– Вадим, – девушка протянула руку и нежно погладила его щёку. – Мне так нравится твоя наивность, доверчивость…
– Ты обо мне? – Он иронично приподнял бровь. – Впервые слышу.
– Сама удивляюсь. – В её взгляде были и нежность, и жалость. – С твоей деловой репутацией… Но то, что я услышала… Господи, этот парень – не твой сын! Неужели ты никогда не догадывался?
И Лана разложила ему по полочкам факты… Влада Касьянова, женщина с партийной карьерой и положением, презиравшая его раньше, вдруг отдаётся ему в первый же день встречи. Спешно! И тут же мгновенно беременеет. И рожает через…
– Сколько? – спросила Лана. – Не помнишь, случайно, какой срок?
– Помню, – ответил Вадим растерянно.
Он в самом деле помнил – врач в роддоме сказал: «Ребёнок доношенный, но вес чуть-чуть маловат, два восемьсот. Это потому, что роды прошли через тридцать восемь недель. Это нормально, никакой патологии, но если бы ваша жена походила ещё недели две, было бы лучше». И Влада эти две недели провела в больнице, перед выпиской Игорь весил уже три шестьсот.
– Думается мне, – прокомментировала Лана, – срок у неё был самый крайний, сорок две недели. Чувствуешь разницу? Месяц! С врачом или сама, или папаша договорились. Она ведь тебе рассказывала, что только что рассталась с любовником?
Лана всё не выходила. Вадим слышал из её комнаты негромкие звуки: позвякивание баночек с косметикой, стук, негромкую музыку. Но она сама не появлялась. А он так надеялся, что ночь отодвинет вчерашнюю ссору, плавно сгладит её. Видимо, этого не случилось. А как эта поездка прекрасно начиналась! Они решили, что их ребёнок, их дочь, родится на свет в том месте, где родилась их любовь. Тем более что на Мальте – острове рыцарей-госпитальеров, – отличные современные клиники.
Теперь они не скрывали свою связь: пресса муссировала и трагедию семьи Батуйко, и беременность Ланы. Вадим дал несколько интервью, очень удачных по тональности, по настроению. Он давно знал: любое происшествие можно повернуть в свою пользу. Всегда умел это делать.
Два дня назад они приехали на Мальту, в эти же апартаменты, аренду которых Батуйко продлил ещё на год. Любовались восходом, говорили о своей будущей свадьбе. Он, Вадим, был готов оформить развод с женой и новый брак ещё до рождения ребёнка, но Лана резонно заметила: теперь торопиться нельзя. Убитую горем мать Игната нельзя вот так вот резко выставить из жизни. «Не по-человечески» – скажет пресса, а следом и многие. Не соответствует созданному образу. А кое-кто и задумается… Да и траур по сыновьям надо выдержать. Он ведь сам сказал в одном интервью: прощаю старшего, скорблю о младшем.
О младшем…Год назад, в их медовый месяц здесь, на Мальте, Вадим рассказал Лане и о своей второй женитьбе. Тогда, после рассказа о Владе и Игоре, ни Вадим, ни Лана три дня не возвращались к этой теме. Но Батуйко всё время прокручивал в уме неожиданные выводы своей любовницы… Разве могла в те годы инструктор райкома партии, да ещё с перспективой на второго секретаря – а Влада после декрета таки получила эту должность, – сделать аборт или родить вне брака? Ни в коем случае! А тут, как спасательный круг – влюблённый, холостой, готовый жениться!
И он поверил. И восхитился Ланой, её острым аналитическим умом. Это открытие, этот разговор очень сблизил их. Потому, когда они три вечера подряд отгуляли на карнавалах и праздниках, бушующих на улицах, в парках и дворцах Ла-Валетты, решили дать себе передышку и вновь расположились на своей веранде, Лане даже не пришлось ему задавать вопросы. Вадим стал вспоминать сам.
Он сумел протянуть рядом с Владой шесть лет. На любви к сыну, на воспоминаниях о юношеской страсти и постоянном убеждении себя: «Я её люблю!» Ну и, конечно, на партийной субординации: отец жены был при власти, а он, Вадим, состоял в КПСС. И хотя в конце восьмидесятых страха перед партийным покаранием уже не было, но всё же… Однако, когда Союз развалился и коммунисты в одночасье превратились в «комуняк», он тут же подал на развод. Оставил Владе только их квартиру, и больше ничего. Хотя, по меркам того времени, был уже очень богат. Да она и не предъявляла никаких требований – гордая. Правда, на сына он время от времени делал денежные переводы, небольшие, чтоб не баловать… Интересно, что, живя в семье, Вадим испытывал к мальчику любовь. Но когда ушёл от них, через недолгое время понял: почти и не думает об Игоре, не рвётся встречаться с ним. Сам себе объяснял это тем, что нет времени, что и в городе бывает редко…
– У тебя прекрасная интуиция, – бросила реплику в этом месте его рассказа Лана. – Отторжение от мальчика – это тоже голос крови. Но только наоборот, со знаком минус.
После первого разговора и неожиданных выводов Ланы о том, что Игорь не его сын, Вадим внутренне до конца не готов был полностью с этим согласиться. Признавал: в логической цепочке Ланы всё чётко. Но всё же, всё же… Когда она сказала о голосе крови, эта кровь, вскипев, бросилась ему в голову, у него вырвалось злое грязное ругательство. Он тут же прижал к губам ладошку девушки, но она не стала его упрекать, поняла: это признание, согласие…
Женитьба на Владе и развод с ней имели свой плюс: Батуйко понял, что он не однолюб. Восемь лет он жил в своё удовольствие, меняя любовниц-содержанок. А потом женился быстро, не раздумывая. Но совсем не так, как первый раз: теперь это был не романтичный, а деловой брак. От сердечного приступа внезапно скончался один из предпринимателей, с кем Батуйко имел контакты и совместные проекты. Состояния покойного и его были почти равноценны, а два очень рентабельных производства Вадим мечтал прибрать к своим рукам. Уже на похоронах он стал прикидывать – можно ли что-то сделать. Единственной наследницей Шкуратова осталась дочь: Батуйко и раньше несколько раз встречал эту ещё молодую женщину, знал, что она одинока и вроде бы даже подвержена какой-то психической болезни. Подумал, конечно, но так, мимоходом: «Объединить бы капиталы…» А через две недели Лия Шкуратова сама позвонила ему, пригласила на встречу и почти сходу предложила: «Вадим, женитесь на мне. Я мало понимаю в финансовых делах, меня обманут, обворуют. Как мужу, передам вам всё. Взамен хочу ребёнка. Я подвержена депрессиям, но врачи говорят, что, родив, я от этого избавлюсь. Мне уже тридцать пять, позже будет поздно». Вадим тогда ещё подумал: «Как Владе, когда она родила… тридцать пять». Вот только ему было почти пятьдесят.
Она не была красавицей, но приятной женщиной, с чуть полноватой фигурой, мягким голосом…Несмотря на траур, они быстро оформили брак, передачу акций, производственных предприятий под крыло Батуйко, оговорив процент от дохода лично для Лии, оставив за ней отцовский особняк и небольшую виллу на Адриатике. Как ни хотелось ей, но она почти год не беременела, но потом это свершилось, и родился Игнат.
– Похож на тебя? – спросила Лана доверчиво, словно не сомневалась, что он скажет «да».
Батуйко засмеялся, погрозил ей пальцем.
– Нет, он тоже светловолосый, светлоглазый, в мать. Но тут даже ты не найдёшь никакой зацепки! Это мой сын.
Нежно склонив головку, Лана вздохнула:
– Ты его любишь?
– Наверное… – Он приподнял бровь, словно сделал для себя открытие. – Скорее, я к нему равнодушен. Может быть потому, что к жене равнодушен? Ей нужен был ребёнок, она его получила, а мне всё равно.
– У тебя хорошая интуиция, – повторила она фразу, сказанную три дня назад. – Голос крови тебе ничего не говорит. Почему?
Вадим тяжело задышал, и девушка, быстро и грациозно перегнувшись через стол, покаянно прижалась губами к его щеке:
– Всё, всё, не будем об этом…
– Нет, детка, чего ты испугалась? Я не злюсь. – С него и в самом деле мгновенно схлынул гнев после прикосновения её губ. – Но не могу понять твоих фантазий.
– Фантазий?
– Да, да, – тут же согласился он. – Насчёт Игоря… Ты на многое открыла мне глаза, и всё же… Надо подумать. Но теперь – Лия, Игнат… Не может быть никаких сомнений. Она замкнута, не общительна, рядом с ней не было никаких мужчин.
– И всё же расскажи мне подробнее, если не сердишься. Расскажи, только пусть уберут посуду.
Они как раз закончили ужин. Подошёл официант, пересервировал стол на десерт, открыл новую бутылку вина, налил им в бокалы, удалился. Вадим пожал плечами. Собственно, рассказывать было нечего. Вскоре после замужества Лия стала ходить на корт: она подростком занималась большим теннисом, потом забросила, а теперь захотела вспомнить. Продолжала ходить играть даже ещё на первых месяцах беременности. Вадим совершенно этим не интересовался, у него были свои дела. Но знал, что тренером у жены – женщина… А уже после родов ей захотелось, чтоб художник написал её портрет. Сказала мужу: «Ты видел портрет моей матери? Отец когда-то заказал. Мать умерла рано, а портрет остался. Пусть и у сына будет мой портрет». Ради Бога, Вадим готов был оплатить самого модного живописца. Но Лия сама нашла художника: была как-то на его выставке, считала, что он талантлив и перспективен. Вадиму было всё равно, он согласился. Неделю этот худой длинноволосый тип писал портрет, приезжая на сеансы к ним в особняк. Получилось очень неплохо, Вадим щедро с ним рассчитался.
