Лэм даже не улыбнулся.
— А прислуга?
— От нее почти ничего не удалось узнать. В доме тридцать лет служит экономкой пожилая дама, миссис Бартон. Постоянных выходных у нее нет, но восьмого, в пятницу, она ходила в деревню, поужинать к своей приятельнице — жене почтмейстера. Горничная Агнес Рипли обычно уходит по субботам, но на этот раз отпросилась, уехала в Лентон и вернулась автобусом без десяти девять. По пути она зашла на почту, поговорила несколько минут со знакомой и вернулась домой вместе с миссис Бартон. Они не заметили, когда именно вернулись, но кажется, была половина десятого. Мистер Хатауэй съел оставленный ему холодный ужин, но к слугам не вышел. Они легли спать в половине одиннадцатого и слышали его шаги примерно полчаса спустя.
Лэм хмыкнул.
— Вероятно, Луизу Роджерз убили в пять часов — по заключению медэкспертов, через три-четыре часа после последнего приема пищи. Где она обедала, нам неизвестно. Может быть, прихватила еду из Лондона и перекусила в машине, а может, ее кто-нибудь видел в ресторане. Несомненно, она приехала сюда в поисках человека, укравшего ее бриллианты. Она считала, что на конверте, полученном от портье в отеле «Бык», указан адрес похитителя. Если бы она приняла разумный совет мистера Феррана и обратилась в полицию, сейчас она была бы жива. Я ничего не имею против женщин, но они часто попадают в беду, считая, что сами способны справиться с любым затруднением. Вот и еще одно доказательство тому, что они не правы. Итак, у нее есть имя и адрес на конверте. Предположим, это имя и адрес мистера Гранта Хатауэя. Надо найти его дом. В деревне на воротах не вешают таблички с именами хозяев. Луизе приходится расспрашивать местных жителей — интуицией тут не обойтись. Надо найти человека, который объяснил ей, как проехать к Дипсайду — если речь идет о Дипсайде. Попробуем обратиться за помощью на Би-би-си. Исходя из предположения, что человек, которого мы ищем — мистер Хатауэй, проверим время. Он покинул дом примерно в пять и не сказал, когда вернется. Со слов экономки и горничной нам известно только, что он поднялся в спальню в одиннадцать. Значит, он где-то пропадал целых шесть часов… А мистер Харлоу?
Инспектор Смит снова заглянул в блокнот и опять начал с выражения, недавно насмешившего Фрэнка Эбботта.
— Мистер Харлоу охотно помогал следствию, был очень любезен и все спрашивал, чем он может быть полезен. Он объяснил, что в пятницу работал — как вам известно, он пишет песни. По его словам, одна из песен у него никак не получалась, и он решил выйти прогуляться. На часы он не посмотрел. Было еще светло — значит, примерно пять или половина шестого. Мистер Харлоу сообщил, что он вышел из задней калитки на Лейн, пересек главную дорогу и прошел по Лейну мимо Дипсайда. По пути он, насколько ему известно, никого не встретил.
Лэм фыркнул.
— Что это значит — «насколько ему известно»?
— И я задал тот же вопрос, а он ответил, что думал только о песне, которую никак не мог дописать, и потому вполне мог не заметить случайного прохожего.
Фрэнк Эбботт пробормотал:
— У нашего приятеля артистический темперамент.
Смит кивнул.
— Да еще какой! Он утверждает, что шел, пока не заметил впереди огни Лентона, и двинулся к городу. Там он зашел в кинотеатр, посмотрел фильм, перекусил в кафе и пешком вернулся домой примерно к десяти.
— А что говорит прислуга? Она есть в доме?
— Мать и дочь средних лет, очень респектабельные, по фамилии Грин. Они сказали, что мистер Харлоу позвонил из Лентона и предупредил, что перекусит там, а также что они слышали, как он вернулся часов в десять. Миссис Грин добавила, что обычно он уходит из дома, когда ему не работается. И она, и ее дочь к этому привыкли.
Лэм подался вперед.
— В какое время он позвонил?
— Примерно в половине девятого или чуть позднее. Миссис Грин вспомнила, что до этого смотрела на часы в половине девятого, а вскоре прозвучал звонок.
— Хм… Что касается времени, преступление мог совершить как мистер Хатауэй, так и мистер Харлоу. Насколько мне известно, оба служили в армии. Не был ли кто-нибудь из них во Франции в сороковом году?
— Кажется, был.
Лэм повернулся к сержанту.
— Вы в этом уверены?
— Хатауэй участвовал в отступлении в Дюнкерк. Он попал в плен, сбежал и двинулся на запад. Подробности армейской карьеры Харлоу мне неизвестны, но кажется, во время отступления он тоже был во Франции. Недавно я что-то слышал об этом.
— Кто-нибудь из них служил в десантных войсках?
— Да, Хатауэй. Он награжден орденом «За боевые заслуги».
— У кого-нибудь из них есть шрам или другая отметина на правой руке?
Фрэнк Эбботт начал: «Не знаю…» — и тут же осекся, вспомнив про тонкий белый шрам на левой руке Гранта Хатауэя — на костяшках указательного и среднего пальцев. Лэм вполне мог ошибиться. Шрам должен был находиться на левой руке: правой незнакомец держал фонарь, а левую сунул в саквояж. Или наоборот? Эбботт пожал плечами, понимая, что тут легко ошибиться.
Лэм только и смог, что фыркнуть. Смит нерешительно произнес:
— У мистера Хатауэя есть старый шрам на левой руке. У мистера Харлоу правая рука заклеена пластырем — он говорит, что поранился о колючую проволоку.
Лэм заерзал на стуле и снова повернулся лицом к Смиту.
— Как я уже сказал, любой из них мог убить Луизу Роджерз, отвести ее машину в Бэзинстоук и добраться поездом до Лентона. У нас нет никаких улик ни в их пользу, ни против них. У обоих была возможность и мотивы. Вот все, чем мы располагаем. Забудем на время о пятнице. Перейдем к субботе, девятому января — тому дню, когда Мэри Стоукс прибежала в коттедж священника, перепуганная видом трупа. Думаю, она действительно видела его — где-то возле дома лесника или внутри дома. Она с кем-то встретилась в лесу или наткнулась на убийцу, который прятал труп в подвале. Видимо, вы оба уже поняли, что убийца не был тем мужчиной, с которым она встречалась. Вряд ли этот человек назначил ей свидание, а сам тем временем решил избавиться от трупа. Это первое. Вот и еще одно обстоятельство: кем бы ни был убийца, он знал о существовании подвала. Вы не могли найти его целую неделю, и не нашли бы, если бы не упоминание в старой книге, которую прочла мисс Силвер. Но убийце незачем было ломать голову: он точно знал, что в доме есть под вал. Нам пришлось снимать панель, чтобы обнаружить дверь, а он знал, как она открывается. Все это означает только одно: убийца — местный житель или человек, хорошо знакомый со здешними местами. Им может оказаться как мистер Грант Хатауэй, так и мистер Харлоу. Должно быть, в каждом доме хранится по экземпляру книги священника… — Лэм повернулся к Фрэнку. — Вам что-нибудь известно об этом?
— Кажется, у старого мистера Хатауэя была эта книга. И не только у него.
Лэм кивнул.
— Так я и думал, — он повернулся к Смиту. — А что известно насчет девятого, субботы? Где были эти два джентльмена между половиной шестого и, скажем, половиной седьмого или семью часами?
Смит помедлил.
— Этот вопрос я задавал осторожно, не настаивая. Мистер Хатауэй сказал, что уехал на велосипеде в Дипинг примерно в десять минут пятого. Я спросил, не встретил ли он кого-нибудь на Лейне — спросил невзначай, как вы понимаете, — и он заявил, что обменялся парой слов с миссис Хатауэй, которая как раз гуляла с собаками.
Лэм вскинул брови.
— Со своей женой?
— Да, сэр.
— Странно… Они ведь расстались. Итак, он поговорил с женой и поехал в Дипинг.
— Нет, сэр. Он сказал, что передумал и вернулся домой.
— Хм… тоже странно. А потом снова уехал из дома?
— По его словам — нет. Он выпил чаю, написал несколько писем и занялся счетами у себя в кабинете. Разумеется, этого никто не может подтвердить. Горничная не заходила к нему.
— А мистер Харлоу?
— Говорит, что выпил дома чаю, немного поиграл на пианино и отправился на прогулку — в какое время, неизвестно, он не смотрел на часы. Он утверждает, что ходит гулять почти каждый вечер, когда бывает дома. Он вышел из ворот дома, поэтому к Лейну не приближался. По дороге он никого не встретил.
Лэм положил широкую ладонь на колено.
— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали. Любой из них мог ускользнуть в дом лесника, как только стемнело. Доказать или опровергнуть это предположение нам нечем.
Последовала пауза. Посмотрев на инспектора Смита Фрэнк Эбботт холодным тоном спросил:
— А что известно о других отпечатках?
Лэм живо обернулся.
— Каких отпечатках?
— Которые я попросил Смита снять.
— Вы попросили? С какой стати?
— Я просто хотел помочь следствию. В сущности, я…
— Довольно! Что вы задумали?
Фрэнк подавил невольную улыбку. Ему удалось незаметно достать красную тряпку и помахать ею перед носом быка. И бык встрепенулся.
— Мне казалось, что эти отпечатки могут представлять интерес.
Инспектор Смит покинул комнату, Лэм перестал сдерживаться. Его лицо побагровело, голос стал зловещим.
