Теперь, шагая по хорошо знакомому коричневому ковролину в пятнах, Трой бормотал себе под нос:
— Боже, как я все тут ненавижу…
Барнаби завершил свое образование в начале пятидесятых, еще до того, как классические школы объединили с общеобразовательными, но его дочь училась уже в единой средней школе и выиграла стипендию в Кембридже. В то время чета Барнаби состояла в родительском комитете, и на обоих супругов произвела сильное впечатление самоотверженная стойкость учителей — часто, как им казалось, перед лицом превосходящих сил противника.
— Калли ведь здесь училась, да, шеф?
— Да, — отрезал Барнаби. Его не могла не раздражать плотоядная мечтательность, с которой мужчины произносили имя его дочери.
Мисс Пэнтер ввела всех троих в кабинет директора, мистера Харгрива, который освободил его для их беседы. Брайан сел за письменный стол, хотя двухместный диванчик и большое кресло были свободны. Барнаби, помня о своей недавней схватке с креслом, присел на краешек дивана. Мисс Пэнтер вернулась с чаем и сухим печеньем «Гарибальди», начиненным изюмом. Трой разлил чай и поставил чашку перед Брайаном.
— Прошу вас, мистер Клэптон.
— В чем, собственно, дело?
Барнаби подумал, что, возможно, этот человек недоумевает вполне искренне. Сообщения об убийстве не было в часовых новостях, с телефонной станции сообщили, что Брайану сегодня утром никто не звонил. Трой воспользовался временным затишьем, чтобы вознаградить себя печеньками, — ухватил от души, но и с оглядкой, пусть не думают, будто он отправляет в рот одну за другой, молотит без перерыва. Он был голоден. И в глотке у него пересохло (чай положения не спасал), не говоря уж о том, что сержант мечтал покурить. Он поймал взгляд шефа и поспешно вернул очередное печенье на тарелку.
— Восхитительный вкус, — сказал он, открывая блокнот, — в детстве мы называли его «печенье с давлеными мухами».
— Боюсь, у меня плохие новости, — объявил Барнаби, когда Брайан допил чай.
— Мэнди?! — Чашка стукнулась о блюдце, остатки чая расплескались.
— Нет-нет, — поспешил успокоить Барнаби, — ваша дочь тут ни при чем.
Трой наблюдал, как краски постепенно возвращаются на мертвенно бледную физиономию Брайана. «Вот и я такой же стану, — подумал он, — когда Талиса Лин пойдет в школу. Не будет ни минуты покоя». Это внезапное озарение подействовало на него чисто физически: будто чья-то ледяная рука сжала его внутренности. Пока сержант старался мысленно ослабить ее хватку, Барнаби объяснял Брайану цель их прихода.
— Джеральд? — Первоначальное удивление очень быстро сменилось взволнованной, почти радостной заинтересованностью. «Ликующей» — пожалуй, вот подходящее слово. — Подумать только… Я видел его буквально вчера, — изрек Брайан уверенным, самодовольным тоном.
— Мы знаем, что видели, мистер Клэптон. — У Барнаби не было времени наблюдать демонстрацию притворного горя и еще меньше — неприкрытое ликование перед лицом насильственной смерти. — Вы не могли бы рассказать, при каких…
— Это был в высшей степени странный вечер.
— Правда? В каком смысле «странный»?
— Напряженность. Скрытая напряженность. — Брайан откинул назад длинные, жидкие коричневатые пряди. — Скрытая, но, разумеется, не от человека по-настоящему чуткого. Именно таким и должен быть пишущий.
Барнаби поощрительно кивнул и откинулся на спинку дивана, устраиваясь поудобнее. Кажется, это надолго.
— У меня здесь театральная студия…
Брайан наконец разговорился, даже разоткровенничался, как это часто случается с людьми, все секреты которых немногого стоят. Пользуясь этим, Трой отложил шариковую ручку и, прежде чем шефу удалось вернуть свидетеля к «скрытой напряженности», успел ухватить еще два печеньица «с давлеными мухами». Так все-таки, может быть, мистер Клэптон пояснит насчет «скрытой напряженности»?
— Джеральд вел себя очень странно. Неестественно тихо. И уж очень хотелось ему от нас отделаться поскорее.
— А другие?
— Весь вечер восторгались заезжей знаменитостью! Каким же замшелым ископаемым он оказался! Вообще ничего не смыслит в современной драме. Неудивительно, принимая во внимание продукцию, которую он печет, как пирожки.
— Вы не в восторге от романов мистера Дженнингса?
— Никогда их не читал. Мне есть чем заняться.
— Не могли бы вы вспомнить, кто первый предложил пригласить его?
Ответ был прямо-таки написан на лице Брайана. Он не знал. Однако ему не хотелось в этом признаваться. Но если ответить наудачу, его могут опровергнуть, и тогда он точно потеряет лицо.
— Обождите, старший инспектор. Дайте вспомнить. — Брайан задумчиво погладил бороду. Он отрастил ее сразу, как только это стало физически возможно, чтобы спрятать крупные блестящие прыщи на подбородке.
Трой, который уже все понял о Брайане, скривил рот. Он так и видел, как этот мелкий прыщ расспрашивает других, а потом звонит и лепит, будто бы «только что вспомнил». Актер… погорелого театра.
— Вы разговаривали с мистером Хедли в тот вечер? Есть какие-нибудь предположения, почему он был такой замкнутый?
— Пожалуй, нет. Разговор был общий. Я уже упоминал. — Ответы Брайана стали краткими и отрывистыми. Он выразительно посмотрел на часы.
— Как вы думаете, кто виноват в смерти мистера Хедли?
— Как я думаю? — В центре кустистой бородки Брайана влажные розовые губы округлились, образовав мокрое блестящее «О», похожее на ротовое отверстие какого-то головоногого моллюска. — Что вы хотите этим сказать?
— Я полагал, что сформулировал свой вопрос довольно ясно, сэр, — пробормотал Трой.
— Но вы ведь не считаете, то есть я хочу сказать, вы не…
«Ну, пошло-поехало, — мысленно вздохнул Трой, отщипывая кусочек печенья. — А теперь, три-четыре, все хором: взлом, взлом, взлом…»
— Разве дверь не взломана? — не подвел его Брайан.
— Нет никаких признаков насильственного проникновения в дом, сэр, — проинформировал Барнаби, пока не упоминая о незапертой на задвижку двери кухни. — Как вы полагаете, мистер Хедли был осторожным человеком?
— В каком смысле?
— Способен он был, скажем, открыть дверь поздно вечером кому попало?
— Сомневаюсь. Вы же знаете, какая она, эта верхушка среднего класса. Накопят дорогого хлама, которым и не попользуются ни разу за всю жизнь, а потом дрожат, как бы кто-нибудь не покусился на их кусок пирога. — Трой фыркнул, но вовремя успел перевести смешок в кашель. — У него на двери цепочка, на окнах замки, и сигнализация в доме. У них у всех так, у тех, кто живет вокруг Зеленого луга.
— Учитывая нынешнюю криминальную обстановку, — сухо ответил Барнаби, — было бы глупо с их стороны не иметь всего этого.
— Да все это железо только подстегивает предприимчивых ребят, — воскликнул Брайан. — Я пытался объяснить им, но разве они послушают? — Он коротко вздохнул, сокрушаясь о косности буржуазии. — Посмотрели бы вы на дом Лоры Хаттон! Еще не были у нее?
Барнаби покачал головой.
— Это же форменная Бастилия.
— У нее, должно быть, много красивых вещей, — заметил Трой, — антиквариата. Когда имеешь дело с таким товаром…
— Тоже мне дело. Обдирать наивных стариков как липку, а потом продавать купленные задешево вещи в пятьдесят раз дороже.
— Тем не менее этой женщине не откажешь в привлекательности, — пробормотал Барнаби, вспоминая скамеечку, купленную для Джойс.
— Ну, если вам нравятся рыжие дылды, холодные, как айсберг, которым денег некуда девать…
«Если? — уже мысленно фыркнул Трой. — Если? Да этот малый просто болван!»
— Лично я всегда находил ее фальшивой.
— Вы были ближайшим соседом мистера Хедли…
— Только топографически. Мы не общались.
— Я так понимаю, он вдовел. Вы не знаете, был ли у него кто-то… душевно близкий на момент его смерти?
— Если вы о сексе, — отчеканил Брайан с нескрываемым презрением, — почему бы так и не сказать? Нет, не было. По крайней мере, в Мидсомер-Уорти.
— Почему вы так уверены? — усомнился Трой.
