– Кто знает, – спокойно возразил Бобров. – Может, и найдут… А потом… Даже если не найдут… И дело в конце концов развалится в суде… До суда-то они будут держать тебя в СИЗО – годика этак два… И я им опять же не смогу помешать… И развалится твоя прекрасная московская карьера… Да и в СИЗО, поверь мне, не сладко… Тем более хорошеньким девочкам…
– Сволочь, – прошептала она. Снова нахлынули слезы. – Ты мне угрожаешь…
– Ни в коем случае, – сказал он. Ласково улыбнулся. Встал со стула, подошел к ней, потрепал по плечу. Она сбросила его руку. Музыка в кухне гремела вовсю. Нежная мелодия под гитарный перебор: «Your smiling eyes are just a mirror for the sun…»[14]
Они стояли с Бобровым у окна – лицом к лицу.
– Понимаешь, Женя, – мягко продолжил он, – я… Знаешь, я ведь… Тебя люблю… У меня никого еще не было, к кому бы я так… Так хорошо относился.
– Я вижу, – усмехнулась она.
– Я вправду хочу тебе помочь.
– Ври-ври, приятно слышать, – сквозь слезы усмехнулась она.
– Но еще я хочу: найти убийц твоего коллеги. И доказать, что убили Бритвина – именно они. И еще я хочу, чтобы наших российских мальчишек и девчонок не травили наркотиками. И не убеждали их, что наркотики – это благо. Что героин и «экстази» – это просто, весело и нестрашно… И я хотел бы знать, чья это, с «Глобусом», затея… И я хотел бы этого умника найти – и подвесить мерзавца за одно место…
– Знаешь, а вот мне это – глубоко параллельно!
– …И я хотел бы, – словно не обращая внимания на ее реплику, продолжил Миша, – чтобы ты помогла мне.
– И не подумаю.
– Женечка, посмотри, как все удачно получилось. Ты уже внутри. В «Глобусе». Тебе начинают доверять… От тебя потребуется всего-ничего: посмотреть один-два документа…
– Пошел ты к черту, Бобров! Убирайся из моей квартиры! Видеть тебя не хочу!
– Знаешь, Жень, давай-ка потише… Я все-таки закончу, ладно? У нас ведь, в нашей конторе, не только кнуты в арсенале есть, но и пряники. Ты ведь всегда хотела карьеру сделать, правда? Ну, так мы тебе поможем… После того, как с «Глобусом» мы покончим – а мы с ним покончим, и очень скоро! – порекомендуем тебя на работу в хорошее рекламное агентство, на теплое местечко… Ты думаешь, мало таких фирм, где к нам прислушиваются?..
– Ну да, а до этого ребята из «Глобуса» меня пришибут. Нет уж, за заботу – спасибо. Я как-нибудь сама.
– А хочешь: потом отправим тебя учиться в Америку? На пару лет, куда-нибудь в штат Арканзас, в аспирантуру, допустим, Канзасского университета? Халявная программа… Стипендия штука баксов… Там тебя точно никто не достанет…
– По-моему, – усмехнулась она, – совсем не вы в своем ФСБ решаете, кого Канзасский университет возьмет в аспирантуру. По-моему, ты Канзасский с Казанским перепутал…
– Мы не решаем – но мы рекомендуем, – с абсолютной убежденностью проговорил Миша.
– Нет. Я увольняюсь. И уезжаю.
– У тебя будет своя квартира в Москве. Две комнаты. Рядом – Патриаршие пруды. Большая Бронная. Цэковский дом.
– Пошел ты!..
– Хорошо. Я уйду. Но… Но как насчет твоего прошлого?
– Прошлого?! – Она испуганно отшатнулась.
– Ну да, прошлого.
– Что… Что ты имеешь в виду?!.
Ей стало нехорошо, и она обеими руками вцепилась в подоконник. Затылком и плечами прислонилась к ледяному стеклу.
Миша уселся на стул, с удовольствием скрестил на груди руки.
– Десять лет назад, – начал он, – в уездном городе К., где проживала красавица-девятиклассница Женя Марченко, произошло жестокое убийство. Двое парней, восемнадцатилетний Липатов и двадцатидвухлетний Земков, ранее судимый, были застрелены на квартире у последнего…
– Не надо, Миша… – пробормотала она.
Но Бобров как ни в чем не бывало продолжал:
– Убили их хладнокровно и жестоко. Обоим убитым был произведен контрольный выстрел в голову. Оба погибших во время убийства распивали совместно спиртные напитки. Оба, по оперативным данным, принадлежали к организованной преступной группировке «берестяных»… Судя по гильзам, оставшимся на месте убийства, Земков и Липатов были застрелены из пистолета «макаров». Ни оружия, ни отпечатков пальцев, ни других улик на месте преступления обнаружено не было… Следствие посчитало, что двойное убийство явилось результатом разборки между двумя криминальными группировками, контролирующими город К.
– Миша, хватит, – попросила Женя. Ей становилось все хуже и хуже. Розовые пятна плыли перед глазами. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Однако Бобров продолжал – его голос доносился до нее откуда-то издалека, порой его полностью заглушала музыка, льющаяся из радиоприемника, но Женя и без того наперед знала, что он скажет.
– …Следствие, к сожалению, не обратило внимания, что в ночь перед убийством Земкова и Липатова видели в компании девятиклассницы-красавицы Евгении Марченко…
– Хватит, Миша…
– …Не приняло во внимание оно и другие показания: соседа семьи Марченко – что девятиклассница Женя вернулась домой в ту ночь – ночь убийства – поздно и вся в слезах… А через два часа Марченко опять зачем-то выходила из дома… И вернулась домой через час…
– Хватит! – Не владея собой, Женя бросилась на Боброва. Тот хладнокровно оттолкнул ее, хохотнул:
– Вот это темперамент! Я все-таки закончу! Так вот, никто также не заметил, что у отца вышеупомянутой Марченко в ту ночь пропал пистолет – наградной «макаров»… А, может, кто-то все вышеуказанное и заметил, но не стал придавать этому значения… Возможно, потому, что отец Евгении Марченко в ту пору являлся заместителем прокурора районного города К. …Мы не знаем, впрямую ли Андрей Евгеньевич Марченко, используя свое служебное положение, организовал тогда, десять лет назад, давление на следствие… Или следствие само, без подсказки – но, безусловно, учитывая то высокое положение, что занимал Марченко, – не заметило фактов, касающихся дочери прокурора… Спросить об этом нам уже некого – Андрей Марченко скончался от обширного инфаркта пять лет назад… Однако факт остается фактом: двойное убийство, происшедшее десять лет назад в райцентре К., не было раскрыто… Стало очередным «висяком»… Однако ты, Женечка, не волнуйся: дела об убийстве имеют срок давности – пятнадцать лет… А прошло-то – всего-навсего десять.
Женя все-таки не выдержала.
Кажется, она потеряла сознание.
За десять лет до описываемых событий
Учителка биологии называла генетику наукой будущего.
А Женя генетику ненавидела всей душой. Ее возмущало, что человек – по сути, лишь комбинация генов. И эти крохотные червячки, видимые лишь в супермикроскоп, эти клопы – определяют человечий характер, таланты, проблемы?!
А что, если тебе не повезло? И у тебя из-за одного-единственного дурацкого гена вся жизнь летит под откос?
Женя знала: она умна, у нее – хорошая память и способности к языкам. Ей дано связно излагать на бумаге свои мысли. У нее явный литературный талант.
Гены сложились в хитрую комбинацию и наделили ее яркой внешностью, стройной фигурой и густыми, тяжелыми волосами. Но…
Она никогда не умела разбираться в людях. Она выбирала тех, кто использовал ее. И губила тех, кто ее любил.
И ничего не могла с этим поделать.
…Та осень выдалась ослепительно золотой. Стоял теплый октябрь, дрожали на ветру паутинки. Обманутые солнцем птицы не спешили улетать в теплые края. Березы, липы, дубы горели мучительно ярким золотом. Казалось, весь город окрасили в желтый цвет. Осенняя листва шуршала на асфальте и залетала в окна. Малыши вовсю клеили гербарии. Женя тоже собирала листья необычных оттенков: коричневатые, бурые, желто-красные… Букеты стояли по всему дому, и Кирилл Кругляков называл ее королевой осеннего леса.
Кирилл Кругляков числился Жениным поклонником. Десятиклассник. Поэт и рыцарь. Худой, кудрявый, с вечными прыщиками на лбу.
«Лучшее, что можно найти в этом городе!» — говорила про него мама.
Кирилл хорошо учился, собирался поступать в институт, не пил, не нюхал клей, не курил, не гонял на рычащем мотоцикле, не смотрел (кажется) порнуху и не имел приводов в милицию. Идеальный, примерный мальчик. Женя должна быть счастлива от того, что Кирилл обратил на нее внимание!
Но Женя не чувствовала себя счастливой.
Ей исполнилось пятнадцать. Девятый класс. Первая косметика, первые попытки пройтись на высоких каблуках. Чего-то хочется, а чего – невозможно понять. Женя не могла определить, чем не устраивает ее милый городок К., почему ее раздражают правильные родители и порядочный, надежный Кирилл…
Хотелось взбунтоваться. Убежать. Сотворить что-то. Пусть глупое – но зато свое.
Но Женя бунтовала только в душе. А внешне – являла собой образец примерной школьницы.
Почти пятерочный дневник – не ладилось только с математикой. По алгебре с геометрией выходили четверки, да и те вытягивались с помощью Кирилла. Как и полагалось порядочной девушке, Женя возвращалась домой не позже десяти. И тянула культурные, но безумно скучные отношения с Кириллом.
