— Я ничего не буду вам отвечать, — негромко произнесла Эка. — По всем законам в любой демократической стране мира я не обязана свидетельствовать против самой себя. Это я точно знаю.
— Никто другой просто не мог этого сделать, — устало пояснил Дронго, — и теперь у меня только один главный вопрос. Вы сделали это, чтобы помочь вашему мужу и уничтожить отпечатки, чтобы его не подозревали в совершении убийства, или вы точно знали, что стрелял именно ваш супруг, и решили таким необычным образом его спасти. Я могу получить ответ на этот вопрос?
— У вас бурная фантазия, — сказала она, недовольно прищуриваясь, — я вообще не притрагивалась к этому карабину. И не понимаю, о чем вы говорите.
— Николай Квитко сейчас достает карабин из воды, — пояснил Дронго, — если вы мне снова будете лгать, у нас ничего не получится и вашего мужа действительно могут обвинить в покушении на жизнь его основного компаньона.
— Я ничего не знаю, — отрезала Эка.
— Зачем вы это сделали? — настаивал Дронго. — Вы уверены, что он убийца, или не хотите, чтобы у него были неприятности? Отвечайте на мой вопрос, у нас не осталось времени.
Резо что-то услышал и поднял голову.
— О чем вы говорите? — спросил он. — Какой бассейн? Вы хотите купаться в такое время? Эка, о чем вы говорите?
Она посмотрела в сторону мужа.
— Он ни в чем не виноват, — твердо произнесла Эка, — я услышала, как вы говорите об отпечатках пальцев, и побежала к бассейну. Я поняла, что убийца решил подставить моего мужа. Самое страшное даже не в том, что ему здесь поверят или не поверят турецкие власти и турецкая полиция. Самое страшное, что они могут выдать его грузинским властям. А у тех появится шанс посадить наконец моего мужа в тюрьму. На всю жизнь. Им трудно найти какое-либо обвинение, а здесь подозрение в убийстве. И не нужно ничего доказывать. Турки наверняка не стали бы связываться с арестом и обвинением бывшего заместителя министра внутренних дел. Они бы выдали Резо по запросу Тбилиси, а там бы он гарантированно получил пожизненный срок. И вы хотели, чтобы я ничего не делала? Я просто не имела права не попытаться его спасти.
— Ясно. И вы уверены, что стрелял не ваш муж?
— Да, уверена. Он не мог стрелять в безоружного человека. Абсолютно уверена.
Дронго вспомнил, как Резо разобрался с ее любовником. Но спорить сейчас ему не хотелось. Он повернулся и вышел в холл, где его уже ждал Николай. Он успел вытереться и тяжело дышал.
— Я достал ваш проклятый карабин, — прошипел он, — самое обидное, что я не имею к этому убийству никакого отношения, и вы это прекрасно знаете. Нужно было заставить прыгать того, кто его туда бросил.
— Я как раз сейчас пытаюсь это выяснить, — успокоил его Дронго. — Идите наверх в мою спальню. Там вы сможете высушиться до приезда полиции. Карабин вы положили на столик?
— Конечно.
— Хорошо, — кивнул Дронго. — Идите сушитесь.
Затем он вошел в гостиную. Увидев его, Самедов поднялся со стула.
— Сейчас приедет полиция, — сообщил он, — они уже два раза перезванивали, уточняли, где находится вилла. Судя по всему, они действительно недовольны. Сегодня у них выборы, и их сняли с дежурства.
— Они думают, что мы нарочно устроили убийство в день выборов? — устало спросил Дронго, усаживаясь на стул.
— Айтен, принесите нам чай, — попросил Самедов. — Эка даже не спросила у нас, что именно мы хотим. И принесла всем кофе. А я не пью кофе, тем более сладкий. У меня диабет. Зачем вы снова пошли к бассейну? Я видел, как вы туда уходили с Николаем. Думаете, что там остались какие-то следы?
— Ничего не думаю. Скоро приедет полиция, и я просто хотел все еще раз проверить.
— Я уверен, что стрелял Резо. Или его нервная супруга, — сказал Керим Агаевич, — напрасно вообще мы с ними связались. Они какие-то чокнутые. Его выгнали с работы, и он всерьез решил, что был незаменимым чиновником. А она даже выкрасилась в красный цвет, чтобы шокировать всех окружающих. Так о них говорили мне в Тбилиси.
— Не всегда нужно верить слухам, — посоветовал Дронго, — будет лучше, если вы не станете излагать свои версии турецкой полиции. Пусть они сами ищут.
— Вы советуете мне скрыть правду? — прямо спросил Самедов. — Неужели вы думаете, что они не спросят, кто именно вчера стрелял из этого карабина? И как мне ответить? Сказать, что я не знаю? Но это глупо и неправдоподобно. Нас было трое. Один убит. Какой же я охотник, если не помню, кто и с каким оружием вышел вчера на охоту. Я просто не смогу соврать, они меня не поймут.
— Я говорю не про вчерашнюю охоту, а про ваши нынешние подозрения, — пояснил Дронго, — не нужно ничего им подсказывать. Они сами должны все проверить. Говорите только правду. И только факты. Так будет лучше для всех.
— Хотите их спасти? — добродушно усмехнулся Самедов. — Я видел, как вы разговаривали с этой красной кошкой. Может, она вам понравилась и вы хотите ее спасти? А заодно и ее мужа?
— Не нужно так говорить, — поморщился Дронго, — больше уважения к дамам, Керим Агаевич, еще вчера вы пили за здоровье Эки Джанашвили и Елены Квитко. А сегодня вы готовы их размазать, обвиняя в каких угодно грехах. Некрасиво.
— А я себя спасаю прежде всего, — заявил Самедов, — у меня свои дети имеются. Кого будет подозревать полиция? Миллионера Квитко? Никогда в жизни. Тем более что у него есть такой свидетель, как вы. Другого миллионера — Резо Джанашвили? Который был коллегой турецких полицейских и у которого наверняка сохранились многочисленные связи со здешними офицерами и руководством МВД? Тоже никогда. Остается один. Несчастный мелкий бизнесмен, который владеет несколькими процентами акций в компании и мечтает увеличить свой пакет. Они сразу узнают, что я тайком скупал некоторые акции через подставных лиц. Им наверняка расскажут, что мною был недоволен Сарвар Максудов, что я был мелким вкладчиком, который боялся разоблачения и в конце концов решился на преступление и застрелил руководителя компании. Все факты против меня. Так почему я должен молчать?
— Именно поэтому, — ответил Дронго, — они не должны подозревать кого-то из присутствующих. Будет лучше, если мы все будем настаивать на версии, что на виллу кто-то проник и застрелил хозяина дома. А потом скрылся.
— Каким образом? На воротах установлена камера.
— Перелез через ограду, — спокойно парировал Дронго, — и не нужно больше ничего придумывать. Вы ничего не видели и ничего не знаете. В момент выстрела вы находились в кабинете. Расскажите всю правду, не высказывая своих предположений, и, возможно, тогда ваши ответы удовлетворят турецкую полицию и прокуратуру.
— Постараюсь, — кивнул Самедов, — что там с Резо? Он действительно плохо себя чувствует?
— Пока не знаю. Через несколько минут его осмотрят врачи. Но возможно, он действительно вчера отравился. Хотя непонятно каким образом.
— А Николай? Что он говорит? Он видел убийцу?
— Нет. Только руку убийцы. Он считает, что это был мужчина.
— Тогда убийца один из нас двоих. Либо Резо, либо я. Других мужчин на нашей вилле просто не было.
— Не нужно так категорично. Потом пришел повар. Поэтому, кроме вас, были и мы двое. В общем, не нужно ничего подсказывать следователям. Они сами все найдут и обо всем догадаются. Ваша задача как можно меньше говорить.
Раздался звук полицейской сирены, и вскоре в открытые ворота въехали два автомобиля.
— Вот и кавалерия подоспела, — невесело произнес Дронго, выглянув в окно, — сейчас начнется самое сложное.
Из двух автомобилей вышло сразу пятеро или шестеро сотрудников полиции. Из них двое были в штатском. Один был постарше — лет пятидесяти. Коренастый, седоголовый, с щеткой жестких, уже поседевших усов, резкими, грубыми чертами лица. Он вошел в дом, и его помощник сообщил, что сам господин старший инспектор Яшар Акпинар приехал сюда, чтобы разобраться в случившемся.
Для начала старший инспектор потребовал освободить гостиную, а затем стал приглашать по одному человеку для беседы. С ним был помощник, который владел русским языком. Первым он вызвал Керима Самедова.
Остальные собрались в кабинете. Здесь были Резо со своей супругой, Николай, уже успевший обсохнуть, Малика, нашедшая в себе силы спуститься вниз, и Дронго. Прислуге разрешили остаться на кухне. Беседа старшего инспектора с Керимом Самедовым явно затягивалась. Дронго беспокойно ходил из угла в угол. Если Керим Агаевич начнет высказывать свои подозрения сотрудникам полиции, это затянет расследование на несколько недель или месяцев, в течение которых они не смогут покинуть Турцию. У них просто отберут паспорта.
— Что вы так нервничаете? — не выдержал Николай. — Ходите из угла в угол. Вы могли бы первым встретиться с этим полицейским комиссаром и все ему объяснить.
