— Примерно за день до того, как мы сюда уехали.
— А почему же ты не заявил о пропаже?
— Я же все равно собирался уезжать сюда. Мне не было смысла брать автомобиль с собой сюда.
— Но ведь ее можно было продать, — заметила Лариса.
Роман начинал нервничать. Он чувствовал, что круг сужается и не остается никакого шанса выбраться. Он пытался что-то придумать, но голова была пустой. Он устал от страха, который преследовал его каждый день после того происшествия.
У нее было очень красивое лицо. Он помнил его до мельчайших морщинок вокруг глаз. И эти глаза! Нет, забыть такое просто невозможно. Он до сих пор помнил тот немой вопрос, который застыл в ее глазах. А она так и не успела понять, что же произошло…
— Тебе плохо? — услышал он вдруг голос Яны.
— Нет, — с трудом ворочая языком, ответил Роман, — нет, все хорошо.
Он посмотрел на Олега и на Ларису. Он все еще надеялся, что выкрутится. Ему всегда везло. Повезет и на этот раз.
— Так почему вы не попытались продать машину? — официально спросил Карташов.
— Так я же сказал, что ее угнали.
— Слушай, перестань пороть чушь, — не выдержал Олег. — Никто у тебя ничего не угонял. В машине только твои отпечатки пальцев и, скорее всего, пальчики твоей подружки. Это именно твоя машина наехала и сбила девушку. И именно ты сидел за рулем.
«Вот теперь точно все. Раз он так уверенно это говорит, значит, у него есть на то особые причины. Может быть, та девчонка осталась жива и сама им все рассказала?» Роман опустил голову на руки, и отчаяние захлестнуло его.
У него уже не было сил отрицать то, что было.
— Да, — тихо, почти одними губами проговорил он, — это я на нее наехал. Но я этого не хотел. Она полезла прямо под колеса — переходила улицу на красный свет…
— А что потом?
— Потом я просто испугался. Отвез машину подальше от центра и бросил в каком-то дворе. Про обезьянку я забыл. А она всегда приносила мне счастье.
— На этот раз не принесла.
— Да, это потому, что я ее бросил, — задумчиво произнес Роман.
Яна сидела на диване, обхватив коленки руками, и начала тихо всхлипывать.
— И что теперь будет? — сквозь слезы спросила она.
— Этого не знает никто, — уклонился от прямого ответа Олег.
— А того негра тоже ты убил? — вдруг спросила Лариса.
— Что? — посмотрел он на нее ошалелыми глазами. — Какого негра?
— Я так понимаю, что ты обвинил свою мать в связи с негром?
— Да, но она сказала, что это снимают кино… Если вы, конечно, имеете в виду именно того негра.
Роман был совершенно растерян и начинал думать, что этим людям про него известно или абсолютно все, или по крайней мере очень многое.
— Ты, конечно же, не поверил, — продолжила Лариса. — Тебе было очень стыдно, что твоя мать путается черт знает с кем. И ты его убил.
— Да вы что? С ума, что ли, сошли? — Роман привстал с кровати и прижал руки к груди. — Никого я не убивал. Вы что, теперь хотите повесить на меня все преступления в городе?
И немного погодя спросил:
— А что, у моей матери действительно была связь с этим негром?
Лариса внимательно смотрела на юношу, стараясь понять, действительно ли он искренен. И интуитивно почувствовала, что скорее всего он говорит правду.
— Мы не полиция нравов, и на этот вопрос ответить не можем, — сухо произнес Карташов.
— Так его что, правда, убили? — не унимался Роман.
— Да, его убили. Его нашли в саду «Липки» около трех недель назад.
— Но я его даже не знал. Как я мог его убить? — Роман переводил взгляд с Ларисы на Карташова и обратно, словно пытаясь уверить их в своей абсолютной непричастности к этому трагическому событию.
Транспортировка Романа домой не вызвала особых осложнений в плане контактов с официальными израильскими властями.
Карташов быстро связался с офицером полиции, тем самым, который вырос в Харькове и приглашал их с Ларисой в гости. Он пообещал Олегу взять это дело под контроль.
Буквально через полчаса он лично появился в номере гостиницы «Рэдисон». Карташов тут же объяснил ему, что для транспортировки подозреваемого в преступлении человека понадобится машина и хотя бы один сопровождающий. Он кивнул при этом в сторону сидящего Романа. Тот казался совсем отрешенным, но когда прозвучали слова: «подозреваемого в преступлении», он невольно вздрогнул и помутневшим взглядом обвел окружающих.
— Хорошо, — быстро согласился офицер, — я распоряжусь насчет всего, но все-таки жалко, что вы не побываете у меня в гостях.
— Как-нибудь в другой раз, — с улыбкой пообещала ему Лариса.
Офицер пробурчал что-то нечленораздельное, помялся и пошел к телефону, чтобы отдать нужные распоряжения.
В номере опять воцарилась тишина. Карташов закурил и отошел к окну. Яна молча сидела в углу комнаты.
Тут Роман вдруг поднял глаза на Ларису и почти прошептал:
— Вы не можете…
— Что не можем? — тут же отреагировал Карташов, повернувшись в его сторону.
— Вы не можете со мной так поступить! — с отчаяньем в голосе выкрикнул Клубнев. — Я не хочу возвращаться. Я же не специально ее сбил.
— Да вы не волнуйтесь, молодой человек, — устало вздохнул Олег. — Следствие разберется.
Юноша опять уткнулся лицом в ладони и заскулил.
— Госпожа Гольдфельд, — официально обратился к Яне Карташов, — а вы можете остаться. К вам у нас претензий нет. Разве что со стороны израильских властей…
Яна покачала головой.
— Нет, я поеду с Ромой. Ему понадобится моя поддержка. К тому же я могу выступить как свидетель. Я тоже была с ним в машине тогда, когда это произошло.
— Как вам будет угодно, — пожал плечами Олег.
Тут в дверь снова постучали, и в номер зашел полицейский.
— Сопровождающий один, — пояснил бывший харьковчанин. — Но вас на спецмашине быстро доставят до аэропорта в Тель-Авиве.
— Это просто замечательно, — искренне обрадовался Олег.
— Но подождите, — беспомощно развела руками Яна. — Нам же надо собраться…
— Собирайтесь, — разрешил Олег, — только побыстрее, пожалуйста. Нам не терпится вернуться назад в Россию.
* * *
Когда они прибыли наконец в Тарасов, Яна наотрез отказалась от поездки домой и отправилась вместе со своим любимым в отделение.
Лариса и Олег с некоторой завистью смотрели на нее и Романа. Есть все-таки любовь на свете, и в возрасте, в котором находились эти молодые люди, это самое сильное и яркое чувство. И жертвенность Яны не могла не вызвать у них уважения.
Однако им необходимо было сделать следующий шаг — вызвать Горецкую и объявить ей о том, что ее сын нашелся и обвиняется в совершении наезда на человека.
Пока они ждали актрису в кабинете, Олег был возбужден и курил сигарету за сигаретой.
— Не понимаю, чему ты радуешься? — удивилась Лариса. — Я не думаю, что Горецкая под наплывом материнских чувств признается в убийстве своего любовника. Кстати, что-то наша примадонна не торопится, — она взглянула на часы. — И неплохо бы узнать, как там чувствует себя пострадавшая Оксана. Она все еще в коме?
— Я сейчас выясню, — засуетился Олег и набрал номер телефона больницы.
— Мне почему-то немного жалко Романа. Какой-то он уж слишком беззащитный, — проговорила Лариса.
— Ничего, у него есть защитники — мать, отец, влиятельные люди, — сказал Карташов, кладя трубку после разговора с врачами. — К тому же, кажется, и сам господь бог на его стороне.
— Что случилось?
— Мне сообщили, что состояние Оксаны пошло на улучшение. Она пришла в сознание. Скоро можно будет ее допросить. Если все так, как утверждает Роман, то, возможно, его и не придется сажать в тюрьму.
В этот момент в дверь постучали, и в кабинет вошла Горецкая. Губы у нее были плотно сжаты, а вся фигура выражала высшую степень неудовольствия. За ней семенил ее супруг, депутат городской думы Иван Сергеевич Клубнев.
«Так вот почему ее так долго не было, — подумала Лариса, — она связывалась с мужем».
— Прошу вас, проходите, — сделал широкий жест Карташов, — а вы пока останьтесь за дверью.
Последняя фраза адресовалась Клубневу и далась следователю с большим трудом. На лбу у него выступили капельки пота. Понятное дело, не каждый день ему приходится выпроваживать депутатов из своего кабинета.
— Это еще почему? — возмутился Клубнев. — Речь идет о моем сыне!
Лариса отметила, что супруги явно поменялись ролями. Горецкая тихо молчала, а вот ее супруг явно почувствовал тягу к театральным подмосткам.
— Я обязательно вас позову, — как можно любезнее ответил Олег, — но пока мне хотелось бы поговорить с вашей женой.
— Ну, хорошо, — со скрытой угрозой в голосе сказал Клубнев и вышел из кабинета.
— Я не поняла, — вскинула брови Горецкая, — у вас что — ко мне какое-то отдельное дело?
