Она ему очень нравилась, очень…
– Где мой пиджак, мать твою???
Власов с силой толкнул дверь ванной ногой. Там спряталась от его утренних разговоров и расспросов супруга. Не то чтобы она пряталась от его гнева, как бы не так! Она просто кинула его, захлопнув перед носом дверь. Она просто пошла красить свою рябую рожу, бросив походя:
– Во сколько хочу, во столько и возвращаюсь, Власов! И вообще… Я думала, что вопрос с разводом – вопрос решенный. Или я что-то путаю?
Он, подстегиваемый гордостью и самолюбием, решил не разбираться, плюнул на дверь и ушел одеваться. Сегодня у него утром встреча сразу с тремя клиентками. У одной четырнадцатилетняя дочь задурила. У двух других проблемы с мужьями. И эти проблемы, по их мнению, он должен был разрулить. А глупым курицам и в голову не приходило, что он мужик, черт побери! И что у него могут быть точно такие же проблемы, как и у их мужей!
Та же одутловатая физиономия жены с утра, недовольная и кислая к вечеру. То же, что и у их мужей, рядом дряблое тело в дорогих тряпках. И нудеж, господи, вечный нудеж, что он плохой отец, что невнимательный муж, что они сотни лет никуда не выходили вместе, что она запаривается на работе и так далее.
Но тетки были с деньгами, были его клиентками и платили щедро. И, конечно же, он не может и не должен отождествлять свои семейные неурядицы с чьими-то еще. Как там говорил классик: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему? Точно! Его несчастье – это его несчастье. Оно и счастьем-то никогда, если разобраться, не было.
Он влез в шкаф, подивился тому, что пиджака от любимого презентабельного костюма нет, висели одни брюки. Надел их, надел в тон сорочку, галстук. И тогда только прошелся по вешалкам в поисках пиджака. Его не было. И в шкафу суки-жены не было тоже. И в прихожей в громадном, как комната, шкафу, он отсутствовал.
– Где мой пиджак?! – взревел Власов, повторив потом свой вопрос дюжину раз.
Жена не отзывалась, и ему пришлось выломать дверь. Но ее это не очень-то смутило. Она как красилась, так и продолжила.
– Где мой пиджак?! – Он взглянул на ее отвисший зад с брезгливостью.
– В химчистке, – спокойно ответила она, отвратительно вытаращив левый глаз, на котором снизу рисовала стрелку. – Ты заляпал его морковным соком в ресторане. Забыл?
Он вспомнил, вышел и попытался хлопнуть дверью, но она уже не вошла в притолоку, верхнюю петлю он вывернул основательно. И ничего! Пусть потопчется, вызовет плотника, тот починит.
Из подъезда он вылетел пробкой и сразу увяз в сугробе. Откапывать машину пришлось полчаса – и на встречу с переполошившейся мамашей четырнадцатилетней начинающей шалавы он, конечно же, опоздал. Ему пришлось извиняться, улыбаться и едва не приседать перед оскорбленной дамой. А ведь все это он выделывал без пиджака, в натянувшейся на животе рубашке.
Твою мать, а!!! Ну какого хрена она сдала пиджак без его ведома?!
Он, конечно, задним умом понимал, что в пиджаке с пятном выглядел бы не лучше, но раздражение на жену заглушило здравый смысл.
Даму он все же умаслил подробным отчетом о том, как, где и с кем проводит свободное от школы время ее чадо. К визиту двух других он уже немного пришел в себя. Правда, для этого пришлось выпить три чашки крепчайшего кофе и съесть упаковку лукового крекера, который обожал.
С дамами разобрался довольно быстро. Позвонил, куда звонить должен был еще час назад. Выслушал подробную информацию о Горелове, улизнувшем у него из-под носа. И, изрядно помесив по городским улицам грязный снег колесами автомобиля, уже менее чем через полчаса Власов звонил в его дверь.
Дом, в котором имел регистрацию и проживал господин Горелов, был стареньким, но ухоженным. Отремонтированный подъезд. Железная подъездная дверь. Какая-то сухая нервная тетка с журналом на первом этаже.
– Я тут и консьерж, и охранник, и уборщица, и сторож, – грозно оповестила она Власова, не желая пускать его дальше своего расшатанного стола. – Давай документ, говорю!
Власову очень не хотелось светить себя, но пришлось. Не ломать же двери еще и здесь!
– Коллеги, ага, – осталась довольна увиденным тетя Таня, так она представилась. – Юрка дома, можешь идти. Который день никуда не выходит.
– Чего так?
– Говорит, болен.
Тетя Таня корявым почерком записывала его данные в журнал посещений. Однако тут у них дело поставлено!
– Как же он говорит, если никуда не выходит? – усомнился Власов.
– Звонит мне на вахту, просит в магазин сбегать, – уточнила она. – Мне не трудно. Он платит за хлопоты. А что? Каждый зарабатывает, как может. Так ведь? Хочу предупредить: лифт не работает. Придется тебе, мил-человек, шлепать на шестой пешком.
Он кивнул и пошлепал. Задохнулся уже на третьем этаже. Пора, пора в спортзал! Хотя сейчас затевать не стоило – на горнолыжном спуске килограммы постарается сбросить. Нагрузки, адреналин опять же!
Эх, Верочки ему не хватает! Как бы поехала она с ним, а! И жизнь милее, и удовольствие круче. Она всегда, кстати, на него позитивно влияла. Не то что грымза, которая с утра ему все нервы вымотала.
На шестом этаже он уже не жалел, что его любимый пиджак от костюма оказался в химчистке. Спина и подмышки были мокрыми. Редеющие волосы сбились в прядки и облепили голову как спагетти, он ощущал это с болезненным неудовольствием. И понимал, что перед Гореловым предстанет совсем не таким, как в его занюханной адвокатской конторе. Там-то он был вальяжен, внушителен, солиден.
Власов остановился на площадке перед дверью. Достал носовой платок, отер лицо, шею, кое-как причесал волосы частой расческой – в портфеле всегда носил, памятуя о наметившемся облысении.
Позвонил в дверь и минут пять слушал продолжительные трели, теряющиеся где-то в недрах гореловского жилища.
– Юра! – заорал Власов, теряя терпение, и громко ударил в металлическую дверь кулаком. – Юра, я знаю, что ты дома! Мне тетя Таня сказала! Открывай, а то приду…
Что придет с полицией, он договорить не успел. Дверь распахнулась, и бледный до синевы Горелов возник на пороге.
– Тихо вы! – нервно дергая плечами, взмолился Юра. – У меня репутация порядочного человека, а вы орете на весь подъезд!
– А чего не открываешь? – Власов шагнул внутрь гореловской квартиры. – Я звоню, звоню… Так я пройду?
– Прошли уже, – Юра, облаченный в легкие светлые брюки и лимонного цвета футболку, кивнул на дверной проем, оформленный под арку. – Идите туда, я кофе сварю.
– Кофе – это хорошо. Это разговору помогает. Мне разуваться?
– Не надо, – крикнул из кухни Горелов, загремев посудой. – Проходите так.
Власов повесил пальто на рогатую вешалку, еще раз пригладил, теперь уже перед зеркалом, слипшуюся шевелюру, поморщился. Выглядел он так себе. Рубашка с мокрыми разводами под мышками. Лицо красное. Произведи внушительное впечатление, вызови на откровенный разговор, когда ощущения как после стометровки! С простым смертным тяжело, а тут юрист!
В гостевой комнате у Юрия Горелова было пустынно. Выкрашенные в персиковый цвет стены, паркетный пол, начищенный до блеска. Мягко светился напольный светильник, стилизованный под громадный букет сухих растений. Без звука работал телевизор на стене. Шторы в унылую клетку были задвинуты. На диване лежал пульт от телевизора и папка с какими-то документами. Все, больше в комнате ничего не было.
Власов решительно занял свободный угол дивана, закинул ногу на ногу, сцепил пальцы на коленке. Так не было видно потных пятен на рубашке. Через пару минут Горелов с грохотом вкатил в комнату столик с кофейником, парой чашек, сахарницей и горой сухофруктов.
– Вот, угощайтесь, – он заискивающе улыбнулся, резко захлопнул папку с документами, задвинув ее под диван. – И… чем могу вам помочь, Александр, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь.
Он налил себе кофе, хотя, может, и хватило бы уже – три чашки было с утра. Подхватил с широкой тарелки три финика. Отхлебнул, сунул финик за щеку. С удовольствием причмокнул, было вкусно.
– А к вам я не поленился подняться на шестой этаж, Юра, по одной простой причине… – проговорил он, расправившись и с кофе, и с финиками минут через пять, все это время висела гнетущая тишина. – Вы мне соврали!
– Не понял?! – Юра вытянулся сусликом на диване, испуганно моргнул. – Как это я вам соврал? Когда?
– Когда сказали, что видели мою знакомую в последний раз в тот момент…
– Когда она заходила во «Встречу»? Ага, так, – Горелов дернул губами в подобии улыбки. – Так я и говорил, а что?
– А то, что у меня есть другая информация. – Власов покопался в сухофруктах, достал курагу. – У меня есть информация, что тем же вечером, когда Вера вышла из агентства, вы провожали ее.
– Я… Провожал… Провожал?
Его глаза вдруг будто провалились внутрь, и на Власова теперь уставились будто пустые черные глазницы, излучающие такой ужас, что ему даже стало жаль парня. Но тем не менее он покивал:
