Из кухни пробивался свет и доносились тихие голоса – отцовский и ещё какой-то, незнакомый.
«Опять папа кого-то привёл», – подумал Серёжа привычно. Это было в порядке вещей. Отец частенько надолго задерживался в редакции – дежурил, или дописывал срочный материал в номер. А иногда и на задание выезжал поздно – любил разные неожиданные ситуации, часто даже криминалы. Возвращаясь, звал коллег зайти, посидеть, продолжить споры-разговоры за чашкой кофе. Серёжу поздние тихие визиты не тревожили, если он и просыпался на миг, то вновь тут же засыпал здоровым молодецким сном.
А отцом своим он гордился. Ещё бы! Игоря Лунёва, ведущего журналиста молодёжной газеты, знал весь город. У них хоть и не столица, но город один из самых крупных в стране. И газета мало в чём уступает той же «Комсомольской правде». Да и в «Комсомолку» материалы Лунёва брали охотно и часто: умел он и тему выбрать, и подать её, и заглянуть вглубь проблемы.
Серёжа встал, потихоньку вышел в коридор, к туалету. Возвращаясь, остановился у неплотно прикрытой двери кухни, заглянул. Отец разливал чай в две чашки, говорил:
– Сейчас нарежу сыру, бисквит есть вкусный, попьёте чайку. И – спать. Поздно уже. У меня в комнате есть кресло раздвижное, там вам будет удобно. А в другой комнате спит сынишка. Хороший мальчик, ему двенадцать лет, завтра познакомитесь.
Человек, сидящий на краешке стула, лицом к двери, робко усмехнулся.
– Двенадцать лет… нежный возраст…
У него был мягкий, слегка дребезжащий голос. Блеклые голубенькие глаза и неопрятная русая бородёшка. Ладони, сложенные лодочкой, зажаты между коленями. И голова втянута в плечи. Словно он мёрз… Или был растерян… Или боялся. На нём обвисал дырявый свитер выцветшего кирпичного цвета, похожий на женский, обтрёпанные, замусоленные брюки пузырились на коленях, шлёпанцы-вьетнамки надеты на босые грязные ноги.
«На бомжа какого-то похож, – подумал Серёжа и хмыкнул весело. – Вот папка! И откопал же такого! Наверное, писать о нём будет…»
Мальчик зевнул, отступил потихоньку и пошёл к себе в комнату, слыша из кухни дребезжащий голос:
– Мальчик… Сын… Послушный, наверное…
Игорь Лунёв очень осторожно, легонько тронул ногой деревянную ступеньку: не заскрипит ли она предательски? Заскрипит, конечно. Уж так обветшало это крыльцо! Впрочем, шесть ступенек можно перемахнуть в два шага, сильно толкнуть дверь – она тоже, небось, еле держится на петлях. Главное, застать того, кто внутри, врасплох.
А там, в комнате, был кто-то, это точно! Игорь слышал приглушённые звуки: тихие шаги, звяканье, то ли всхлипы, то ли чих… Уже сгустились сумерки, но огня внутри не зажигали. Оно и понятно. После позавчерашней облавы тот, кто обитает за этой дверью, испугался, притаился. И если почует его, Игоря присутствие, уйдёт через вторую дверь – она там есть, прямо на сцену. А там, через уже тёмный, густо заросший парк – только ищи!
Этот парк Лунёв знал с детства. Тогда он был совсем не таким: красивым, ухоженным, многолюдным. Особенно в воскресные дни, праздники. На «малой сцене» шла лекция, в «зелёном театре» – шумная викторина с призами, на «детской площадке» фокусник или клоун развлекали ребятню, танцплощадка, само собой, никогда не пустовала. А здесь, на «большой сцене», особенно интересные встречи проходили: с артистами, писателями, и городскими, и столичными приезжими. Концерты такие давались!.. А потом обязательно поднимался занавес, открывая экран, и шёл фильм – самый новый, впервые в городе!
Когда-то и он, шестиклассник Игорёк, выступал здесь со школьным духовым оркестром – дудел на трубе. И хорошо помнил с того первого раза, что если зайти за занавес, с левой стороны будет дверь в комнату, где готовились к выходу на сцену. Позже, уже начинающим журналистом, брал в этой комнате интервью у приезжих знаменитостей.
Но всё это было давно. Теперь парк хирел. Подсократали штаты, убрав всяких садовников, массовиков-затейников, культурных организаторов. Тем, кто остался, месяцами не платили зарплату. В тёплые выходные дни слегка оживлялся лишь уголок аттракционов: медленно крутилось «чёртово колесо», скрипуче подвывала, набирая обороты, цепная карусель, да из зала игровых автоматов доносились хлопки-выстрелы. Но и о лекциях, и о концертах вот уже сколько лет люди просто забыли. Танцплощадка сгорела, да так и осталась обугленная, зарастающая бурьяном. Слегка прихватил огонь и большую сцену, но тут его быстро потушили. А сама сцена, и длинные ряды скамеек, и высокий забор вокруг них постепенно заваливались, прогнивали, никому не нужные…
Вновь порыв ветра прошумел по верхушкам деревьев. Наверное, он нёс какую-то прохладу, но здесь, внизу, этого не ощущалось. Необычно знойный июнь изнурил город. Бесконечная сиеста! Днём на раскалённом асфальте, пыльных скверах, люди, казалось, еле передвигают ноги. Даже скоростные иномарки ездят, вроде бы, в замедленном темпе. Но вот последние несколько дней вечерами начинал дуть ветер и как будто даже нагонял тучки. Но, увы, по утрам от них не оставалось и следа. И всё же горожане взбодрились, ждали – вот-вот прольёт дождь, или даже ударит гроза. Пусть хоть ураган, лишь бы ушла жара!
Вот и теперь порывы ветра радовали Игоря. Но радовали ещё и потому, что заглушали звуки его движения. Он сосредоточился: и… раз!
Дверь, конечно, была закрыта. Но и правда оказалась хлипкой. Человек там, в комнате, как загипнотизированный кролик, перепугано застыл в углу. Его стоящая на коленях фигурка, спиной к Игорю, лишь с повёрнутым белым лицом, выглядела так жалко, что журналисту на миг стало стыдно и неловко. Но вот человек вскочил, и Игорь рванулся к нему, стараясь не выпустить того из угла к какой-нибудь из двух дверей. Он понимал, что может напороться на нож. Надеялся лишь, что люди этого круга не агрессивны, а скорее безобидны и беззащитны. В большинстве. По крайней мере, стоящий перед ним человек выглядел именно таким.
– Не бойтесь меня! – крикнул Игорь, стараясь изо всех сил, чтобы голос его был не резким, смягчённым. – Я не из милиции! Не убегайте, прошу вас! Мне нужна ваша помощь…
В этой подсобной комнатке было лишь маленькое окошко, скорее вентиляция, высоко под потолком. На улице быстро темнело, а здесь света хватало лишь разглядеть вжавшийся в угол жалкий силуэт. Стараясь успокоить собеседника, Игорь быстро рассказывал:
– Я журналист. В местной молодёжной газете я дал резкую статью против недавней облавы на бомжей. Так что, вам не нужно меня бояться, я на вашей стороне. Хочу написать большой очерк. И даже не один, а несколько, о таких людях, как вы. Помогите мне! Поживите у меня дома – неделю, месяц, сколько захотите…
Два дня тому по городу, как смерч, прошла облава. От самого этого слова – «облава» – веяло далёким, до и послевоенным временем. Несколько поколений людей выросло, зная его лишь по книгам и фильмам. А тут утром город проснулся от сирен, криков, топота, свистков… Толпы милиционеров, курсантов, национальных гвардейцев ныряли в подворотни, подвалы, грохотали сапогами по лестницам, взбегая на чердаки. Отовсюду тащили встрёпанных грязных людей – в основном, не старых мужчин, хотя попадались и женщины. Убегавших догоняли, выкручивали руки или стукали дубинками, упиравшихся валили на землю. Откуда только набралось столько машин и фургонов с зарешётчатыми окнами! В них заталкивали схваченных. Лишь через два часа по местному радио и телевидению выступили высокие милицейские чины, разъяснив, что идёт облава на бродяг и лиц без определённого места жительства, которые в последнее время просто заполонили город. «Назрела необходимость… Сложилась угрожающая ситуация… Это в ваших интересах, дорогие горожане… Просим сохранять спокойствие…» И всё же в этот день школы практически не работали – многие родители не выпускали ребят из дому. Два дня город лихорадило. Кто кричал о нарушении прав человека, кто – о том, что всё правильно, куда дальше терпеть, от этих попрошаек проходу нет… У газет было своё мнение. Статья Игоря Лунёва, как всегда, оказалась острой, проблемной. Он писал, что, да! – город и вправду кишит толпами нищих, бродяг, бомжей, никогда такого нашествия не бывало раньше. Но так ли с ними должно бороться? Почему огромный городской вокзал отдан на откуп таксистам, носильщикам, сборщикам тары – они там главная власть? Почему улицы города превращаются в сплошной грязный и неуправляемый рынок? Почему жилищным конторам уже давно нет никакого дела до разрушающихся детских площадок во дворах, грязных облупленных подъездов, сорванных дверей подвалов? А как проводилась сама облава, сколько женщин, детей и даже мужчин были шокированы увиденной жестокостью, видом сбитых с ног, окровавленных людей! Один мальчуган даже попал в больницу: упал без сознания, когда мимо него, как мешок, протащили по тротуару человека. А что теперь с арестованными, схваченными, задержанными – как их назвать? Ими забиты следственные изоляторы, камеры в районных отделениях милиции. А ведь многие из этих людей больны, истощены, нуждаются в медицинской помощи… Статья вышла буквально на следующий день после облавы. А ещё на другой день Лунёву в редакцию позвонили из «Комсомольской правды». Коллега из столичной газеты предложил: «Мы перепечатаем твою статью, а в конце, от редакции, дадим сноску: мол, Игорь Лунев готовит серию очерков о бомжах. Ты согласен?»
