Юра воды боялся, но на пляж прибегал. А чтоб ребята не донимали, залезал на дерево, на крепкий дуб, чуть отступающий от берега. Все уже привыкли, что немой внук Сазонихи постоянно торчит на деревьях, даже дразнить надоело. А ему отсюда всех и всё хорошо было видно. На том берегу он видел шумную компанию парней и девушек у расстеленного и заставленного бутылками и едой одеяла. Они пили, ели, смеялись, толкались, бегали друг за другом, заходили в воду. Потом окружили причалившую к берегу лодку. Двое мальчишек из неё выпрыгнули, а парень с девушкой влезли и поплыли к середине пруда. Они хохотали, отбирали друг у друга вёсла. Потом совсем их бросили, стали целоваться стоя. Лодка сильно шаталась. Мальчик видел, как она опрокинулась дном вверх, накрыла этих двоих…
Он не смог закричать, но раздались крики других людей. Он хотел слезть с дерева, но что-то держало, не отпускало. Ему было страшно, но он смотрел… А потом он почему-то глянул вдруг в сторону, словно кто-то подтолкнул. И увидел как, никем не замеченная, нырнула в воду маленькая девочка. Он узнал её – это была одна из тех буржуек, которые жили в богатом доме. Старшую сестру звали Даша, он знал, имя этой, младшей, никогда не слышал. Зачем она нырнула и почему её так долго нет? Он смотрел, смотрел, сердце колотилось… Но вот девочка снова появилась на том же самом месте, вышла на берег. И в эту минуту вновь сильно закричали на пруду. Юра посмотрел и понял – там нашли утопленницу. Когда он вновь обернулся, маленькой девчонки уже не было, исчезла. А здорово она плавает, подумал мальчик. И вдруг вспомнил: он ведь тоже умеет плавать! Он ходил в бассейн! Перед глазами возникла картинка: огромный гулкий зал с высоким стеклянным потолком, внизу – вода, расчерченная на дорожки канатами с поплавками. Вода голубая и прозрачная, видно дно, выложенное узорчатыми плитками. Мальчишки и девчонки плавают, ныряют, по бортику ходит тренер. А потом, в душевой, он и другие мальчики весело обливают друг друга водой из душа…
Юра ничего не помнил до той минуты, когда бабушка погладила его по голове и сказала: «Юрочка, внучек…» И страх отступил. Мальчик не знал, чего он боится, но только голова и сердце были сжаты тисками чего-то страшного, страшного… А бабушкин голос, такой ласковый, вмиг всё разогнал, успокоил. Потом бабушка рассказала ему и про умерших родителей, и про то, что его отдали в детдом, а он сильно заболел. Но теперь он будет жить с ней, всё будут хорошо… И вот он вспомнил бассейн. Сразу захотелось проверить – он же должен поплыть! Но взгляд его вернулся туда, где люди столпились вокруг утонувших. Мальчик глубоко, прерывисто вздохнул. Нет, он сначала спросит бабушку, водили ли его родители в бассейн? Бабушка и без слов его понимает.
Веранда большого холла выходила прямо к Средиземному морю. Третий этаж был идеален для того, чтоб видеть и красоту, и бесконечность водной стихии. Солнце уже заметно поднялось над волнами, из бирюзового неба пронизывало их сверканием золотых нитей, блеском серебра, переливами изумруда и сапфира…
Вадим Батуйко улыбнулся: до чего же романтическая натура у Ланы! Вчера утром, как раз в это же время, они стояли здесь вместе, смотрели на Гранд-Харбор – Великую гавань, – и Лана вдохновенно произнесла эти поэтические сравнения. Конечно, она немного играла – всё-таки актриса, – но как же блестели её глаза, модулировал голос и трепетали ресницы! Как она была хороша! У Вадима задрожали губы, участилось дыхание, и глаза заволокло слезами. Да, он заметил, что рядом с этой необыкновенной женщиной стал сентиментален. Это он-то, о котором и компаньоны, и конкуренты говорили, за глаза, конечно, «Живоглот». Он знал об этом прозвище, усмехался: так и надо, пусть боятся! Разве сумел бы он без жестокости, помноженной на целеустремлённость, добиться того, что имел!
Уже наработав свои первоначальные капиталы, в конце восьмидесятых годов Батуйко создал несколько фирм и малых предприятий, срывал куш и ликвидировал их, наладил поставки из-за границы тех товаров, о которых здесь доныне только слышали: духи «Шанель», бургундские вина, пейджеры, компьютеры… Их разметали мгновенно, не интересуясь подлинностью и качеством. Это была стопроцентная прибыль. А тут грянула приватизация! Вадим был экономист, он сразу понял – вот оно, настоящее богатство, само в руки идёт! Лихорадочно он скупал акции всех предприятий, которые были в обиходе: текстильная и пищевая промышленность, лес, металлургия, производство удобрений, медь… Через время он станет всё это, скупленное по дешёвке, продавать втридорога, переводя деньги в оффшоры, умело придумывая пути ухода от налогов. К этому времени он уже был настоящим капиталистом. А капиталисту всё равно, как добываются деньги! Сегодня твой партнёр тебе друг, завтра, если надо – ты его продашь. Обобрать людей – почему бы и нет? Какие угрызения совести, это же бизнес! Надо было убить – убивал. Не сам, конечно, но по его приказу. Да, было и такое. Нужно было у одного конкурента забрать нефтяное месторождение. Рядом с Батуйко был уже очень толковый спец, которого он называл Юрист. Именно Юрист придумал хитрую схему, по которой месторождение перешло Вадиму. Но конкурент подал на него в суд, выставил иск на миллионы долларов. Тогда Юрист разработал план, нашёл людей… Машина конкурента взлетела в воздух, следствие зашло в тупик, миллионы остались на счету Батуйко…
Дважды Вадим был женат. Без уступок, без жалости оставил первую жену, по суду – не так уж трудно это оказалось, – не дав ничего. Так же собирался поступить и со второй. А вот теперь грудь теснят неведомые ранее чувства, и глаза наполняются слезами…
Нет, даже не приходило Батуйко в голову, что слезливость и сентиментальность – признаки старости, что он на тридцать лет старше Ланы: ей 25, ему 57 лет. Он был совершенно уверен, что это – признаки страстной любви, которую он испытывал впервые в жизни!
Батуйко вернулся в холл. Это был не просто гостиничный холл: часть его собственных апартаментов в этом лучшем отеле Ла-Валетты. Вскоре после знакомства с обворожительно-гордой Ланой Вороновой, она, в его присутствии, произнесла с лёгким вздохом: «Я с детства мечтаю побывать в этой легендарной стране…» Шёл банкет – заключительная часть Каннского фестиваля, один из главных призов получил испанский режиссёр, снявший фильм о Мальте: рыцари-госпитальеры из 16-го века попадают в современную Ла-Валетту… Об этом фильме как раз и шла речь, когда Лана с коротким смешком добавила: «Не встретился мне ещё рыцарь, который умчал бы меня туда».
Она проговорила свою реплику так, в пространство. Но стоящие вокруг молодой актрисы мужчины все были её поклонниками, и Вадим Батуйко вдруг испугался: а если кто-то его опередит! Он тут же дал указание одному из своих агентов, через день тот позвонил из Ла-Валетты, и Батуйко полетел туда на личном самолёте. И сразу же снял предложенные агентом апартаменты на год. Это были три люксовых номера, выходящие в общий холл, с собственным бассейном и круглосуточно работающим баром. Из любого помещения можно было выйти на декорированную цветущими растениями и лианами веранду. А с любой точки этой веранды открывался вид на залив.
Когда впервые Лана вошла в эти хоромы, обставленные не просто с роскошью, а с комфортом до самой мелочи, когда, вместе с ним, стала обходить комнату за комнатой, лицо её стало меняться. С первых шагов она изо всех сил старалась сохранять спокойно-пренебрежительное выражение, но в какой-то момент повернулась к нему: глаза блестели, лицо стало совсем простым, почти деревенским, она взвизгнула восторженно. Ну просто девчонка из пригорода, которой подарили билет на концерт Леонтьева! Вадим тут же вспомнил, что она и в самом деле из простых: мать чертёжница, отец заводской мастер. И имя у неё обычное – Светлана… Но эти мысли пронеслись в голове мимолётно. Потому что шею его обвили нежные руки Ланы, прекрасная головка легла на его плечо, и почти в самое ухо чарующий голос прошептал: «Благодарю, мой рыцарь Мальтийского ордена!»
Тогда он сказал ей: «Это всё твоё, любовь моя», – имея в виду этот гостиничный комфорт. Конечно, эта девочка крепко зацепила его – не только мужское желание, но и сердце, – Вадим это сознавал. Но всё-таки он отводил ей роль любовницы. Она должна таять от счастья: не каждую содержанку так балуют.
Это было год назад. Теперь Батуйко сидел в холле, ожидал, когда Лана проснётся и захочет выйти к нему. Вчера перед сном они поссорились, но он не собирался упрекать её. Наоборот – нежность и раскаяние переполняли его, Лана должна была это увидеть, почувствовать. У них были разные спальни, но не из-за ссоры. Она ведь на девятом месяце беременности, о каком сексе может идти речь! На третьем месяце Лана мягко оборвала его чувственные притязания, и Вадим согласился: главное – здоровье Ланочки и ребёнка. Ах, как она сказала ему тогда: «Когда ты станешь отцом, ты станешь и самым страстно любимым мужчиной на свете. Я любила тебя и раньше, но то, что ждёт нас впереди… Римские оргии померкнут…»
