Он вошел в кабинет Джентри и нашел его беседующим с молоденьким патрульным, который вытянулся, весь обратившись в слух, возле стола начальства.
Шейн сказал:
— Я позвоню, Уилл.
Взяв телефон со стола и услышав голос телефониста с коммутатора полиции, он отрывисто бросил:
— Вызов со справкой. Денвер, штат Колорадо. Феликс Риттер. У меня его старый телефонный номер,— он продиктовал номер из записной книжки и уселся боком на угол стола Джентри, дожидаясь ответа. Машинально краем уха Шейн слушал, как Джентри допиливал патрульного за какие-то мелкие нарушения правил регулирования уличного движения. Услышав голос Риттера на другом конце провода, он сказал лаконично:
— Майкл Шейн из Майами, Феликс. Можешь срочно выехать в Сентрал Сити?
— Майкл? Конечно, могу. Тут у нас построили новое шоссе с тех пор, как ты у нас был, и…
— Скорей, как только можешь,— прервал Шейн.— Записывай. Мне нужны любые местные скандальные слухи или сплетни о миссис Бетти Блейр, которая содержала пансион в те времена, когда горнорудный миллионер Джон Роджелл околачивался в ваших краях, начиная свою карьеру. Откопай, насколько дружескими были их отношения в прежнее время… и что люди подумали, когда мистер Блейр умер и вдова уехала в Майами работать экономкой у Джона Роджелла. Раздобудешь? У нас тут сложная ситуация. Он оставил ей пятьдесят тысяч баксов в завещании.
— Конечно, Майкл. Роджелл только что умер, а? В Майами? Любопытно прочесть, как он стартовал в Сентрал Сити.
— Торопись, как только можешь, Феликс. Мне позарез нужно все, что ты сумеешь раскопать. Передай мне сведения к двенадцати часам. Позвони шефу здешней полиции Уиллу Джентри до полудня.
Феликс Риттер из Денвера ответил: «Сделаю», и Шейн повесил трубку. Патрульный уже уходил, и Шейн сказал Джентри:
— Тебе позвонят насчет миссис Блейр из Сентрал Сити до полудня. Я свяжусь с тобой…
Новый телефонный звонок Джентри прервал его. Шеф сгреб трубку и сказал: «Да»? Он слушал несколько секунд, протянув мясистую лапищу к Шейну, его набрякшие веки медленно двигались вверх и вниз. Он положил трубку и сказал Шейну:
— Едем в дом Роджелла с Петри и Донованом. Там Марвин Дейл совершил самоубийство прошлой ночью. И оставил предсмертную записку, адресованную тебе.
Шейн и Рурк ехали в машине Шейна следом за лимузином Джентри, сирена которого оглушительно выла. Они проследовали по запруженным улицам деловой части города и по Брикел Авеню к резиденции Роджелла. Других машин перед домом не было. Оба взбежали на лестницу и устремились в дом за шефом полиции и двумя его детективами.
Бледная горничная открыла дверь сразу же. За ее спиной маячила миссис Блейр со следами слез на широком лице, безутешно ломавшая руки.
— Сюда,— показала им экономка.— Наверх по лестнице. Я никак не могу в это поверить. Бедный мистер Дейл! Кто мог подумать, что он сделает такую ужасную вещь?
Пятеро мужчин молчаливой толпой последовали за ней по изогнутой лестнице. Наверху экономка повернула направо в открытую дверь, перед которой стоял Чарльз. Он был без пиджака и без галстука, с растрепанными волосами и густой темной щетиной. На скуле голубел синяк, к углу рта прилеплен марлевый тампон. Губы его были крепко сжаты. Бросив мрачный взгляд на Шейна и остальных, Чарльз молча отступил в сторону, и они вошли в спальню, где на полу возле стола с откидной доской и перевернутого стула распростерлось тело Марвина Дейла.
Лицо молодого человека было искажено предсмертным страданием, тело выгнулось,— видимо, он корчился в агонии на полу, прежде чем смерть милосердно положила предел его страданиям.
На столе стояли бутылка виски и стакан. В стакане оставалось небольшое количество коричневатой жидкости. Но общее внимание привлек маленький пузырек с предостерегающим черепом и скрещенными костями на этикетке. На ней было написано: «Стрихнин», и ниже большими буквами: «Яд».
Рядом с пузырьком стрихнина лежали два клочка почтовой бумаги. Они были смяты, а затем разглажены и тщательно сложены друг с другом в месте разрыва, так что сразу было видно, что это верх и низ одного листа бумаги. Прямоугольная коробка с такой же почтовой бумагой стояла на краю стола слева, рядом с ней лежала шариковая ручка.
Пока Джентри и двое детективов стояли на коленях возле тела Марвина Дейла, Шейн облокотился на стол, чтобы прочесть наспех нацарапанные каракули:
«Майклу Шейну. Я буду писать это письмо, пока в силах. Я люблю мою сестру и всегда прощал ей все, что бы она ни делала, потому что я слишком слаб, чтобы сопротивляться, но я больше не могу. Она славная девочка, и после того, как я ее увидел с Чарльзом сегодня ночью, все во мне перевернулось. Смерть меня не пугает. Джон и Генриетта были старые и скупые и заслуживали смерти. Но то, что произошло ночью, было последней каплей, и я не хочу больше жить. Марвин Дейл».
Шейн прочел разорванную записку, не прикасаясь к ней. Джентри поднялся на ноги и сказал:
— Все признаки отравления стрихнином. Он умер несколько часов назад. Затем Джентри встал рядом с Шейном и заглянул в записку, вполголоса читая ее вслух. Через мгновение он обернулся к двери и отрывисто приказал шоферу:
— Подойдите сюда.
Чарльз вошел, расправив плечи и подняв голову.
— Вы кто?
— Чарльз Мортон. Шофер.
— Что вам об этом известно?
— К нему никто не прикасался,— сказал Чарльз бесстрастно.— Ничего здесь не трогали,— он помедлил, взгляд его задержался на разорванной записке на столе.— Кроме того листа бумаги. Миссис Роджелл обнаружила тело брата около девяти часов. Записка лежала на столе… вся целая. Она вызвала меня из моей комнаты над гаражом и показала ее мне. Она хотела разорвать ее, прежде чем позвать полицию. Я сказал ей, что нам нельзя трогать свидетельство самоубийства, и хотел вырвать записку. Бумага разорвалась и смялась, вот как вы видите, но я настоял, чтобы полиция ее увидела… и неважно, как вы истолкуете слова Марвина.
— Вы действовали в соответствии с законом и весьма помогли следствию,— сухо сказал Джентри. Он снова посмотрел на разорванную бумагу и громко прочел: «Она славная девочка, и после того, как я увидел ее с Чарльзом сегодня ночью, во мне все перевернулось». Как, по вашему мнению, мы это истолкуем?
— Не сомневаюсь, что самым скверным образом,— невозмутимо ответил Чарльз.
— А вы как это объясните?
— Вчера вечером Марвин напился. Не больше, чем всегда, но… шатался. Когда я пошел в гараж с парой таблеток, которые мне дал доктор Ивенс, миссис Роджелл забеспокоилась насчет моего самочувствия и вышла, одетая в ночную рубашку и халат,— просто удостовериться, не нужна ли мне еще какая медицинская помощь. В пьяном виде Марвин увидел, как она вышла из задней двери и проследил за ней до моей спальни. Он вломился к нам и устроил отвратительную сцену, обвинял сестру во всех смертных грехах и тому подобное. Я прогнал его и потом отослал миссис Роджелл в дом. Вот почему она и хотела разорвать записку, прежде чем ее кто-нибудь прочтет.
— Поскольку ее можно неправильно понять,— усмехнулся Джентри.— И поскольку другие люди тоже могут ошибаться, как Марвин, относительно ее присутствия в вашей спальне поздно вечером и в ночной рубашке.
— У людей такое грязное воображение,— заметил Чарльз.
— Что он имел в виду, когда писал…— Джентри снова заглянул в записку и прочитал: — «Джон и Генриетта очень старые и скупые и заслуживали смерти».
— Не знаю,— ответил Чарльз.— Это уж вам решать. Он со мной не делился.
— Л вы не думаете, что это признание в убийстве Роджелла и попытке отравить Генриетту?
— Я думаю, это вам решать. Лично я не уверен, что мистер Роджелл был убит или что кто-нибудь пытался отравить мисс Генриетту.
— Откуда взялся стрихнин?
— Полагаю, пузырек из гаража — садовник употреблял стрихнин против кротов. Очень похож на тот, который всегда стоял в гараже. Я проверил: тот пузырек исчез.
— Стало быть, вы хотите нас уверить, что Марвин так расстроился, увидев сестру в вашей постели, что побежал в гараж, взял пузырек, принес к себе, написал письмо и выпил яду?
— Я вообще не собираюсь вас убеждать ни в чем,— огрызнулся Чарльз.— Вот он сам, а вот его писанина. Я уговорил миссис Роджелл, что будет лучше отдать вам письмо и сказать всю правду вместо того, чтобы порвать, как она хотела.
— Потому что тогда мы могли усомниться в том, что это было самоубийство?
— Не желаю я, чтоб меня впутывали в это дело,— вдруг сказал Чарльз.— Тут вокруг и так распустили языки из-за Генриетты — насчет отравления и всего такого. У меня есть голова на плечах, чтоб сообразить: тогда уж будет вообще конец света… больно подозрительно, если он умрет, не оставив никакой записки. Я потому и забрал записку у Аниты и не дал ее порвать.
