меня из самого дна. Я был жалким программистом, работал в небольшой фирме за гроши и страдал от смертельной болезни. Мне оставалось не так много времени. Графимов купил эту фирму, заметил меня, оплатил лечение и предложил роскошную жизнь. Теперь я обязан ему по гроб жизни.
– Но ты же осознаёшь, что он просто использует тебя. Ему нужен был хороший программист, который смог бы помочь ему в его грязных делишках. Ты оказался самым жалким. Любой, знающий о подобной ситуации, понял, что ты не откажешь. Теперь понятно, каким образом он разорил Вита.
В комнате повисло молчание. Бернард не хотел что-либо говорить, но всё же заставил себя:
– Я уже думал об этом, но это не изменяет того, что Графимов мне помог, и я обязан ему жизнью.
– Она ведь тебе тоже симпатична как человек. Добрая и улыбчивая – всегда такая, почти со всеми. Ей будет грустно узнать, – дворецкий вздрогнул. – Но уже поздно. Иди, служи своему спасителю. Однако в ту ночь, когда Ева скоропостижно исчезла из этого мира, ключи от всех комнат были у тебя. Кому ты их отдал?
– Никому я их не отдавал! И это было самоубийство, а не убийство.
Никодим с удивлением понял, что Бернард не врёт, он искренне верит или хочет верить в самоубийство. Что же тогда произошло? Также Никодим с грустью осознал, что это разоблачение в порыве чувств может напрочь разрушить всё его расследование. Никодим не был уверен в том, что Бернард всё расскажет – в нём ещё осталась крупица добросердечия. Но всё может быть. Времени оставалось немного, а они всё ещё в тупике.
София махнула рукой, и стакан слетел со стола, разбившись на множество осколков. Некоторые поранили девушку, но она даже не обратила внимания, её взгляд был устремлён на Генриха. Не отрывая взгляд, она начала искренне извиняться, ей правда было стыдно за столь низкий способ проверить болеет ли он гемофилей. Но, спроси она его, он бы вряд ли сказал правду. Генрих вмиг вскочил и начал кричать. Испуганная такой злостью собеседника, Софи попыталась его успокоить и узнать, что же случилось.
– Гемофилия – наше с Домиником пожизненное горе, – крикнул он яростно, в порыве чувств на расспросы гостьи – Софи знала, что он тут же признается, потому что могла представить, в каком он сейчас ужасе. – Моего врача, срочно! – сказал он скорее себе, и, схватив телефон и набирая на нём номер, судоржно шарил по своим карманам и по углам всей своей комнаты.
София некоторое время сидела молча, глядя на суету Генриха.
– Опять оба, – проборматала она.
Ей было и стыдно, и грустно, от досады ей хотелось разбить ещё один стакан, а внутри всё горело. Она зря поранила человека, ведь так и не узнала, кто убийца.
Девушка быстрым шагом ушла к себе в комнату, услышав по разговору Генриха, что врач скоро приедет.
На стуле уже сидел Никодим.
– Есть информация!
– И у меня.
Нико пересказал всё, что узнал, добавив, что охранники, к которым он ходил до встречи с Бернардом, не знают ничего, однако сказали, что той ночью Генрих отвозил своего брата по срочным делам, а вернулся уже без него.
Софи рассказала, что узнала про гемофилию и добавила, что на вопрос про наркотики, Генрих сказал, что не пробывал, лишь однажды их ему подмешали его друзья.
Во время рассказа Никодим наконец заметил порезы на ногах подруги, и, отругав её, принялся их обрабатывать.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она, завершив рассказ. – Они и сами заживут, тем более такие неглубокие.
– На всякий случай. Честно, ты такая безрассудная! Зачем себя колечить-то? Больше не делай так, иначе я буду очень зол на тебя.
– Хорошо, – лишь пролепетала смущённая девушка под таким натиском. Но всё же ей было приятно слушать такие слова. Любой человек счастлив, если о нём искренне заботятся.
– Спасибо, папочка, – с улыбкой сказала Софи, когда Ник встал на ноги с аптечкой в руках.
– Я старше тебя всего на пять лет! – возмутился парень, добродушно улыбнувшись.
– Откуда ты знаешь, сколько мне лет? – удивилась девушка.
– Я же детектив, – подмигнул Ник и рассмеялся.
– Зато теперь и я знаю, сколько тебя, – Софи показала собеседнику язык и тут же продолжила: – Думала, ты моложе, а ты оказывается уже совсем старик, – она пожала плечами. – Удивительно, что ты не женат. У тебя хотя бы девушка есть?
– Нет, я одинок как перст. Не везёт мне с девушками.
– Это всё из-за твоего поведения. Хотя ты можешь быть заботливым, если доверяешь человеку.
– Ой, а сама-то. Твоё поведение никого не отталкивает? – улыбался мужчина
– Нет, у меня просто нет времени на новые знакомства. Прислушайся! – вдруг произнесла она, напрягая слух.
– Похоже, врач приехал, – пробормотал Нико.
– Верно, весь дом на ушах. Нам тоже нужно идти, а вечером встретимся и обсудим всё.
Ник с ней согласился. Они бесшумно выскользнули из двери, надеясь, что их никто не заметит вместе. Затерявшись в толпе, парень начал расспрашивать других, что случилось, но все мотали головой и с беспокойством смотрели на закрытую дверь.
– Когда он ещё жил с родителями, у них был личный врач, неожиданно рядом с журналисткой появилась Феодора; она выглядела задумчивой. – И как им удалось скрывать гемофилию так долго. Я узнала о ней от врача только сегодня!
– Это могло подпортить их репутацию, да и не каждая возможная невеста согласилась бы иметь от него детей, зная о риске болезни, – проговорила Софи. – Скрыть можно что угодно, но однажды цепи проржавеют, и правда вырвется на свободу.
– Как ваше здоровье? – спросила Софи, зайдя в кабинет Генриха. Пришло время для последнего интервью.
– Расскажи мне всё, что произошло в тот день! – с напором воскликнул Никодим, глядя в упор на Доминика, сидящего в своей комнате, растерянного и безмолвного, нервно ищущего взглядом свою жену.
– Всё уже в порядке, – недовольно говорил Генрих, когда его брат неловко опустил взгляд на пол.
– Я итак всё знаю, но хочу, чтобы ты рассказал мне всё сам. Иначе мне придётся раскрыть и другие твои тайны, пока буду искать доказательства, – Доминик вздрогнул и вновь приподнял взгляд на собеседника; ещё чуть-чуть и информация будет известна.
– Сегодня мне хотелось бы обсудить вашу жену. Её биография будет прекрасно дополнять вашу, к тому же так мы сохраним о ней память, – слегка взволнованно говорила журналистка, теребя уголок блокнота.
Генрих недоверчиво взглянул на неё. В глазах отражалась беспорядочность мыслей и ярость. Придётся быть
