Она не боялась; впервые после многих недель пассивного ожидания Валентина чувствовала, что в ней пробуждается жизнь. Напряжение, которое потребовало от нее притворство перед сестрой, совершенно измотало ей нервы, а размеренная жизнь в Чартаце стала невыносимой. Интуиция подсказывала ей, что Де Шавель серьезно ранен или даже убит. Ее поддерживала решимость выяснить, что с ним, и для этого она поставила себе еще более невероятную цель, узнав о которой, Александра пришла в совершеннейшее неистовство.
Она поедет в Россию. Варшава была лишь первым шагом на ее опасном и трудном пути, средством добыть хоть какую-нибудь достоверную информацию о положении французской армии, о погибших, и если среди них она не найдет Де Шавеля, то последует в Россию вслед за наполеоновской армией. Если он жив, то она будет с ним, если ранен - станет ухаживать за ним, если погиб, то убьет себя на его могиле. Это был бы простой и страшный поступок, поступок, на который могла решиться только отчаявшаяся женщина, и никакие уговоры и угрозы Александры не могли заставить ее изменить свое решение.
Она подошла к двери и крикнула - ей не терпелось отправиться в путь. По лестнице поднялась Яна и сообщила, что карета готова. Путешествие займет почти неделю; форейтору Кадору было всего семнадцать, но тем не менее она дала и ему, и старому кучеру по пистолету, чтобы защищаться от грабителей в дороге и на постоялых дворах, она не взяла с собой денег - только драгоценности, которые зашила под подкладку своего дорожного саквояжа. Кадору дали несколько крон, чтобы оплачивать еду и гостиницы.
- Прощай, Яна. Ведь письмо у тебя? Хорошо. Отдай его сестре, как только та вернется. И не бойся, она тебя не тронет.
- Мадам, мадам, - крикнула ей вслед Яна, - а что, если вас схватит граф?
- Не схватит, - сказала Валентина. - Я постараюсь прислать вам записочку из Варшавы.
Спустя несколько минут карета мчалась по той же дороге, по которой более четырех месяцев назад ехал Де Шавель, а она стояла у окна и молила Бога, чтобы он вернулся к ней. С того утра она сильно изменилась, постоянная тревога способствовала ее повзрослению. Она поняла, что значит испытывать физическое влечение, настолько сильное, что она была не в состоянии заснуть, поняла, что значит безграничная, приносящая сладостные муки нежность. Валентина поняла, что такое любовь, и все это сделало ее женщиной. Когда она уверяла Яну, что граф не сможет схватить ее, она не лгала. У нее тоже был пистолет, и она пустит его в дело, если он только попытается сделать это.
Глава 5
Граф находился в пути уже три дня с тех пор, как выехал из Варшавы, его сопровождало двенадцать человек. Он отправился в дорогу, как только получил известие от своего шпиона из Чартаца, и они уже проверили две грязные придорожные гостиницы, правда, пока без результата. Очевидно, она ехала медленно, и они встретятся лишь через день-два. В письме сообщалось, что она поехала одна, лишь в сопровождении двух слуг. Ее сестра не поддалась искушению сопровождать ее, иначе бы ему сообщили об этом. А жаль! Было бы интересно встретиться с Александрой, имея при себе ее арестованную сестру.
Эту ночь Теодор и его люди провели под открытым небом, отказавшись от сомнительного уюта последней из придорожных гостиниц. Он выслал вперед одного из своих людей, чтобы тот посмотрел, не прибыла ли его жена в гостиницу, которая была следующей на их пути, и через час после рассвета он вернулся на взмыленной лошади. Он соскочил с лошади и подбежал к графу. Это был здоровенный парень, некогда служивший в войсках Польских улан и уволенный оттуда за воровство. Граф специально выбрал его и некоторых других, подобных ему, для подобной работы. Он опустился на колено и снял шапку.
- В ближайшей гостинице есть женщина, - сказал он. - Я видел карету, потом зашел купить что-нибудь поесть, пока поили мою лошадь. Хозяин - старый грязный еврей... - он отвернулся и с презрением сплюнул. - Я спросил, кому принадлежит карета, и он ответил, что даме, которая едет в Варшаву. Они только приехали.
- Это, должно быть, она, - прошептал граф. - Далеко отсюда?
- Если ехать быстро, то не больше часа езды, хозяин. Я ехал дольше, потому что было темно, но мы доберемся туда за час. Они еще спят.
- Молодец, - похвалил граф. - Надеюсь только, что ты не задавал слишком много вопросов и не спугнул их. Если они уехали, то я тебя повешу. Прикажи седлать лошадей!
Гостиница представляла собой двухэтажное деревянное здание с примыкающими к нему конюшнями; приблизившись, граф увидел стоявшую перед. домом карету без лошадей. Из трубы шел дымок, говорящий о том, что в гостинице есть люди. Он велел своим людям спешиться, и они подошли к дому пешком. Граф сам открыл дверь и вошел, внутри было темно и душно, воздух был пропитан запахом прокисшего вина, немытого тела и несвежей еды. Он поморщился и выругался себе под нос. У огромной печки на коленях стоял какой-то человек и совал туда поленья, в помещении стояли лавки и колченогий стол с замызганной столешницей, земляной пол был усеян клоками соломы. Граф двигался так тихо, что человек ничего не услышал, он подкидывал дрова в печь и бормотал что-то на своем языке. Граф приставил револьвер к его виску.
- Ни звука, - тихо сказал он, - или я вышибу тебе мозги. Встань и повернись ко мне.
Хозяин гостиницы оказался немолодым человеком, его седые космы свисали из-под круглой шапочки и смешивались с такой же седой бородой. Он с ужасом уставился на незнакомца. Многие годы и столетия преследований научили его и все его несчастное племя опасаться неожиданностей. Для всех них они обычно означали насилие и смерть. Они с женой уже тридцать лет владели этой жалкой гостиницей, их часто грабили, им угрожали и чаще обманывали, чем платили, однако по крайней мере они были живы и не умирали с голоду. По одежде он понял, что перед ним дворянин и возблагодарил Всевышнего, что это не какой-нибудь грабитель с большой дороги. Он упал на колени и поклонился, коснувшись головой пола.
- В чем дело, господин! Что мы такого сделали?
- У тебя здесь остановилась женщина, - сказал граф.
- Да, да, - ответил старик. - Дама. Она приехала вчера.
Глаза его расширились от ужаса, когда он увидел, что в комнату входят еще несколько вооруженных человек. Во главе их был громила с большим кнутом в руке, и хозяин постоялого двора узнал его - этот человек приходил накануне.
- Где она? - спросил граф. Он приготовился ударить старика ногой, чтобы тот не отвлекался.
- Наверху, господин. У нас здесь только одна комната. Ее двое слуг - в заднем помещении.
Теодор повернулся к бывшему улану.
- Убей их, - приказал он. - Закопай их, затем возьми карету и сожги ее.
Старик со стоном согнулся в поклоне.
- Пан, у меня жена, - запричитал он, - слабая немолодая женщина, она спит там же, где и эти люди. Умоляю вас, не сделайте ей ничего плохого - она будет молчать, она ничего плохого вам не сделает - позвольте, я ее сначала разбужу, пан, пан, умоляю вас... - Он обхватил графа за ноги и сделал попытку поцеловать их. Однако получил удар ногой в лицо, от которого отлетел в угол комнаты.
Граф почувствовал раздражение и отвращение.
- Кто-нибудь заткните глотку этому жалкому псу. - Он стал подниматься по узкой лестнице в комнату Валентины.
С того момента, как она покинула Чартац, путешествие было сплошным кошмаром. В первый же день раскололось колесо, и на его ремонт ушло четыре часа, карета, накренясь набок, стоила на обочине, а она взад и вперед ходила по пыльной дороге, ожидая, когда можно будет продолжать путь. В тот день они не смогли доехать до постоялого двора, и ей пришлось спать в карете, наутро она так окоченела от холода и неудобной позы, что еле двигалась. В первой гостинице она побоялась спать, помня, что Де Шавель провел ночь у нее под дверью, поскольку хозяин гостиницы и его сын показались ему подозрительными. В этой же гостинице у нее было одно желание - сбросить одежду, кинуться на кровать и спать, спать, спать. Валентина завернулась в плащ, спрятала под матрас пистолет и легла. Она не слышала, как, открываясь, скрипнула дверь. Она спала, повернувшись головой к крохотному оконцу, и на ее лицо падал бледный свет зарождающегося дня. Граф двигался по комнате, как кошка, в правой руке сжимая пистолет, и желание пристрелить ее, пока она спит, было так сильно, что он чуть не уступил ему. Он даже не представлял, что способен ненавидеть женщину так сильно, как ненавидел сейчас свою жену. В этой жалкой комнатушке ее красота была особенно разительна, лицо ее как бы светилось и казалось ему не похожим на то, что он помнил. Она изменилась, а причиной этого была ее любовь к французу, любовь заставила ее покинуть свое убежище и броситься в руки своего злейшего врага его!
Он мысленно представлял, что скажет ей при встрече, однако теперь от злости не мог произнести ни звука, не мог найти подходящие слова, чтобы разбудить ее. Ему вообще трудно было заставить себя заговорить с ней. Он наклонился и с силой ударил ее по лицу. Валентина потеряла сознание, не просыпаясь, не издав ни звука.
