Признаки Энни встречались повсюду, иной раз совершенно неожиданно для меня. Как-то раз в мою дверь постучались двое мужчин. Представились следователями департамента налогов и сборов и попросили разрешения задать несколько вопросов. Прежде всего пожелали узнать о моей работе. Особенно их интересовало, работал ли я в «Киндл инвестмент патнерс».
— Нет. Я бывший.
— Бывший сотрудник?
— Бывший бойфренд.
Я рассказал им, что встречался с Энни больше года. И уже собрался рассказать им историю ее смерти — укороченную версию.
— Мы сожалеем о вашей потере, — прервал меня один из следователей, повыше ростом. — И вы никогда не работали у нее… получая при этом жалованье?
Я объяснил, что закончил медицинскую школу и пытаюсь освоить профессию журналиста. Высокий вновь оборвал меня:
— Один последний вопрос. Вы летали в Нью-Йорк с мисс Киндл?
Укол душевной боли. Эмпайр-стейт-билдинг. Поцелуй. Я кивнул.
— Но вы не работали ни в «Киндл», ни в «Вестидж»? Вы не имели дела с их бухгалтериями?
«Вестидж». Так называлась компания, ради которой мы и полетели в Нью-Йорк. Одна из тех высокотехнологичных компаний, в которую «Киндл инвестмент патнерс» вкладывала деньги. Я заверил следователей, что не работал нив одной из этих компаний.
— Находясь в Нью-Йорке, вы присутствовали на совещании, где обсуждалось акционирование компании? — спросил высокий.
Я вспомнил то совещание. Я зашел в конференц-зал, чтобы отдать Энни документы, оставленные ею в номере. Так и сказал: мое присутствие на совещании не превышало двух минут. Мои ответы, похоже, очень их устроили.
— Как я и говорил, — кивнул высокий. — Мы сожалеем о вашей утрате.
— Позвольте спросить…
— Как вам известно, Киндлы — богатые люди, — объяснил он. — Государство хочет убедиться, что они не нарушают закон.
— Это рутина, — добавил его напарник.
Утром я позвонил в «Киндл инвестмент патнерс». Гленн Киндл любил свою дочь. Мне не нравился этот мужчина, он не жаловал меня, но ради ее памяти я хотел, чтобы у нас наладились нормальные отношения. Уж это я мог сделать для моего несостоявшегося тестя.
Но не сложилось. Я не мог поговорить с ним даже по телефону в течение более чем шести недель. Его никогда не было на месте. Как и в этот раз, о чем деловым тоном сказала мне секретарь. Я представился, и ее голос заметно смягчился.
— Ох, Нат! Я очень, очень сожалею. Энни была замечательным человеком.
Диану, секретаря «Киндл инвестмент патнерс», я видел на похоронах, но переговорить нам не удалось. Она объяснила, что мистер Киндл взял длительный отпуск, чтобы свыкнуться с потерей дочери, и улетел в Европу. Я ее поблагодарил.
— Диана. Еще один момент. Если у меня возникнет вопрос по делам Энни, смогу я с ним связаться?
Диана ответила, что нет, но предложила выход из положения:
— Вы можете переговорить с Дейвом Эллиотом.
Офис Дейва находился в высоченном здании и с видом на Бэй-Бридж. Он соединяет Сан-Франциско и Окленд. На полках за столом Дейва стояли книжки по юриспруденции. Без единой трещинки на корешках. Судя по всему, их никогда не открывали. Почетное место у стола занимала клюшка для гольфа.
— У меня встреча в два пятнадцать.
Я посмотрел на часы справа у стола. Ровно два.
— У меня встреча в два ноль пять.
— Чем я могу вам помочь?
Я рассказал о визите следователей из ДНиС. Он воспринял мои слова серьезно.
— Спасибо за подсказку, дружище. Я это проверю.
Слова звучали достаточно дружелюбно, но я уловил за ними злость. Спросил, зачем ко мне заявились следователи. Что-то произошло с «Вестидж»? Он ответил, что скорее всего это была рутинная проверка, но ни одного из нас мой вопрос не обманул. На меня злились из-за смерти Энни.
— Я беру двести долларов в час за консультацию по юриспруденции, — улыбнулся Дейв. — За психотерапию в два раза больше. — Посмотрел на часы. А потом пустился в пространный рассказ о «Киндл инвестмент патнерс», играх с венчурным капиталом, Энни. Ее репутация восходящей звезды меня удивила.
— В венчурных кругах говорили, что она прославила «Киндл инвестмент патнерс». У нее был удивительный нюх на успешные компании, работавшие в сфере высоких технологий. Она разбиралась и в маркетинге, и в разработках, и в финансах, во всем. Многие зарождающиеся компании хотели с ней работать. Конкуренты ее боялись.
— Энни?
— Улыбающаяся убийца.
Прозвучало фальшиво.
— Такие люди привлекают внимание. Даже после того, как уходят.
— Вы тоже ее любили?
Он хохотнул:
— Да перестань, дружище. Это другое дело.
— В каком смысле?
— У вас с Энни была настоящая любовь. Я же не слепой. Она в тебе души не чаяла. Благодаря тебе она ощутила настоящую жизнь, романтику. Я думаю, ты должен этим гордиться.
Я уже подумывал над тем, чтобы загнать клюшку для гольфа на пару футов в его прямую кишку, но он просто заговорил меня.
— Послушай, почему бы тебе не найти кого-то еще? Это у тебя в крови… завязывать отношения. Если захочешь еще поболтать, сразу звони. А может, сходим в «Олимпик-клаб»? Позвони, если захочешь, и забежим туда.
С этой частью мира Энни мне следовало порвать навсегда, но через несколько недель я вновь с ней столкнулся, и исключительно по собственной вине.
Месяцем позже я позвонил Саре Теннер, ближайшей подруге Энни.
— Нат, — говорила она так, будто слышала мое имя впервые.
Мы встретились в баре. Я никак не мог забыть Энни. Ничего не мог с этим поделать. Энни постоянно преследовала меня, не отпускала ни на минуту. Я сказал Саре, что мне понравилась ее речь на похоронах. Она смягчилась, мы выпили за нашу потерянную любовь.
— Энни была далека от идеала, — сказала Сара. — Ты чертовски хорошо это знаешь.
— Она иногда откусывала заусенцы, — кивнул я.
— Сосредоточься на ее недостатках. Это поможет тебе двинуться дальше. Она обожала соперничество, манипулировала людьми, иной раз показывала себя настоящей сучкой, бывало, у нее съезжала крыша.
Я покачал головой.
— Ты патологически наивен.
Мы пили мартини и вспоминали. Сара убеждала меня не оставаться в прошлом. Сказала, что Энни этого бы не одобрила. Напомнила, что мы встречались только год.
— Я знала Энни всю свою жизнь. Любила ее, как настоящую подругу. Но сейчас изо всех сил стараюсь не обожествлять ее. Она этого не заслужила.
Дружба и истинная любовь — далеко не одно и то же. Сара и другие друзья Энни не могли видеть того, что видел или чувствовал я. Силой любви двух человек со стороны можно только восхищаться, но разделить ее или почувствовать в полной мере невозможно. Я понимал, что веду себя как последний идиот, но рассказал Саре, чего мне так недостает после ухода Энни. Получился длинный список милых пустячков и всесокрушающих эмоций, целая поэма в слезах.
Сара посмотрела мне в глаза.
— Я знаю, это трудно. Но Энни не была такой романтичной, как ты себе ее представляешь. Она бы хотела, чтобы ты вновь начал жить. Я знаю, что хотела. Потому что она мне об этом говорила. Она ни с кем не испытывала такого, как с тобой. Ты ее заворожил. Она хотела, чтобы ты был счастлив, если бы у вас что-то случилось.
— То есть она ожидала, что с ней может что-то случиться?
— Я поняла ее не так. Она имела в виду ваш разрыв или что-то такое. Она считала тебя необыкновенным. И верила, что ваша любовь выдержит любые испытания. О смерти не думала. — Сара помолчала, прежде чем добавить: — Есть один человек, с которым, думаю, тебе нужно встретиться.
Прошел месяц, прежде чем я согласился.
Ее звали Джулия, и принадлежала она к тем редким счастливым существам, которых природа создала именно для этого периода существования человечества на планете Земля.
Ростом в пять футов и десять дюймов, стройная, с грудью, достаточно большой, чтобы привлечь внимание, но не вызывающей сомнений в отсутствии силикона. Светлые волосы падали на плечи. Оттенок предполагал игривость. Полагаю, ее фотографию Хью Хефнер[34] без колебаний поместил бы на обложку номера, посвященного «Девушкам, которые вызывают у всех желание эмигрировать в Америку».
Джулия, пусть и не в таком порядке, поработала в Корпусе мира, в составе поющего квартета проехала по Восточной Европе до падения Берлинской стены, участвовала в викторине, в которой ее семья выиграла пять тысяч двести долларов и поездку в экзотические края.
— Позволь догадаться. Вас поселили в «Мотель-пять»?[35]
— «Мотель-пять»?
— Похож на «Мотель-шесть». Но ты должен приходить со своими тараканами.
Она была из тех женщин, которые вызывают у тебя стремление развеселить их, которые улыбаются, даже если твои усилия того не заслуживают. Джулия улыбнулась.
