— Мише… — простонал Кошкин, приподнимаясь на локтях, — Мише помоги…
Ну что ж, слово клиента для меня закон. Я вразвалочку подошла к песочнице.
— Чего тебе? — Один из охранников заметил мое появление и, оторвавшись от своего увлекательного занятия, повернулся в мою сторону, залихватски поигрывая дубинкой.
— Прикурить, — брякнула я первое, что пришло в голову.
— Чего? — Парнишка даже оторопел от такой, надо сказать, совсем несвоевременной просьбы.
Он несколько раз растерянно моргнул и поскреб своей дубинкой затылок.
Еще больше озадачивать молодого человека я не стала — с силой, хотя и без размаха ударила его ногой под дых. А когда он, задыхаясь, согнулся пополам, добавила кулаком по голове — чуть пониже виска.
Хороший удар получился — парень, успев только крякнуть, уронил дубинку и зарылся носом в песок.
Его товарищ со смятением в глазах, совсем не свойственным его пятнистой форме, попятился от меня. Споткнулся о край песочницы и, падая, раскинул руки в стороны. В таком положении юный охранник представлял собой идеальную мишень для удара.
Я и ударила — каблуком в подбородок, — заставив парня пролететь метра два в воздухе и приземлиться прямо в палисадник. Там он и остался лежать. Может быть, без сознания, а может быть, просто побоялся вставать.
— Ну, классно! — восхищенно глядя на меня, произнес Миша. — Здорово дерешься. Только ключи от наручников надо бы еще взять у них.
На лбу у Миши переливался большущий синяк — след от дубинки охранника.
— Обойдемся и без ключей, — усмехнулась я.
Подошла к нему и одним точным движением сдернула с него оковы. Снять стандартные наручники, которыми пользуется наша милиция, — легче легкого. А вот вы попробуйте так же снять специальные с двойным замком!
Однако мое умение обращаться с милицейским инвентарем вызвало у Миши глубочайшее уважение. Он даже ни с того ни с сего начал обращаться ко мне на «вы»:
— Вы.., вас ведь Женя зовут, так? Ну, вы молодец! Учились где-то драться?
— Учился, — соврала я, как обычно вру в таких случаях, — на курсах телохранителей в Москве.
Миша от восхищения развел руками и замотал головой.
— Пойдемте быстрее отсюда, — это Кошкин принял наконец вертикальное положение и, припадая на одну ногу и кривясь от боли, подковылял к песочнице, — а то… Вон там еще одна подворотня, двор-то проходной…
* * *
— Все, Женя, все, — Кошкин, понурившись, сидел на лавочке, курил, — конец. В прокуратуре стульев нет. Это точно. Все. Плакали мои денежки…
Начался дождь. Стихийный Миша, наскоро попрощавшись, поймал машину и тут же скрылся.
Как говорится, в неизвестном направлении. Наверное, опасался, что с нами снова вляпается в какую-нибудь авантюру. Ну и черт с ним! Свое дело он уже сделал.
Дождь все усиливался, пока наконец не Превратился в самый настоящий ливень. Проводив Мишу, мы, спасаясь от потоков воды, льющих сверху, спрятались на заброшенной автобусной остановке — саму остановку давно перенесли в другое место, а навес с лавочкой остались.
— Откуда вы знаете, что в прокуратуре их нет? — поинтересовалась я. — Вы же там с этим самым Мишей всего минут двадцать были. Не больше.
— У Мишки кореш там замдиректора по административной части. За пять минут все проверили… Ничего у меня теперь не осталось, — снова завел свою волынку Александр Александрович, — даже тебе заплатить не смогу… Ты уж, Жень, прости, что я втравил тебя в эту фигню…
— Да что вы в самом деле заладили — «все» да «все», — наконец обозлилась я, — вот ноете… Ничего не все. У нас еще один адрес остался. Троенько Михаил. Следователь.
— Да-а, — отмахнулся от меня Кошкин, — без толку…
Он выбросил окурок, попросил у меня еще одну сигарету, закурил и надолго замолчал, опустив голову. Я подставила руку под струю воды, падающую с навеса. Кошкин докурил, выбросил окурок под дождь. Снова замер, уставившись в землю.
Ну и долго это будет продолжаться?
— А чего вы с этими охранниками-то не поделили? — спросила я.
— Да встретил я там.., того самого… — неохотно ответил Кошкин. Головы он так и не поднял. — Которому должен был… Ну он и стал наезжать: давай да давай, нечего динаму крутить… А Миша не разобрался да ка-ак врежет ему, — Александр Александрович все больше увлекался рассказом, он даже встал с лавочки, — тот туда-сюда… А Миша ему р-раз! По черепу! Потом еще ка-ак! Он же такой.., горячий…
— Ага, — усмехнулась я, — неуравновешенный, стихийный такой…
— Ну а потом эти козлы.., которые охранники, — Кошкин насупился и засунул руки в карманы, — ну, дальше ты видела.
— Так вот, Александр Александрович, — я тоже поднялась с лавочки, — если вы сдаетесь, к этому следователю пойду я одна. Надо же мне хоть что-то за свою работу получить. Вот в «Двенадцати стульях», например, сокровище нашли в последнем стуле. Где гарантия, что в нашем случае драгоценности не окажутся именно у Троенько? Это же наш последний адрес.
— Пошли, — вздохнул Кошкин, который снова погрузился в свои мрачные мысли, — только все равно там ни хрена не найдем…
* * *
Следователь Троенько, оказывается, жил почти на самом краю города. Пока мы туда добрались, на моих часах было уже четыре тридцать. Поспешать нужно, а то.., как же мой новый приятель Виктор?
Забеспокоится еще, чего доброго…
У самого подъезда Кошкин вдруг остановился.
— Может быть, ты сходишь одна? А то мне как-то… Он ведь меня знает.., с не очень хорошей стороны… И вдруг я приду — неудобно как-то…
Я на секунду задумалась. Потом сказала:
— Давайте зайдем в подъезд.
Я открыла свою сумочку и нащупала там тюбики с гримом.
Мы поднялись на первый этаж. Я поставила Кошкина у окна и наскоро наложила грим ему на лицо. Здорово получилось. Никакая спешка, конечно, на качестве моей работы не отразилась — из моложавого Кошкина получился Кошкин престарелый — лет этак шестидесяти с хвостиком.
— Ну, теперь и в люди можно, — обрадовался Александр Александрович, когда я показала ему зеркало, — совсем не я как будто.
Троенько жил на третьем этаже. Уже у самой двери его квартиры Кошкин снова забеспокоился:
— А может быть, он дома сегодня, а не на работе?
— Справимся, — коротко ответила я.
— А может быть, у него сигнализация?
— Это у простого следователя?
— А может быть… — не унимался Кошкин.
На этот раз я не стала ничего отвечать. Позвонила в дверь. Через некоторое время послышались шаги, и сонный недовольный голос осведомился:
— Кто там?
Глазка в двери не было.
— Дома… — прошептал Александр Александрович дрожащим голосом.
Чего это он так боится всех представителей закона? Помнится, на главпочтамте он вел себя несколько вольнее.
— Троенько Михаил Владимирович? — строгим деловым голосом спросила я. — Из городской прокуратуры.
— От Борисова Анатоль Анатолича, — шепотом подсказал мне Кошкин, — он начальник у них.
— От Борисова, — повторила я.
Дверь тут же открылась. Из квартиры сразу потянуло чем-то кислым. На пороге стоял щуплый невысокий человечек в застиранной майке и длинных семейных трусах. Он подозрительно щурился на нас:
— Ну?
Чтобы не тратить лишних слов и не шуметь на лестнице, привлекая внимание соседей, я резко ударила следователя в узкую грудь, втолкнув его внутрь квартиры, шагнула следом. Пропустив еще Кошкина, быстро захлопнула дверь. Александр Александрович тут же бросился на кухню — решил, наверное, начать поиски стульев оттуда.
Вот так. Этот самый Троенько даже и пикнуть не успел. Он упал на покрытый нечистыми половиками пол и испуганно уставился на нас, даже не пытаясь подняться.
— В квартире есть кто-нибудь еще? — быстро спросила я, больше для того, чтобы посильнее напугать несчастного следователя: и так было ясно по общему состоянию квартиры, что Троенько — холостяк.
— Не-ет, — проблеял он с пола.
— Вставай, иди на кухню, — приказала я.
Следователь, с опаской посматривая на меня, поднялся и прошел на кухню, шарахнувшись по дороге от Кошкина, который как раз оттуда выходил.
— Ну чего? — спросила я.
Александр Александрович развел руками:
— Пойду посмотрю в других комнатах.
Я кивнула ему и шагнула за Троенько. Тот стоял посреди кухни. Теребил в растерянности семейные трусы. Колени у него заметно дрожали.
Вот уж никогда не думала, что работники прокуратуры такие.., совсем не похожие на ментов-суперменов, которых часто показывают по телевизору. А впрочем, нередко так бывает — человек без мундира, в майке и трусах, разительно отличается от самого себя при всех регалиях и в служебном кабинете.
— Да вы присаживайтесь, — указала я ему на стул.
Так, наверное, он частенько говорил своим подследственным. Ничего, пусть теперь хоть немного побудет в их шкуре.
