Корявый с Квадратным радостно закивали. Сочувствие Кирсанова пришлось им по душе.
— Так где девочка?
— Если мы скажем, вы отпустите нас? — попытался затеять торг Квадратный.
— Это посмотрим на ваше поведение. Хотя полную свободу по завершении дела гарантировать вам трудно. За все в жизни надо платить. Но выбора у вас нет. Я сегодня насмотрелась на слезы несчастной матери, потерявшей ребенка, и вдовы в одном лице. Поэтому я настроена решительно. Ваши жалкие жизни в придачу с вашими гениталиями только вам и дороги. А Андреев завтра и не вспомнит, что были такие когда-то.
Итак, противник повержен, смят, воля парализована. Пленники напоминали теперь воск. Лепить из них можно было все, что угодно.
— Где девочка?
— Да жива эта девчонка. Она в Руслановом заведении! Он с ней как с королевой обращается. Ей там ничего не угрожает.
— В каком, каком заведении?
— Ну, салон тут в Трубном, «Восторг» называется. Он с него бабками подпитывается.
— Стоп-стоп, ребятки, — и, уже обращаясь к Кире, добавила: — Владимир Сергеевич, давайте запишем показания на пленку.
— Давайте. А ты, Антон, зафиксируй еще и на бумаге — пригодится, — сказал Кирсанов. — Они после распишутся.
— Значит, где находится Аня Калинина, похищенная вами двадцать четвертого декабря девяносто восьмого года?
— В салоне «Восторг».
— Что за салон, кто владелец?
— Хозяйка там Роза Иосифовна, фамилию не знаем.
Корявый и Квадратный слаженно рассказали о салоне «Восторг», о проживании там Ани в течение последних четырех дней. Действия Андреева по отношению к Ане пока остались для меня непонятными.
Записав показания шпиков-неудачников, мы снова вышли посоветоваться в прихожую.
— Ну что, ребята, какое УВД привлекаем: ваше или Трубного района?
— Да охота нашим на чужой территории париться. Мы тебе помогли. Что еще надо — еще поможем. Коньяк с тебя сдерем.
— Так я ж к чему говорю… А вдруг в этом деле еще кто повязан? А мы сейчас явимся, все карты раскроем. Не бросаться же нам в этот салон одним. Зачем рисковать жизнью девочки. Кто знает, как поведет себя в этом случае Андреев. Ведь он-то там свой досуг проводит. Тем более он — лицо официальное. Его голыми руками не возьмешь.
Тут в зале зазвонил телефон. Я открыла дверь, чтобы взять трубку, но оказалось, что это сотовый у одного из бандитов.
Утомленный долгим ожиданием, Андреев решил, видно, прояснить ситуацию и узнать, как далеко я успела продвинуться в своем расследовании.
— Ответьте на звонок. Доложите, что продолжаете меня вести.
Корявый достал телефон свободной левой рукой.
— Да, шеф. Привет. Все в порядке. Продолжаем наблюдение.
И, выслушав собеседника, продолжил:
— Да тут она, все еще в Трубном. Опять по третьему жилучастку нас катает. Да, шеф… Понятно. Будем докладывать.
— Молодцы, ребята. Приятно с вами сотрудничать. Понятливые.
Я снова вернулась в прихожую.
— Ну, так как поступим?
Кирсанов, развалившись на маленьком диванчике у окна, гладил серую пушистую кошку, бесцеремонно забравшуюся к нему на колени. Она громко мурлыкала, блаженно щурясь, и подставляла то одну, то другую щечку.
— Давай, Таня, я Григорьеву позвоню.
— А ты уверен, что он не в курсе подпольного бизнеса Андреева?
— Уверен. Я его с детства знаю. Он — друг моего отца. Кристально чистый человек.
— Уговорил, Киря. Звони.
Мы вернулись в зал. Кирсанов набрал номер домашнего телефона Григорьева. Кратко обрисовал ситуацию.
Потом, выслушав ответ полковника, начал кипятиться, недовольный его слепой верой в непогрешимость его подчиненных.
— Не кипятись, Киря. Пусть разрешит нам к нему с показаниями этих вот орлов приехать.
Кирсанов кивнул, сказал в трубку:
— Сан Саныч, да у нас здесь деятели, что Калинину похитили, собственной персоной находятся. И показания их записаны. Давайте мы подъедем сейчас к вам домой… — И, покивав трубке, добавил: — Понятно. Едем. Все. Пока.
— Поехали. Давайте, ребята, расписывайтесь в том, что события записаны с ваших слов верно.
Мы вышли из домашнего уюта и снова оказались на скользкой дорожке в прямом и переносном смысле слова: граждане Корявый и Квадратный в силу своей профессии, а мы в силу того, что применили недозволенные методы дознания. Но ведь с волками жить — по-волчьи выть.
Я плотно захлопнула дверь гостеприимного дома, накинула цепку.
Пока Кирсанов размещал наш ценный груз в «Audi» — одного спереди, другого сзади, объединив их при этом наручниками, — а Антон выводил из переулка свой автомобиль, я плавно доехала до соседнего дома и постучала в окно. Бабе Марусе было давно пора возвращаться из своего временного укрытия к своему очагу.
Дождалась, пока она выйдет на улицу.
— Спасибо, баба Маруся. Век вашей доброты не забуду.
— Да ладно уж, Таня. Чего там. Главное, чтоб правда победила.
Именно таким призывом воспользовалась я, убеждая ее по телефону предоставить мне помещение.
— Все вещи на своих местах. Ничего не трогали. Не наследили. Комнаты не выстудили. Спасибо еще раз. До свидания.
— Тань, ты ж хоть расскажи, как все прошло-то.
— Я, баб Марусь, книжку когда-нибудь напишу про это и подарю вам. Договорились? Нам ехать надо.
Старушка мудро улыбнулась.
— Ну-ну. Тогда ладно. Заезжайте как-нибудь с Леночкой. А то все вам некогда.
Я помахала ей рукой и села в «Audi», и мы, соблюдая истину «торопись медленно», стали пробираться к трассе.
У КП ГАИ одиноко стояла моя обледенелая «девятка».
Кирсанов остановил машину. Я вышла, постучала в стеклянную конурку гаишников, чтобы забрать ключи и документы. Они попивали чай. Лихачей на трассе не наблюдалось — погода выделила им час досуга.
Вышел мой новый знакомый Коля Селиванов.
— А, узурпаторша. Привет. Ты чего это так больно дерешься. Я на такую мочиловку не подписывался. Руки чесались дать тебе сдачи. Не была бы ты такой очаровательной дамой, я б тебе точно врезал.
Он протянул мне мое имущество.
Я улыбнулась.
— Сам виноват. Твоя шутка чуть в обморок меня не уронила. — А про себя добавила: «Попробовал бы ты мне сдачи дать, не так бы еще взвыл».
Но вслух, конечно, не сказала. Нельзя унижать мужское достоинство.
Уселась в машину, завела движок — ребята молодцы, не дали ему остыть, — и кортеж из трех машин пополз через мост на Астраханское шоссе.
Пока мы ехали, я мучительно терзалась в сомнениях: правильно ли поступила. Не лучше ли было сразу отправиться в подпольный салон, маскирующийся имиджем парикмахерской — вот, оказывается, почему я не раскрыла тайну «розовой комнаты» по телефону. Там, конечно, раскидав всех по углам приемами восточных единоборств, можно было бы взять сразу быка за рога.
Но тогда за Анину жизнь ручаться было бы бесполезно. И крупная рыба, лишь слегка потревоженная, спокойно скрылась бы в поднявшемся со дна иле. А вывести ее на чистую воду так же важно, как и спасти девочку. И потом, кто знает: кому, за что и какими способами вздумал бы еще отомстить Андреев. И я пришла к мнению, что все было правильно.
Панельная девятиэтажка, в которой проживал Сан Саныч, находилась на Кавказской улице — в глубине квартала, расположенного через дорогу от отделения милиции.
Антон остался внизу охранять пленников, заставляя дезинформировать их шефа о ходе расследования. На сей раз мы дали ЦУ информировать его о моем отходе ко сну.
Мы с Кирсановым поднялись в лифте на седьмой этаж и позвонили в двадцать восьмую квартиру. Григорьев, облаченный в спортивный костюм из эластика, пахнущий домашними щами, сам открыл нам дверь. Посторонился, пропуская в квартиру.
— Добрый вечер, Сан Саныч! Здравствуйте еще раз, — поприветствовали мы его с Кирсановым.
— Привет, привет, Пинкертоны. Что там у вас за история дикая, нелепая с очернением лучших кадров УВД? Проходите.
Он усадил нас в кресла, выключил телевизор.
На табуретке, застеленной газетой, аппетитно дымилась тарелка со щами. Рядом лежал надкусанный кусок черного хлеба, щедро посыпанный крупной солью.
— Простите, что оторвали от ужина, — извинилась я.
— Это ничего. Вы ко мне сейчас присоединитесь, а за едой обсудим, что там у вас назрело. Валя, принеси гостям щей, — попросил он супругу, заглядывая на кухню.
И хотя щи на ночь я не употребляю ни в коем разе, сегодня, после всех путешествий и треволнений, чрезвычайно обрадовалась возможности нарушить свой обет. Кирсанов, по-моему, тоже.
— Может, вы тогда на кухню пойдете? Или стол разложить? — спросила его гостеприимная жена и добавила: — Здравствуйте.
Мы вежливо поздоровались.
— Давай на кухне тогда размещай нас.
Григорьев взял свой импровизированный столик, понес на кухню, коротко бросив нам:
