Далее следует описание притона для курения опиума — вереница крохотных комнат без мебели, стены которых выбелены известью, а вместо пола — кое-как утрамбованная земля. Посетители в чёрных халатах лежат возле стен и посреди комнат, соединённых квадратными отверстиями, пробитыми в толстых стенах без дверей и такими низкими, что Джонсону, пробираясь через них, приходится сгибаться чуть ли не вдвое. На что он надеется? Судя по одежде посетителей притона, они вряд ли сумеют достать ему необходимые деньги, а судя по их виду — с ними вообще не удастся ни о чём поговорить.
Затем Джонсон появляется на перекрёстке, кажется, в самом центре города, где свет фонарей удлиняет людей и предметы, отбрасывая их чёрные продолжения. Как раз в эту минуту он разговаривает с мужчиной, с виду европейцем, в светлом костюме, расстёгнутом непромокаемом плаще с поднятым воротником и фетровой шляпе, поля которой закрывают его глаза. Мужчина указывает на узкую пожарную лестницу на боковой стене банка, название которого большими буквами написано над главным входом: «Bank of China». Установленная, вероятно, на всякий случай, эта лестница ведёт к окну на втором этаже, единственному без решётки в отличие от всех остальных окон — и на этажах, и подвальных. Больше в поле зрения никого нет: ни машины, движущейся по соседству или стоящей у тротуара, ни даже коляски рикши. Мужчина в непромокаемом плаще пытается, судя по всему, обрисовать американцу возможность ограбления банка, но тот, взвесив шансы на успех, морщится, выражая тем самым сомнение, нежелание, а то и просто отказ, что становится очевидным, когда его лицо приближается.
Вскоре лицо исчезает, а вместо него появляется общий вид маленького бара. (Неужели в такой поздний час ещё не все бары закрыты?) Два клиента, их видно со спины, сидят по соседству на высоких табуретах, облокотившись о стойку, на которой стоят два бокала шампанского. Возникает впечатление, что они ведут тихий разговор. Справа, возвышаясь над ними, между стойками и полками, где тесными рядами выстроились бутылки, стоит китаец в белой куртке. Бросая быстрые взгляды на поздних клиентов, он протягивает руку к скрытому в нише телефону.
После чего картины сменяют друг друга с невероятной быстротой. Джонсон и Маннер в каком-то помещении, трудно понять в каком (не они ли это разговаривали в баре, где встретились в условленный час?), они активно жестикулируют, но смысл их жестов понять невозможно. Вот Эдуард Маннер раскачивается в кресле-качалке, а американец стоит перед ним, произнося: «Если откажете, то смотрите, как бы с Вами чего не случилось!», — а слева на переднем плане Ким говорит сама себе: «Он угрожает ему смертью!». Вот Джонсон и Джордж Маршат пьют шампанское в саду недалеко от цветущего куста китайской розы. А вот Джонсон большими шагами отходит от шикарного «мерседеса», стоящего возле закрытого склада в порту Колуна (на жестяном листе название «Kowloon Docks Company»), и, оглядываясь, поспешно скрывается. Джонсон на вечернем приёме, стоя перед столом, заставленным серебряной посудой, поглощён разговором с толстяком. Джонсон протягивает свой паспорт лейтенанту на улице, которая ведёт в гору и кончается ступенями, неподалёку от небольшого военного автомобиля с другим полицейским за рулём; лейтенант говорит: «Бармен видел вас вместе с ним, вы предлагали ему сделку, одна проститутка-японка слышала, как вы…» Джонсон в номере гостиницы убеждается, что его бумаги снова просматривались и — раздумывая о будущих визитах агентов тайной полиции — принимает решение подбросить им фальшивый документ, который тут же начинает составлять, подделывая почерк Маршата: «Дорогой Ральф, пишу всего несколько слов, чтобы Вас успокоить: всё в порядке, Вы получите необходимую сумму в нужное время, так что Вам не придётся обращаться к Маннеру или искать деньги на стороне». Подпись: «Джордж». И постскриптум внизу: «До сих пор неизвестно, кому принадлежала обнаруженная полицией лаборатория по производству героина. По-моему, тем бельгийцам, что приехали сюда из Конго и собираются приобрести отель „Виктория“, чтобы превратить его в дом развлечений. Надеюсь, эти подозрительные торговцы, которые пятнают нашу прекрасную колонию, вскоре будут найдены».
Сэр Ральф кладёт эту записку между только что полученных писем, а их — в зелёную папку, которая лежит в верхнем левом ящике письменного стола, после чего направляется в ванную и принимает душ. Потом надевает накрахмаленную манишку и смокинг, старательно повязывает тёмно-красную бабочку. Прежде чем отправиться на приём к леди Бергман, он хочет пообедать в городе. Отдаёт портье ключ от номера, многозначительно ему подмигивает и выходит в заднюю дверь, в ту, что ведёт к небольшому, усаженному равеналиями скверу, где больше шансов поймать такси. Так и есть, у тротуара стоит пустая машина. Сэр Ральф садится в неё и просит отвезти на пристань. Жара на заднем сидении невыносимая, он опускает стёкла с обеих сторон. И хотя воздух, попадающий сюда снаружи, ничуть не прохладнее, само его движение облегчает дыхание, к тому же так удобнее смотреть на женщин, прогуливающихся возле роскошных освещенных витрин в тени огромных фиговых деревьев.
Поднимаясь на паром, сэр Ральф сразу же замечает девушку в облегающем, с длинным разрезом платье. Держа на поводке огромную чёрную собаку, девушка мерным пружинистым шагом прогуливается по палубе, вдоль невидимой в ночи воды, которая бьётся о борт и шелестит, как ткань. Несмотря на строгость и сдержанность поведения, её тело под тонким шёлком платья волнует сэра Ральфа, в нём есть что-то возбуждающее. Пёс шагает впереди, натягивая, но не вырывая поводок, и когда девушка хочет, чтобы он шёл тише, она чуть слышно свистит; её короткий свист напоминает шипение кобры. Во время переправы, которая длится минут двадцать, сэр Ральф успевает несколько раз пройтись по палубе мимо девушки, каждый раз наталкиваясь на безмятежное выражение её глаз, спокойно выдерживающее его взгляд. Но заговорить с ней не решается, возможно, из-за собаки и грозного рычания, которое издаёт зверь при виде чужого человека. На пристани Виктория всегда много такси; американец выбирает автомобиль новой марки и едет в порт Абердин, где обедает в модном ресторане.
Большой прямоугольный зал в этот вечер почти пуст, в зелёной воде бассейна, в самом центре его плавает много больших рыб, голубых, фиолетовых, красных, золотистых. Стройная девушка в облегающем шёлковом платье, явно евроазиатка, похожая на незнакомку с парома, одну за другой ловит рыб, грациозно и ловко орудуя сачком на длинной палке; поймав, показывает её — сверкающую, отчаянно бьющуюся, пленённую — посетителям, и каждый выбирает ту, которую хочет съесть. Возвращаясь на освещённом фонариками судёнышке, которым управляет стройная девушка в облегающем платье и т. д., возбуждающая и одновременно сдержанная и т. д. и т. д., которая грациозно и ловко орудует длинным венецианским веслом, и тело её при этом волнообразно движется, а по нему скользит тонкий и блестящий шёлк платья, одетого прямо на голое тело (Потише там, наверху! Звук шагов и мерное постукивание палки с железным наконечником об пол…), сэр Ральф замечает в неверном свете портовых фонарей цепочку грузчиков; они несут на согнутых спинах мешки, набитые каким-то товаром (запретным?), переносят его на большую джонку, которая стоит с погашеными огнями, соединённая с берегом длинными мостками, идущими зигзагом через целую флотилию лодок. В третий раз берёт он такси и прибывает на Небесную Виллу, как и предполагал, в десять минут десятого.
Как только он вошёл в салон, где несколько пар уже танцуют, хотя и без особой охоты, хозяйка дома отводит его в сторону. У неё важная новость: Эдуарда Маннера только что убили коммунисты под предлогом — явно ложным — будто он двойной агент и состоит на службе у Тайваня. На самом деле речь идёт о каких-то взаимных счетах, очень таинственных и запутанных. Во всяком случае Джонсона считают весьма подозрительной личностью, и английская полиция, конечно же, поспешит его арестовать; она не делала этого до сих пор, возможно, лишь из своеобразной дипломатической вежливости по отношению к Пекину. Леди Ава интересуется, каковы его планы. Джонсон отвечает, что покидает сегодня ночью Гонконг и отправляется на джонке в Макао или Кантон.
А приём продолжается, всё идёт своим чередом, чтобы не возбуждать паники, но многие из гостей настороже, атмосфера накаляется: раздаётся звук упавшего на пол бокала — и все цепенеют, словно объятые страхом перед тем, что неизбежно должно случиться. Сэр Ральф, стоя в одиночестве у оконной ниши, прислушивается к каждому шороху за задёрнутыми шторами — не подъезжает ли машина. Джордж Маршат, не отходя от буфетной стойки, один за другим выпивает шесть бокалов шампанского. В музыкальном салоне Лаура, невеста Маршата, играет на пианино для нескольких гостей какое-то современное произведение, изобилующее синкопами и паузами, и всякий раз, когда звучит одной ею услышанная фальшивая нота, нервно и неожиданно смеётся. Кито, молоденькая служанка-японка, только что поранившая себе руку, на внутренней стороне, чуть пониже локтя, торопливо собирая осколки разбитого бокала, замерла на коленях на паркете, и её отсутствующий взгляд устремлён на ниточку ярко-красной крови, струящейся по матовой коже и капля за каплей падающей на мрамор, усыпанный блестящими осколками стекла. В нескольких метрах от неё, положив руки на спинку кресла, с безразличным выражением лица, но повернув голову в сторону только что происшедшей сцены и устремив туда красноречивый взгляд, прекрасная девушка-евроазиатка с американским именем Ким, смотрит на преклонившую колени японку, на её белую руку с тоненькой алой нитью, на капли крови, образующие на полу созвездие красных звёздочек, разбросанных вокруг центра, словно пулевые пробоины на мишени. Вот правая рука Ким, неотрывно следящей за служанкой, медленно отрывается от спинки кресла и замирает у левой ключицы: там виден узенький светло-розовый шрам — две удлинённые, соединённые между собой капельки, которых никто бы без этого машинального движения не заметил, но теперь, когда на шрам обратили внимание, его необычная форма заставляет задуматься о его происхождении.
