— С чего вы хотели бы начать? — спросил управляющий.
Томас оглянулся, и как раз в этот момент в соседней комнате зазвонил телефон. Управляющий подозрительно посмотрел на гостя, предложил ему подождать здесь и удалился в сторону источника звука.
Дождавшись, когда управляющий скроется из виду, Найт бесшумно прошел по коридору так быстро, насколько это было возможно.
Он начал с библиотеки. Этот выбор казался логичным, хотя Томас и не надеялся найти «Плодотворные усилия любви» на полке «Ш», отведенной Шекспиру. Он обнаружил комнату с одним креслом, приставным столиком и книжными шкафами от иола до потолка. Единственное маленькое окно выходило на поля за домом, где паслись коровы. В библиотеке царил полумрак. Промятое кресло выглядело уютным, а восточный ковер, на котором оно стояло, был протерт его ножками до дыр. Кто-то проводил здесь много времени. Учитывая отсутствие другой мебели, этот человек оставался тут в полном одиночестве. Над спинкой кресла свешивалась лампа. Томас включил ее, но даже днем в комнате было темно. Лампа осветила лишь само кресло.
Книжные шкафы были бы великолепны, если бы в них стояли старинные тома в кожаных переплетах, но они оказались забитыми потрепанными дешевыми книгами в бумажных обложках всех цветов и размеров. Единственными изданиями в твердом переплете, насколько смог определить Томас, были творения самой Блэкстоун, задвинутые в дальний угол у окна, где к ним, судя по всему, никто не прикасался. Вытащив пару книг, Найт рассеянно их перелистал. В библиотеке стояла полная тишина.
Творения Блэкстоун и Черч представляли собой странные гибриды, сочетающие полицейское расследование, типичное для обыкновенного детектива, с привидениями и вампирами триллера. С точки зрения стилистики они были витиеватыми и напыщенными, многословными и высокопарными в духе Диккенса, но остросюжетными и увлекательными. Выбрав «Кровавую розу», Томас полистал ее. Он хорошо помнил сцену, когда бесстрашный следователь темной туманной ночью столкнулся на кладбище лицом к лицу с убийцей, принадлежность которого к миру живых оставалась под вопросом. Тогда Найт зачитался допоздна, не в силах оторваться. На следующий день он вспоминал об этом с улыбкой, но убийца-призрак еще долго преследовал его в кошмарных снах. Отыскав это место сейчас, Томас почувствовал, как у него волосы на затылке становятся дыбом, и на какое-то время даже забыл о том, что в любую минуту может вернуться управляющий.
Остальные книги были вариациями на ту же тему. Все они находились по ту или другую сторону грани, разделяющей действительность и сверхъестественное. Вероятно, именно здесь Даниэлла наблюдала за борьбой реального мира и мистики. Никакого Шекспира в библиотеке не было и в помине.
Томас выглянул в коридор, но не увидел управляющего.
Остальные комнаты первого этажа в познавательном плане оказались еще более скудными. Все они были строгими и немного вычурными, в викторианском стиле. Обилие темного дуба и кружев, несколько фамильных портретов маслом. Лишь один из них относился к XX веку. Он висел над каменным камином в салоне и изображал молодого мужчину, светловолосого, с усиками, как решил Томас, в духе Эррола Флинна.[10] Военная форма защитного цвета с медными пуговицами, в руке фуражка с кокардой. Грудь перетянута кожаной портупеей с кобурой. Судя по всему, он был офицером. Найт плохо разбирался в таких вещах, чтобы судить наверняка, но по состоянию холста и натянутой позе героя можно было предположить, что речь шла о Первой мировой войне, а не о Второй. Офицер выглядел надменным, самоуверенным, но не было никакой возможности определить, когда был написан портрет — до военной службы, во время или после нее.
Вернувшись обратно к кухне, Томас услышал, как управляющий время от времени что-то неразборчиво отвечает по телефону. Он попробовал открыть первую попавшуюся ему на глаза дверь. За ней оказалась каменная лестница, ведущая в подвал, где сейчас стояли стеллажи с вином и шампанским — исключительно марки «Сент-Эвремон». У Томаса мелькнула мысль, что в прошлом здесь хранился уголь. Полы были чисто подметены, но в стенах сохранялся въевшийся черный блеск, оставленный грудами топлива. Подняв взгляд, Томас увидел в противоположном конце дверцу. Через щели вдоль косяков там пробивался свет и больше ничего.
Двигаясь бесшумно, постоянно прислушиваясь, Томас вернулся в прихожую, медленно поднялся по витой лестнице, скользя ладонью по массивным дубовым перилам, за долгие годы отполированным до блеска, так что теперь в них с трудом узнавалось дерево. Он переходил из комнаты в комнату, находя все новую и новую вычурность XIX века, хотя здесь уже было больше уступок современному комфорту. Кровать старинная, с балдахином, но матрац на ней новый. На современном письменном столе в кабинете стоял компьютер новейшей модели, а антикварный письменный стол в углу производил впечатление музейного экспоната и, судя по всему, использовался так же редко. Книг мало, все современные, но опять же никакого Шекспира какой бы то ни было эпохи.
В конце площадки лестница разворачивалась и вела на третий этаж, в башенку, которую Томас видел с улицы. Он поднялся туда, но массивная дверь оказалась заперта. Пощупав над косяком, Найт нашел старомодный ключ.
«Очень мило».
Он вставил ключ в замок, неуклюже попытался повернуть его левой рукой и застыл, услышав за спиной голос:
— Чем это вы тут занимаетесь?
На лестничной площадке внизу стоял управляющий, холодно смотря на Томаса.
— Что там? — как можно небрежнее постарался спросить Найт.
— Комната мисс Алисы. — Управляющий произнес эти слова так, будто они все объясняли.
— Можно заглянуть? — спросил Томас.
«Какой еще мисс Алисы?»
— Нет. Я же сказал, чтобы вы ждали внизу.
— Мисс Алиса по-прежнему живет здесь? — продолжал Найт, не обращая внимания на неприкрытую враждебность, сквозившую в голосе управляющего.
Наверное, у Блэкстоун была, как это называли раньше, компаньонка. В конце концов, муж писательницы давно умер.
— Мисс Алиса была ее дочерью, — ответил управляющий, и его затуманенные глаза сверкнули так, будто Томас сказал что-то оскорбительное. — Пожалуйста, напомните, в каком журнале вы работаете.
— Извините, — спохватился Найт. — Я забыл. Мы всегда старались не трогать личную трагедию мисс Блэкстоун.
— Однако сейчас вы именно этим и занимаетесь. — Последовала пауза. — Ключ, пожалуйста.
Не двинувшись с места, управляющий протянул руку, и Томасу пришлось спуститься к нему. Он поднял левую руку, выкрутив тело так, что по всему плечу разлилась обжигающая боль.
Это не укрылось от управляющего, который с интересом склонил голову набок и полюбопытствовал:
— Побывали на войне, мистер Найт?
— Наткнулся на дверь.
— А теперь вам придется выйти вот в эту.
Зажав ключ в кулаке, управляющий развернулся и быстро спустился по лестнице. Томасу пришлось буквально бежать следом за ним.
Он прошел на кухню, где под полкой с кастрюлями и сковородами стоял деревянный стол. Здесь было безукоризненно чисто, но, как и в остальном доме, темно и прохладно. Рядом со столом стоял ящик с клеймом «Сент-Эвремон» на крышке. На стене над ним висела доска с ключами. Повесив трофей на место, управляющий обернулся к Найту. Его лицо оставалось непроницаемым, но челюсть как-то напряглась, а глаза стали твердыми.
— Мисс Блэкстоун любила шампанское, — заметил Томас, кивая на ящик.
Эта фраза явилась ошибкой.
— Она любила многие вещи, но в умеренных количествах, — язвительно ответил управляющий.
Найт не нашелся, что еще сказать.
— Я вас провожу, — сказал управляющий и добавил у самой двери: — Мистер Найт, запомните еще одно.
— Да? — Томас обернулся.
— Будьте любезны, больше не приходите сюда.
Он провожал Найта немигающим взглядом до тех пор, пока массивная дверь не захлопнулась с громким стуком, который разнесся отголосками по всему дому.
Шекспировский институт Университета Бирмингема размещался в Мейсон-Крофте, просторном двухэтажном кирпичном здании на Черч-стрит в Стратфорде, в котором когда-то жила писательница Мэри Корелли. Расположенное в нескольких минутах ходьбы от зданий, больше всего связанных с Шекспиром, — домом, где он родился, другим, который гений купил и прожил там много лет, школой, где учился писатель, и церковью, принявшей его останки, — оно является прекрасным местом для научных исследований творчества великого драматурга и регулярных конференций. Именно сюда съехались Джулия Макбрайд, Рэндолл Дагенхарт и пара десятков других шекспироведов на неделю лекций и семинаров. Вместе с ними в работе конференции принимали участие их коллеги и ученики. Здесь не было жестких ограничений Международного комитета по изучению творчества Шекспира, на заседания которого, как указала Макбрайд, не допускались аспиранты. Томас гадал, ощущают ли профессиональные шекспироведы ауру паломничества, витающую в воздухе, или же, воспитанные в постгуманистических рамках современной литературной критики, они бесчувственны к подобному романтичному мистицизму.
