– Что это значит?
– Это значит, что полковник Безруков из соседней квартиры мог незаметно проникать в конспиративную квартиру, когда это требовалось.
– Отец Инны Михайловны?
– Вы, вероятно, говорите о дочери Безрукова? – Жорес закивал головой. – Совершенно верно, она и теперь проживает в соседней квартире.
– Вы сказали, незаметно… – Катерина насторожилась.
Жорес пояснил:
– Конспиративно, не выходя на лестничную площадку.
– Но ведь это значит…
– Это значит, что между конспиративной квартирой и квартирой Безруковых было сообщение.
– Ход? Боже мой! – Катерина схватилась за щеку. – Это же черт знает что такое! Его дочь знала об этом?
– Вряд ли.
– Сообщение до сих пор существует?
– Маловероятно. Но, как я уже говорил, – в ваших силах проверить.
– Ну хорошо. Предположим, все это так…
– Не предположим, – Жорес ее перебил. – Все именно так. Я честно выполнил просьбу Бориса и, должен заметить, не терплю приблизительности.
– Простите.
– Вернемся к тому, на чем прервались. – Жорес говорил четко и внятно. Одновременно с этим подливал себе чай, ел пирожное и провожал взглядом девушек. Словом, выглядел довольно беспечным. Он продолжил: – Чтобы дать вам понять, как именно использовалась ваша квартира, могу сообщить: там встречались, отдыхали или отсиживались тайные агенты. Не скрою, в ней прятались функционеры и киллеры-чистильщики…
– Господи! – Катерина побледнела и перевела взгляд на Картавина.
На него же взглянул Жорес.
– Мне говорить правду или пощадить нервы дамы?
– Ничего, кроме правды, – сказал Борис.
– Поймите, – Жорес снова обратился к Катерине. – Даже на территории собственного государства органы государственной безопасности вынуждены решать множество разнообразных задач. Не нужно пугаться.
Сделав строгое лицо, Катерина спросила:
– В квартире убивали людей?
По тому, как переглянулись Жорес и Картавин, она поняла, каким будет ответ.
– Из документов мне известен только один случай. В конце пятидесятых наш резидент отравил в этой квартире двойного агента.
– Где именно?
– Что? – не понял Жорес.
– В какой комнате?
– Этого я не знаю. Знаю только, что был произведен укол рициновой иглой.
– Французскую комедию «Укол зонтиком» смотрела? – спросил у нее Борис, пытаясь разрядить ситуацию.
– Смотрела, – ответила Катерина.
– Рицин – сильный яд. После укола – мгновенная смерть.
– Давайте оставим эту неприятную тему и перейдем к главному. – Катерина вздохнула, преодолевая паническую атаку. Такое случалось с ней иногда в минуты эмоционального напряжения. – Какова роль Карасева Степана Эдуардовича, у которого мы купили эту квартиру?
– В начале шестидесятых, когда умер Безруков, квартира была оформлена на Карасева.
– Перешла в его собственность? – спросила она.
– Времена были другими… Он просто получил на нее ордер.
– На каком основании?
– Карасев – внештатный сотрудник КГБ, был держателем конспиративной квартиры. Когда рухнул Советский Союз, у конторы не было средств, чтобы платить персоналу, и Карасев перестал получать от нас деньги. На волне приватизации, воспользовавшись неразберихой в отчетности, ему удалось приватизировать квартиру. После приватизации он затаился. И когда понял, что квартиры никто не хватился, втихую ее продал.
– А мы втихую купили…
– Должен вас успокоить. Вы являетесь добросовестными приобретателями. Никто не собирается оспаривать сделку. Однако после того, как я выудил это дело из небытия, к Карасеву возникли вопросы.
– Значит, я могу не бояться? – спросила Катерина.
– Если хотите – живите.
– Почему вы так сказали?
– Как? – поинтересовался Жорес.
– Вы сказали: если хотите.
– Дело в том, что Борис рассказал о ваших сомнениях.
– Можете честно сказать? – задавая этот вопрос, Катерина понимала, насколько абсурдно он прозвучал. – Рабочих убили?
Жорес ответил серьезно:
– Одновременная смерть троих мужчин разного возраста по причине остановки сердца выглядит странно. Но у меня нет информации, что это не так. – Его заверение прозвучало в духе сотрудника ФСБ – определенно и вместе с тем непонятно.
Повисшая пауза дала понять, что взаимный интерес к разговору исчерпан. Тем не менее, Катерина задала еще один важный вопрос:
– Когда вы искали в документах, вам встретились какие-то имена? Я имею в виду жильцов этой квартиры.
– О да! Среди них были известные люди. Например, кардиолог Белоцерковский. Если не знаете, он лечил Сталина и благодаря этому выжил. На него дал показания собственный зять. На их основании Белоцерковского притянули к делу врачей-убийц. Вы наверняка слышали об этом известном деле?
– Ротенберг дал показания? – Катерина не смогла скрыть своего удивления.
– А вы, я вижу, в курсе событий? – Жорес взглянул на нее очень внимательно. – Тогда вам должно быть известно, что Владимир Сергеевич Ротенберг состоял в банде «Черная кошка».
– Я смотрела фильм «Место встречи изменить нельзя». Знаю, о чем идет речь.
– Смею вас уверить, на самом деле все было намного страшнее.
– Верю вам.
– Золото, из которого Ротенберг делал коронки, было натурально пропитано кровью.
– Как он закончил?
– Его расстреляли. – Жорес взял в руки чайник и вылил в чашку то, что осталось. – Должен заметить, в квартире проживали другие интересные личности.
– Например? – спросила Катерина.
– Например, известный авиаконструктор Кавалеров. Когда он уехал, в квартире осталась жить его мать. Еще одна колоритная фигура, я бы сказал, трагическая: Еремин Михаил Георгиевич, бывший царский генерал, герой, блестящий военный…
– Он застрелился, – заметила Катерина.
– Знаете, почему? – спросил Жорес.
– Не знаю.
– Между прочим, это общедоступная информация. Она есть в Интернете.
– Так почему же он застрелился?
– Михаил Георгиевич был другом лидера Русского общевоинского союза. Союз объединял белую эмиграцию. Кстати, сейчас он объединяет потомков. Как бывало в те времена, Еремина вызвали на Лубянку, после чего он выехал в Париж и застрелил своего друга.
– Друга? – Катерине это совсем не понравилось.
Жорес удивился:
– А что вы хотели? У него не было выбора. В Москве оставалась жена. Он выполнил задание, а потом, как порядочный человек, сам застрелился.
– Ужасная история…
– Не ужаснее тех, что случались в те времена.
– Фамилия Глейзер вам не встречалась?
Жорес поднял глаза и через секунду ответил:
– Нет, не встречалась.
– Дочь и мать: Лиля и Фаина Евгеньевна.
– Нет, не припомню. – Жорес сделал глоток и сдвинул стул. – Что ж… Надеюсь, я предоставил вам полную информацию и даже удовлетворил любопытство. – Он взглянул на Картавина: – Рассчитываю, что все останется между нами.
– Об этом не беспокойся, – ответил Борис. – Я – твой должник.
– Да нет… Это я обязан тебе. – Жорес встал и любезно поклонился Катерине. – Приятно было познакомиться.
Когда он ушел, Картавин спросил:
– Может быть, выпьем?
Катерина молча кивнула. Он заказал вина, после чего спросил:
– Ты расстроилась? Я просил рассказать все как есть.
– Хочешь, чтобы я продала эту квартиру?
– Я – посторонний человек. Как я могу чего-то хотеть?
– Все хотят. И я тоже.
– Значит, решено?
– Я должна все обдумать. – Она опустила голову. – Удивительно…
– Что?
– Он все рассказал на память.
– Ты про Жореса? Он – профессионал. – Борис взял у официанта бутылку: – Спасибо, я сам, – и разлил вино по бокалам.
– За что выпьем? – Катерина подняла свой бокал.
– За то, что мы снова друзья.
– За то, что мы снова друзья, – повторила она и выпила все до дна.
Открывая дверь в гостиничный номер, Катерина боялась, что Герман ее ждет.
К счастью, там его не было. Катерина бросила сумку, прошла в спальню, открыла шифоньер и увидела на плечиках вчерашний костюм Германа. На полке лежал прачечный пакет с грязной сорочкой. Она открыла пакет и достала сорочку. Долго искать не пришлось: манжет испачкан помадой, от воротника пахло чужими духами. Вернув сорочку в пакет, Катерина положила его туда, откуда взяла.
Ситуация была пошлой. Определяясь с тем, как относиться к измене, Катерина не находила для себя ни одного достойного варианта. Устроить мужу скандал, предъявив неопровержимые доказательства, – значило приумножить пошлость и достигнуть ее предела. Молчать и делать вид, будто ничего не случилось, – другая опасная крайность. Так можно привыкнуть к чему угодно. В конце концов она сделала выбор, который показался ей золотой серединой. Катерина решила выждать, посмотреть, что будет дальше, и только потом принять решение. Когда наступит это «потом», она еще не придумала. Плавающая, неопределенная дата давала ощущение того, что Катерина не совершает ошибки.
