с катушками остались на своих местах.
