- Лучше через два. Постараемся сделать все возможное.
Прошло больше двух часов, когда врач послал санитара посмотреть, жив ли еще полковник, и, к его величайшему удивлению, тот сообщил, что жив и даже приходит в себя. Они положили его на простой деревянный стол, скользкий и черный от крови, и сняли с него мундир. У них кончился опий, который они использовали для обезболивания, а свой скудный запас коньяка хирург приберегал для тех, кто находился в полном сознании. Де Шавель- лежал без движения, меж зубов ему вставили кожаный ремень, чтобы он не прокусил язык. Тело и лицо его были серо-пепельного цвета.
Хирург извлек пулю капитана Николаева, что-то бормоча себе под нос, она засела действительно лишь в нескольких дюймах от едва бьющегося сердца. Быстро осмотрев искалеченную правую руку, он обнаружил, что раздроблена кость. Он слишком хорошо знал, что такое гангрена при подобных ранениях, и не хотел полагаться на волю случая. Если полковнику и удастся выжить после ранения в грудь, то он умрет через несколько дней от гангрены.
Хирург отнял руку по самое плечо. Когда среди ночи в госпиталь явился майор, при нем был приказ, подписанный самим Неем, о переводе полковника Де Шавеля из полевого госпиталя в расположение штаба, если он еще жив. Когда Макдональд увидел, что с ним сделали, он от всего сердца пожалел, что не оставил своего друга умирать на поле боя.
- Так вы абсолютно уверены, что она приезжает в Варшаву? - спросил граф. Посланец, который привез в Чартац газету, кивнул. Граф уже несколько недель платил ему за то, чтобы он подробнейшим образом доносил ему обо всем, что он увидит или услышит в Чартаце, и это последнее сообщение чрезвычайно его заинтересовало.
- Я слышал, как графиня спорила с сестрой, - рассказывал посыльный. Она говорила: "Я поеду в Варшаву, чтобы узнать, что происходит, - если он погиб, я хочу об этом знать точно. Я просто умру, если останусь здесь!"
- Ага, - воскликнул граф, - а что на это ответила княжна?
- Она очень сердилась, - ответил тот. - И сказала, что если графиня уедет из имения, то пропадет. В конце концов они поссорились, и я слышал, как графиня сказала: "Я еду. Мне все равно, что будет со мной. Я еду в Варшаву, а если понадобится, то я поеду и в Россию, чтобы его найти!"
- Прекрасно, - сказал граф. - Молодец. На, возьми. - Он отсчитал четыре монеты и протянул их посыльному. - А теперь ты должен сделать следующее возвращайся в Чартац и поселись где-нибудь поблизости. Как только услышишь, что графиня собирается в дорогу, сразу же извести меня. А сам оставайся следить за ее сестрой.
"Я поеду в Россию, чтобы его найти". Значит они все-таки любовники, этот французский полковник и его жена. Теодор не знал, что такое ревность, он лишь испытывал бессильную злобу от того, что у него похитили то, что принадлежит ему и только ему. И еще от того, что его жена настолько влюблена в того человека, что готова покинуть свое убежище и броситься на его поиски. Даже в Россию. Это было совершенно дикое решение и совершенно не похоже на Валентину. Всегда такая спокойная и уравновешенная, даже, когда он избил ее, она сохраняла самообладание. Его больше всего злило то, что она лишилась его из-за страсти к французишке. Что же он такого сделал, чтобы пробудить в ней ответное чувство, страсть, которой так и не удалось вызвать у нее графу? Он испытывал невыносимое унижение при этой мысли, и лишь поразительная новость, сообщенная его шпионом, дала ему надежду отомстить за себя.
Она уезжает из Чартаца. Несмотря на сестру, несмотря на данное своему любовнику обещание, Валентина возвращается в Варшаву. Он улыбнулся про себя и немедленно отправился в дом графа Потоцкого.
- Я же говорил вам, что надо проявить терпение, - сказал Потоцкий. - Со временем мы с ней разберемся. Честно говоря, я и не ожидал, что это время наступит так скоро. Как только она выедет за пределы своего имения, она в наших руках!
- Предлагаю взять небольшой отряд- человек десять - и арестовать ее самому, - сказал Теодор. - А затем я отвезу ее к себе во Львов, где и исполню приговор. Никто ни о чем и не узнает.
Потоцкий сомневался. Он знал, что, если позволить графу увезти свою жену в отдаленный замок во Львове, то наказание будет намного суровее, чем назначит любой суд. Он медлил с ответом, думая о том, что будет лучше позволить ей бесследно исчезнуть или же подвергнуть себя опасности со стороны французов, когда им станет известно, что ее выдали мужу. В настоящий момент положение Франции было неясным - известия из России приходили противоречивые, да и то с большим опозданием. То и дело возникали слухи о кровопролитных сражениях, затем сообщали, что убили царя или он просит о мире. В последний раз пришло известие о победе французов под Бородино, но невероятной ценой. Нельзя еще было сказать, чем окончится вся эта война и стоила ли она всех тех страшных жертв, которые пришлось заплатить Наполеону. Потоцкий решил в деле с Груновскими занять нейтральную позицию. Возможно, ему еще придется объяснять французским военным властям, что случилось с любовницей и протеже полковника Де Шавеля.
- Я поручаю вам произвести арест, - сказал он. - Я вам это обещал и не нарушу своего слова. Но вы должны будете доставить ее в Варшаву, чтобы она могла предстать перед судом. Ее дело рассмотрит военный трибунал, и ее скорее всего отправят в Любинскую тюрьму. Граф, ваша жена - изменница и должна понести за это наказание, причем в соответствии с законом. Вы не можете казнить ее, а не то будут говорить, что ее единственным преступлением была супружеская неверность. Вы должны это понять.
Граф не ответил. Он встал, глядя на невозмутимую физиономию политикана, понимая, что если он вступит в пререкания, то его вообще отстранят от этого дела.
- Вы боитесь французов, - наконец произнес он.
- Я не могу о них забывать, - сказал Потоцкий. Он не стал говорить о том, что намерен оставить Валентину Груновскую в живых до тех пор, пока не узнает, что произошло с Великой Армией - вернутся ли они победителями или же побегут под натиском неприятеля. Она может несколько месяцев посидеть в Аюбинском остроге, а затем они уберут ее без лишнего шума, когда поймут, что о ней забыли или лишили своего покровительства. - Жаль, что мы не можем заманить в ту же ловушку и ее сестру, - заметил он. Он всю свою жизнь ненавидел русских, и существование богатой княжны Суворовой в Чартаце уже давно вызывало у него и других членов Сейма сильное раздражение.
- Почему же? - улыбнулся Груновский. - Уверяю вас, как только она узнает об аресте сестры, она начнет ее искать. Мы схватим их обеих!
- Отлично, - улыбнулся в ответ своей тонкой злой улыбкой Потоцкий, поднимаясь и показывая, что разговор окончен. - Прощайте, мой дорогой граф. Буду ждать от вас вестей.
- Вы их получите, когда я привезу в Варшаву свою жену, - тихо сказал Теодор.
- Мадам, умоляю вас - не надо ехать! - Яна выполнила все приказания своей хозяйки, упаковав ее вещи и приказав заложить карету, которой не пользовались со дня смерти их отца. Теперь же она упрашивала Валентину со слезами на глазах подождать, пока с охоты не вернется княжна.
- Нет, - твердо сказала Валентина. - Ты прекрасно знаешь, что она меня не пустит. Я отправляюсь в путь через полчаса, а она не вернется до темноты.
Каждый раз, когда она говорила о своем возвращении в Варшаву, начиналась страшная ссора с Александрой, и наконец та заявила, что если сестра не откажется от своей затеи, то она будет вынуждена держать ее в Чартаце силой. Чтобы успокоить ее и выиграть время, Валентина притворилась, что подчиняется ей, она больше не заговаривала о том, чтобы отправиться на поиски Де Шавеля, и не читала по двадцать раз на дню сообщения о ходе военных действий. Она не показывала своих страхов и так хорошо играла роль, что даже Александра решила, что она поумнела и старается забыть полковника. И только Яна, слышавшая каждую ночь доносившиеся из комнаты хозяйки рыдания, знала, что та не отказалась от своего плана найти человека, которого она любит. Теперь же, одетая в простой дорожный плащ и капор, Валентина ждала, когда подадут карету. Она не позволила Яне сопровождать ее, и это еще больше расстроило горничную.
- Ну как вы будете путешествовать одна? - причитала она. - Как может дама ртправляться в такой путь совершенно одна, если не считать этого мальчишку и кучера? Так нельзя, мадам, так не положено! Позвольте мне поехать с вами!
- Нет, Яна, - сказала Валентина. - Я хочу путешествовать как можно незаметнее. Если кто-нибудь и охотится за графиней Груновской, то они ожидают увидеть ее с прислугой и горничными, никто не подумает, что она станет разъезжать одна. Ты останешься дома и отдашь моей сестре вот это письмо.
- Она убьет меня, - простонала Яна. - Она запорет меня.
- Нет, - возразила Валентина. - Я объяснила ей, что ты ни в чем не виновата. Она не тронет тебя, Яна. Иди и взгляни, готова ли карета.
