Сколько он их знает, этих моделек, все одинаковы. Все врушки, притворщицы, отличаются только умением изображать оргазм. Рина это делает плохо, актерским талантом ее бог обделил, равно как и всеми прочими. Она просто красивая девка, с которой приятно появляться на людях. Когда Василий Андреевич важно входит в холл шикарного отеля, держа Рину под руку, ему приятно, что это именно она, и все на них смотрят, и все ему завидуют. Мужчины, разумеется, женщины не в счет, женщины – это товар, у них нет права голоса. И всем им нужны только деньги. Деньги и дорогие подарки. Все они продаются, но постоянно твердят: «Ах, это было что-то особенное, я просто потеряла голову!» Любовь, мол, приключилась. Как же! Любовь!
Любовь была у него с Ленкой, первые пять лет, как поженились. Тогда Вася – Василек просто с ума сходил, не видя жену в течение дня, пока оба работали. Постоянно думал о ней, о том, как придет вечером домой, как они с Ленкой поужинают, а потом лягут в постель… И – эх! Утонет он в ее мягком, сливочно-белом теле, зацелованный и обласканный, а потом провалится в глубокий сон. И – до утра. Вот оно, счастье!
А жили как? На съемных квартирах, бедно, ели картошку в мундире, заедая солеными огурцами, которые мать привозила из родной деревни. Огурцы, картошку, сало, вкусную деревенскую сметану… Этим и кормились. Ох, и трудно было! Вот тогда была любовь! Да и сейчас. Конечно, не как прежде, вместе-то они с женой давно уже не спят, но у него по-прежнему есть потребность видеть ее хотя бы раз в день, слышать ее голос, заботиться о ней. Растолстела, на себя не похожа, постоянно лежит в каких-то элитных клиниках, лечится, или делает очередную подтяжку, но все равно, это его Ленка! Мизинца которой все эти девки не стоят.
Да, он с ними спит. Берет на содержание, снимает им квартиры. Но это все временно, и Ленка это понимает. У них двое детей, два взрослых сына, которыми он гордится больше, чем своими успехами в бизнесе. За них и за Ленку он глотку перегрызет любому. Они – его семья. А эта сучка – никто. И его должница, покуда жива. Телефон, значит, отключила. Взбрыкнула.
Он еще раз попытался дозвониться до Рины и опять услышал: «Абонент находится вне зоны действия сети…» Разве послать к ней кого-нибудь? Нет, в это дело никого нельзя впутывать, да она чужому и не откроет. Надо ехать самому. Ну, он ей задаст!
… Вечером следующего дня Василий Андреевич припарковался у знакомого дома, велел шоферу дожидаться в машине и достал из кармана связку ключей. Он платил за эту квартиру не меньше года, поэтому имеет полное право туда войти.
Раздался характерный сигнал кодового замка: его впустили. Охранник на входе вытянулся в струнку:
– Добрый вечер, Василий Андреевич!
Все правильно: страна должны знать своих героев. Не каждый вкладывает в спорт сумасшедшие деньги, дабы поднять международный престиж России. Василий Андреевич вкладывает, поэтому его фотографии иногда появляются в газетах, и текст, сопровождающий их, уважительный, чтобы не сказать, подобострастный.
Охранник, похоже, хотел ему что-то сказать, да не посмел. Консьержка тоже по пояс высунулась из окошка, но и она промолчала. Рыбки в аквариуме выстроились в ряд, все, как одна, прилипнув к стеклу, словно чувствуя, кто здесь хозяин. Василий Андреевич, сопя, с минуту ждал лифта, игнорируя всех этих пираний, потом поднялся на восьмой этаж, без труда преодолел железную преграду между площадкой, где находились лифты и холлом с квартирами. По-хозяйски подошел к двери в апартаменты, где в течение года удовлетворял половую потребность и вставил в замок ключ.
– Что за черт!
Ключ в замочной скважине не повернулся. Он пробовал так и эдак, и даже нажал плечом на дверь: а вдруг открыта? Та не поддалась.
– Замок сменила, сука!
Он со злостью надавил на кнопку электрического звонка. Раз, еще раз и еще… За дверью раздались шаги.
– Рина, это я! – крикнул он. – Открывай!
Дверь открылась. На пороге стоял незнакомый мужчина:
– В чем дело?
Василий Андреевич оторопел:
– А где Рина?
– Я за нее, – пошутил мужчина.
– Ах, вот оно что… Значит, ты теперь живешь с этой сукой!
– Мы с вами на брудершафт не пили! – разозлился мужчина.
– Позови ее!
– Здесь только я.
– А где Рина?
– Понятия не имею!
– А ну, дай пройти!
Василий Андреевич попытался проникнуть в квартиру, но мужчина этому воспрепятствовал. Оппонент был в отличной физической форме, к тому же выше на целую голову, так что попытки Василия Андреевича воздействовать на него ни к чему не привели. Какое-то время они возились на пороге, но даже до прихожей дело не дошло.
– Здесь… одна моя вещь… – прохрипел Василий Андреевич, пытаясь разжать железный захват. – Я хочу… забрать ее… Да пусти ты, медведь!
– Ваша вещь съехала отсюда. – Мужчина наконец разжал руки.
– Как так: съехала? – Василий Андреевич попытался отдышаться.
– На другую квартиру. Я сам помогал носить вещи не далее как вчера.
– Так ты не с ней, что ли, живешь? Не с Риной?
– Я живу один. И необязательно ко мне ломиться. Я ведь могу и охрану позвать.
– И я могу!
– И службу безопасности моей фирмы!
– Ха! Удивил! И я могу! И ОМОН!
– Адвоката!
– Пять! Адвокатов.
– Звонок в Думу?
– В Администрацию Президента!
– Что-то лицо мне ваше знакомо.
– А то!
– Вы ведь Василий…
– Андреевич.
– Очень приятно. Олег Иванович.
– Нефтянка.
– Я в курсе. Девелопмент.
– Уважаю. Так где моя баба?
– А вы, как я понимаю, и есть жених, который ее бросил, пока она лежала в больнице?
– Я – кто?
– Ее агент сказал: жених.
Василий Андреевич расхохотался:
– На этой дуре жениться можно только под общим наркозом!
– Мне так не показалось.
– Что не показалось?
– Что девушка глупа. Застенчива, да.
– Кто застенчива? Рина? Да на ней пробы негде ставить!
– Я попрошу вас… Не говорить о ней так…
– Кто с ней спал, я или ты? Так позволь мне судить, шлюха она или порядочная женщина. Рина – продажная девка. И совести у нее нет ни грамма, когда она деньги из тебя тянет.
– У меня такое чувство, что мы говорим о разных женщинах. Она сейчас очень больна, простужена, и ей требуется помощь. И материальная в том числе.
– Красиво говоришь. Что заканчивал?
– Институт международных отношений.
– Красиво. А я Губку. Может, впустишь меня в квартиру?
– Заходите, – Олег Иванович посторонился. – Буду рад такому гостю.
Он вошел. Мебель была знакомая, обои на стенах тоже, на эту огромную люстру Василий Андреевич столько раз смотрел с тоской, подсчитывая висюльки, чтобы не слышать, как лежащая рядом девчонка клянчит деньги. Но ни одной Рининой вещи в квартире не было. Он разочарованно вздохнул.
– Куда она съехала?
– Я проводил ее только до машины.
– Что, и адреса не взял? – усмехнулся Василий Андреевич. – Не поверю!
– Я взял телефон ее агента.
– Шурика?
– Да, его, кажется, зовут Александром. Не хотите чего-нибудь выпить?
– Давай. Виски.
– Со льдом?
– Да.
Василий Андреевич сел в знакомое кресло и уставился на люстру. Машинально стал подсчитывать висюльки, проверяя, все ли на месте? Он вдруг почувствовал разочарование. Как же так? Все на месте, а Рины нет! Съехала и нового адреса не оставила!
Вернулся хозяин со стаканом в руке.
– Прошу.
– А себе? – спросил Василий Андреевич, взяв стакан.
– Я не пью.
– Что так?
– Спортивный режим.
– Ну, как знаешь. – Василий Андреевич сделал большой глоток. – А неплохой виски. Строитель, значит?
– Строитель.
– Сочувствую.
– Вам тоже не позавидуешь.
– Да, время сейчас непростое… Ну, не впервой… Прорвемся… Так, значит, Шурик. – Он одним глотком допил виски. – Вот кто знает новый адрес Рины!
– А вы что, хотели ее навестить?
– А в чем, собственно, проблема? – набычился Василий Андреевич.
– Я тоже. Хотел. Если вы, конечно, не возражаете. Я вообще-то думал, что девушка свободна.
– Свободна. Я ее бросил еще осенью.
– Я хотел за ней поухаживать, – нервничая, сказал Строитель. – Не возражаете?
– Чего за ней ухаживать? Тащи девку в постель и все! Она не будет сопротивляться. Заплати только.
– А мне показалось…
– Да мало ли что тебе показалось! Больше всего на свете она любит деньги. А точнее, вещи, которые можно купить за эти деньги. Тряпки, побрякушки. Хватает все яркое и блестящее, как сорока. Вкуса нет, чувства меры тоже. В постели бревно бревном, тело у нее красивое, спору нет, но от резиновой куклы отличий мало, разве что дышит. В общем, девочка на выход. В ресторан, в казино, на море прокатиться. Я ее выдрессировал, на людях молчит как рыба, только «да», «нет», «ой, я не в курсе, спросите у Васи». Дура редкая, в опере засыпает, на вернисажах зевает, туда не води, книг вообще не читает, думает, что Лев Толстой – это телеведущий, а Чехов, соответственно, папа Анфисы Чеховой. А если фамилия не русская, значит модельер. Скажи ей Ренуар, она тут же заявит, что джинсы от Армани лучше.
