– Скажите, а вам не приходило в голову, что это блеф?
– Я много тогда чего передумал. Сашкина жизнь была в чужих руках, а исключить полностью самодеятельность медперсонала мы не могли. Те люди действительно были способны подкупить медсестру из любого отделения. Да, «Экватор» я потерял, но, в конце концов, пенсию я заработал...
– Скажите, Дмитрий Федорович, а сколько у вас было акций? Я имею в виду в процентном соотношении.
– У меня было двадцать семь процентов.
– Похоже, эти люди еще кого-то вынудили расстаться с акциями.
– Душечкина, моего заместителя, и Уварову, главного бухгалтера. Я не знаю, какое именно воздействие было оказано на них, но так или иначе они «слили» свои акции в тот же инвестиционный фонд, а потом уволились по собственному желанию.
– А я могу с ними поговорить?
– Увы, Душечкин вскоре умер от инфаркта, а Уварова уехала из Горовска. Куда, неизвестно.
– Но у них, наверное, есть здесь родственники? – не сдавалась я.
– У Андрея Ивановича осталась дочь Катерина. Что касается Уваровых, то они всей семьей уехали.
– Я хотела бы встретиться с Катериной.
– Уж не знаю, захочет ли она с вами встретиться или нет, – подала голос Нина Ксенофонтовна. – Нелюдимая она стала. Я как-то столкнулась с Катенькой на улице, а она даже разговаривать со мной не захотела. Посмотрела я на нее и поняла – бедствует девочка. Это по ее одежде заметно. А вот помощи ни от кого не принимает. Моя старшая внучка хотела ей помочь, они ведь раньше дружили, но Катенька отказалась. То ли обиду на нас всех держит, то ли гордая слишком...
– Я попробую найти к ней подход. Вы мне только телефон ее дайте или домашний адрес, – попросила я.
– Так она здесь неподалеку живет. Знаете, где мастерская по ремонту обуви? – поинтересовалась Нина Ксенофонтовна, и я кивнула. – Так вот ее квартира как раз над ней располагается.
– Спасибо за информацию, – сказала я Мигаловой, а затем обратилась к ее супругу: – Дмитрий Федорович, а расскажите мне, пожалуйста, о Пасько. Что это за человек? Он ведь при вас работал в компании.
– Да, и он никогда мне не нравился. Темный он какой-то, себе на уме. Потом, вспыльчивый очень, кричал на своих немногочисленных подчиненных так, что они даже ко мне жаловаться на него приходили. Таким вот образом Пасько требовал уважения к себе, поскольку заслужить его не мог. Я не раз вызывал Пасько на ковер, он обещал исправиться, но пройдет неделя-другая, и до меня опять доходят слухи, что он глотку дерет. Полина, вы, наверное, меня спросить хотите, почему я его в свое время не уволил?
– Хочу.
– Так он пришел к нам по рекомендации оттуда, – Мигалов воздел глаза к потолку. – Отец у него – шишка большая в области, правая рука губернатора. У него, правда, другая семья, но сын есть сын... Я сначала Пасько начальником смены взял, потом он сам попросился в службу материально-технического обеспечения. Я его уважил. И что же оказалось? Он стал за наш счет старые машины восстанавливать. Хобби у него, видите ли, такое...
– Знаю-знаю, Петр Петрович коллекционирует ретро-автомобили.
– Нет, если бы я мог предположить, что он на мое место метит, то уволил бы его и не посмотрел бы на отца. Это же надо, какую он рокировку со своими сподручными придумал! Мы вроде бы добровольно слили, – Мигалов сделал акцент на слове «слили», давая понять, как оно ему неприятно, – акции в инвестиционный фонд, а эта троица их там приобрела. Никакого криминала! Ни к чему не подкопаешься!
– Дмитрий Федорович, а вы в курсе, что в лихие девяностые Пасько участвовал в преступной группировке Шашечника и даже условный срок схлопотал?
– Я узнал об этом позже, а когда он на работу к нам поступал, то скрыл этот факт. У нас предприятие не режимное, мы досконально биографии всех сотрудников не проверяем. Вот я когда-то на «почтовом ящике» работал...
– Дима, ну кому это сейчас интересно? – осадила супруга Нина Ксенофонтовна. – Полина, а вы не в курсе, за что его осудили?
– Шашечник и его банда разбоем на дорогах занимались. Их долго взять не могли, а потом разработали операцию – посадили в рефрижератор бойцов ОМОНа и пустили на трассу...
– Ой, ребятки-то, поди, там околели от холода, – Мигалова взялась руками за голову.
– Нина, тебе же никто не сказал, что холодильник включен был. Но даже если это так, то у этих парней работа такая... Между прочим, на наши фуры тоже дважды нападали. Это что же получается, сначала Пасько на большой дороге грабил, а потом устроился в «Экватор» и стал изнутри предприятие расхищать?
– И не он один. Если Пасько условный срок дали, то его тезка Кудряшов десять лет получил, а отсидел только пять. Его досрочно выпустили, за примерное поведение. Раньше они бандитами были, а теперь – основные акционеры. Пасько – генеральный директор, Кудряшов – начальник безопасности, а его супруга руководит кадрами.
– Да, в советское время больше порядка было, – Мигалов все-таки сел на своего любимого конька, – вся жизнь пятилетками наперед была расписана, никаких кризисов производства в планах не значилось. Без партбилета в кресло руководителя сесть невозможно было, а уж с судимостью и подавно.
– А что же женщина, Кудряшова, она тоже сидела? – поинтересовалась Нина Ксенофонтовна.
– Пока нет, но в грязных делишках была замешана. – Я не стала рассказывать ее семейную историю, обошлась одной общей фразой. – Раньше у нее была другая фамилия – Кузнецова, и работала она в отделе логистики под началом Панина.
– Ах вот как? – удивился Мигалов. – Значит, Кудряшова и Кузнецова – это одно лицо... А ведь я собирался ее уволить, но она сама ушла. Выходит, что вернулась, да еще в новом качестве. Дела...
– А за что вы хотели ее уволить? – поинтересовалась я.
– Была одна история... – Дмитрий Федорович секунду-другую поколебался и все-таки стал рассказывать: – Отдел, которым руководил Панин, занимался разработкой оптимальных маршрутов. Точнее, должен был разрабатывать оптимальные маршруты, а на деле порой было совсем по-другому, как говорится, через Житомир на Пензу. Как вы думаете, почему так получалось?
– Ну, я не знаю, наверное, он был не слишком компетентным, и сотрудники его такие же.
– В том-то и дело, что Панин далеко не глуп и людей себе подбирал в отдел соответствующих. Впрочем, у него долго никто не задерживался, разве что Кузнецова... А расчет его был прост – чем длиннее расстояние, тем больше бензина требуется. Понимаете?
– Понимаю, – кивнула я, начиная постигать глубину аферы. – Похоже, Панин брал с водителей откат, давая им возможность экономить на бензине.
– Я бы сказал, что он давал им возможность не экономить, а получать лишние деньги на бензин, – поправил меня Мигалов. – Перед командировкой бухгалтерия выдавала водителям наличку на основании преувеличенного расчета логистов, они же ехали кротчайшим путем.
– А как же показания приборов? Неужели их никто не снимал? – удивилась я.
– Снимали, но водители каким-то образом умудрялись подкручивать километраж в большую сторону.
– С одной командировки не наживешься, но если такая схема была поставлена на постоянные рельсы, то получалась вполне существенная прибавка к зарплате, – анализировала я вслух, – и у Панина, и у водителей.
– К моему стыду, эта схема функционировала не один год. Когда же этот нарыв на нашем бюджете вскрылся, я на Панина наложил штраф и перевел его в другой отдел с понижением в должности. Хотел уволить, да пожалел. Нет, не его, а семью. Михаил ведь отец многодетный. Супруга его ко мне на прием приходила, умоляла простить мужа...
– Понятно. А рядовые сотрудники отдела тоже были в этом замешаны, в частности Татьяна Кузнецова?
– Да, Кузнецова была в этом замешана. Как только началась заварушка, она тут же уволилась.
Я уточнила, когда это произошло. По срокам выходило, что как раз в это самое время Татьяна сняла деньги с благотворительного счета и исчезла из Горовска. Задав Мигаловым еще несколько вопросов, на которые они мне любезно ответили, я попрощалась с ними и отправилась к Кате Душечкиной.
Мастерская по ремонту обуви находилась в цоколе блочно-панельной пятиэтажки. Я прикинула по окнам, какая квартира располагается над мастерской, и подошла к парадному. Дверь была раскрыта настежь, вместо кодового замка в ней зияла дыра. Поднявшись на второй этаж, я огляделась и шагнула к двери шестой квартиры. Звонок отчего-то не работал, и я постучала кулаком по косяку.
– Ну кто там еще? – пробурчал недовольный женский голос.
– Катя, это я, Полина, – ответила я по-свойски.
– Какая еще Полина? – переспросила Душечкина, но тем не менее открыла дверь двумя поворотами ключа.
Мы воззрились друг на друга. Катерина силилась вспомнить, откуда мы с ней знакомы, а я пыталась сообразить, чем ее можно зацепить.
– Ну что, не узнаешь? А ведь я тебе денежку должна, – сымпровизировала я.
– Кто кому должен? – Катя насупилась. – Ты мне или я тебе?
