Они сели. Свет лился прямо на них. Фрэнк Эббот окинул хозяйку беглым взглядом. Красивая женщина… находится в напряжении… очень быстро нашлась с объяснением, но, возможно, она и вполне искренна. Ars est celare artem[12] – но если это было искусство, он снимает перед ним шляпу. Конечно, быть может, ей и нечего скрывать. То, что гестапо могло подействовать на нервы девушки в оккупированной стране, не нуждалось в пояснениях.
Лэмб выждал, пока молчание надежно установится, после чего заговорил:
– Сожалею, что мы вас напугали. У меня есть основания полагать, что вы можете оказать нам некоторое содействие в отношении того дела, которое мы расследуем.
– Дела? Я… конечно… все, что смогу… но я не понимаю…
Старший инспектор Лэм, не обращая внимания, продолжал. Его глаза, которые непочтительному сержанту так настойчиво напоминали бычьи, флегматично уставились на нее с таким выражением, будто она была чем-то вроде кресла или софы. Они не выказывали никакого уважения к тому факту, что она молода, красива, очаровательна и зовется «леди Джослин». Он просто смотрел на нее. С таким же успехом она могла бы быть старой уборщицей, дверным косяком или кошкой. Своим грубоватым деревенским голосом он произнес:
– Нам доложили об этом деле как о несчастном случае на дороге. Погибшая была опознана своей квартиранткой как мисс Нелли Коллинз, хозяйка магазина женского рукоделия в Блэкхите. Вы ее знали?
Фрэнк Эббот увидел, как природный цвет исчез с лица леди Джослин. Остались два пятна румян и алый рот, нарисованный губной помадой. Макияж был нанесен так умело, что до этого было трудно сказать, где заканчивалось естество и начиналось искусство. Теперь даже искусства не осталось. Пятна цвета выделялись на обесцвеченной коже точно грубая мазня на восковой маске. Фрэнк увидел не только это свидетельство шока, но и то, как напряглись ее шейные мышцы. Из-за этого она смогла твердо произнести единственное слово, которое ей требовалось:
– Нет.
– Вы не знали мисс Коллинз?
– Нет.
– Никогда о ней не слышали?
Фрэнк Эббот быстро посмотрел на лежащие на коленях руки Анны Джослин. Обычно руки подводили больше всего. Он повидал много женских рук, которые выдавали то, что скрывало лицо. Но руки Анны Джослин не выдавали совершенно ничего. Они не цеплялись одна за другую и не сжимались в кулаки, а спокойно лежали на коленях – либо непринужденно, повинуясь превосходному контролю.
– Да, слышала – она мне написала.
Главный инспектор Лэм сидел как изваяние, тоже положив руки на колени. Свою шляпу-котелок он оставил на сундуке в прихожей, но пальто просто расстегнул, не снимая. Взгляд его так и прирос к лицу леди Джослин, но при этом оставался ничего не выражающим. С него можно было бы делать фотографический портрет – один из тех бесстрастных снимков, на которых глава семьи сидит, уставившись в камеру пустыми глазами, с полным отсутствием мыслей.
– Можете вы мне сказать, почему она это сделала? – спросил он.
– Она хотела со мной увидеться.
– Какую причину она привела в обоснование своего желания с вами увидеться, леди Джослин?
Та сделала долгий, глубокий вдох. Если до этого у нее был шок, то он проходил. Краски возвращались на ее лицо.
– Простите… я веду себя глупо… вы действительно меня испугали. На самом деле все очень просто. Я полагаю, вы читали в газетах, что моя семья считала меня погибшей. Под моим именем была похоронен другой человек – женщина по имени Энни Джойс. Она была моей незаконнорожденной родственницей – собственно говоря, кузиной, – и мы были очень похожи. Мисс Коллинз знала Энни, когда та была маленькой девочкой. Она написала и сообщила, что очень ее любила, и спросила, не может ли приехать и повидаться со мной. Она хотела узнать о ней побольше.
– Понимаю. Какой ответ вы ей дали?
– Ну, боюсь, что я не ответила на письмо.
– Вы на него не ответили?
– Нет. На самом деле оно пришло только несколько дней назад, и я была очень занята переездом. Мы только что вселились в эту квартиру.
– Когда вы вселились, леди Джослин?
– Вчера.
– Вчера? И вы переехали из…
– Из Джослин-Холта – это в графстве Суррей. Мой муж служит в военном министерстве. Он считал, что дорога в город и обратно занимает у него слишком много времени.
– Вчера… – Лэм застрял на этом слове. – В таком случае где вы были вчера днем?
– Утром я следила за тем, как наши вещи перевозятся из Джослин-Холта, и после раннего ленча сама поехала вслед за ними. На эту квартиру я приехала около трех часов и провела остаток дня и вечер, разбирая вещи.
– Кто-нибудь был с вами?
– Я привезла из Джослин-Холта одну из своих горничных. Я не держу ее здесь, потому что это молодая сельская девушка, но она помогала мне вчера и оставалась на ночь. Я отослала ее сегодня днем.
– Будьте любезны назвать нам ее имя и адрес.
– Айви Фоссетт. Она сейчас в Джослин-Холте.
Фрэнк Эббот записывал вопросы и ответы. Он записал и имя служанки.
Лэм продолжал:
– Вы выходили из квартиры после того, как приехали сюда… во сколько, вы сказали?..
– Без десяти три. Нет, я больше не выходила.
– Вы не ездили на вокзал Ватерлоо, чтобы по договоренности встретиться с мисс Коллинз?
– Нет, конечно, не ездила… у меня не было с ней никакой договоренности. Я вообще не выходила.
– Может кто-нибудь, помимо Айви Фоссетт, подтвердить это?
Краска сильнее прилила к щекам Анны Джослин. Вид у нее был озадаченный.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Прямо около трех приехала моя кузина миссис Перри Джослин. Она осталась на чай и помогла мне распаковаться.
– Как долго она пробыла?
– Почти до семи часов.
– Можете вы сообщить мне ее адрес?
Эббот записал адрес.
Внезапным жестом Анна Джослин протянула руки вперед.
– Почему вы задаете мне все эти вопросы? Какое имеет значение, выходила я или нет? У меня не было с мисс Коллинз никакой договоренности, но что, если бы даже и была?
Лэм продолжал бесстрастно смотреть на нее.
– Мисс Коллинз находилась под впечатлением, что у нее была договоренность встретиться с вами под часами на вокзале Ватерлоо вчера без четверти четыре дня.
– Но это бессмыслица…
– Она приехала из Блэкхита, чтобы прийти на эту встречу, леди Джослин.
– Но она не могла… меня там не было. Я была здесь, в этой квартире, распаковывала вещи. Я даже ей не писала. Как она могла иметь со мной договоренность?
– Существуют другие способы договориться, кроме как по почте. Существует телефон, леди Джослин. Мисс Коллинз указала свой номер телефона в верхней части того письма, которое она вам написала, не так ли?
– Я не знаю… могла указать… я, право, не заметила.
– Могу я взглянуть на письмо?
– Ну… боюсь, я его не сохранила.
И вновь на лице инспектора не отразилось никакого выражения.
– Вы его не сохранили. Но вы на него не ответили… не так ли?
Последовал еще один из ее жестов – легкий, грациозный, немного иностранный.
– Ну, понимаете, она держит магазин. Я запомнила название… я могла написать и позднее. Сказать вам правду, я отнюдь не была уверена, что хочу ей писать. Право, мне было нечего ей сообщить об Энни. Все это родство с Джойсами было… неприятным. И я подумала, что мисс Коллинз, возможно… ну, просто ищет сенсаций. Если бы вы знали, сколько писем мы получили от людей, вовсе нам не знакомых!
– Значит, вы уничтожили это письмо. Можете вспомнить его содержание?
– Думаю, да. Это была, в сущности, пустая болтовня – все о том, как она любила Энни, и не могла бы она приехать и увидеться со мной, потому что хочет узнать все о ее скорбной кончине, – в таком духе.
– Письмо содержало какие-то особые сведения об Энни Джойс?
– Я не понимаю, о чем вы.
– Были ли там намеки, что автор может опознать Энни Джойс?
На миг ее глаза встретились с его глазами – холодные, исполненные удивления.
– Нет… конечно, нет. Какое странное предположение! Как могла она опознать Энни Джойс? Ведь она мертва.
– Вы имеете в виду, что Энни Джойс мертва? Или вы хотите сказать, что мертва мисс Коллинз, которая могла бы ее опознать?
Она перевела дыхание.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я хотел бы знать, леди Джослин.
– Энни Джойс мертва, – ответила она гораздо тише, чем говорила до этого.
– И Нелли Коллинз тоже, – очень серьезно прибавил Лэм.
– Я говорил вам, что у нее окажется несокрушимое алиби.
Откинувшись на стуле, Фрэнк Эббот ожидал реакции мисс Сильвер. Реакция эта была едва различима. Мисс Сильвер начала второй чулок для Джонни и почти уже завершила резинку в верхней части. Не останавливая движения спиц и не меняя выражения лица, она ответила:
– Вы, естественно, спешите дать мне знать, что были совершенно правы.
Он забавным жестом раскинул руки.
– Достопочтенная наставница!
Мисс Сильвер позволила едва заметной улыбке тронуть ее губы.
