После того как полицейские закончили осмотр дома и окрестностей и собрали все возможные улики, некоторые из них отбыли на материк. Часом ранее мы пришли к Андрею вместе с мистером Далтоном, которому инспектор Смит поручил взять у Рогозина все необходимые анализы. Сначала я пыталась возражать и уверяла, что среди персонала отеля есть врач и что логичнее поручить ему все необходимые манипуляции под непосредственным наблюдением коронера. Но инспектор Смит был непреклонен. Он заявил, что коронер тоже врач по образованию и способен сам взять анализы, а господин Рогозин находится под домашним арестом, что означает ограничение не только его передвижений, но и контактов его с окружающими. Доктор может быть допущен к нему лишь в одном случае – если мой клиент станет жаловаться на ухудшение самочувствия.
Я не стала спорить с инспектором в первую очередь потому, что добилась почти всего, чего хотела, по крайней мере сейчас. Инспектор Смит не стал возражать против моего непосредственного участия в расследованиях и согласился, хотя на время и с оговорками, оставить Андрея на острове. Конечно, мне было бы гораздо спокойнее, если бы он был под моей непосредственной охраной, но в той ситуации добиться большего было невозможно. В тюрьме большого города мне было бы гораздо сложнее присматривать за другом. А злоумышленнику, вероятно, наоборот, было бы проще добраться до Андрея. Здесь, на острове, его будут охранять полицейские, а я спокойно займусь расследованием и буду присматривать за всеми сразу.
Примерно такими соображениями я поделилась с Рогозиным при встрече.
– Инспектор Смит тоже остался на острове. Я распорядилась поселить его, двух полицейских и трех кинологов в гостевом коттедже.
– Зачем они остались? – упавшим голосом поинтересовался Андрей.
– Кинологи с полицейскими будут искать тело Елизаветы, осматривать береговую линию и территорию, прилегающую к домику. А завтра должны прибыть водолазы, будут искать тело в воде.
– Понятно.
– Инспектор Смит будет ими руководить и вообще непосредственно вести расследование. Офицеры, которые тебя охраняют, будут жить в смежной комнате этого номера.
– Хорошо. Мне много места и не надо.
– Это большее, чего мне удалось добиться.
– Уже понял, спасибо.
– Ладно. У меня не получится находиться рядом постоянно, просто никто не позволит. Поэтому будь очень осторожен. Офицеров я проверю сама и стану следить за ними по возможности. Но и ты сам будь очень внимателен. Требуй себе ту же еду, что едят полицейские, пусть у вас будет один стол. Пей только из тех бутылок, которые откроешь сам, а открытые бутылки и свой стакан без присмотра не бросай.
– Женя, ты действительно полагаешь?.. – наклонившись ко мне, прошептал приятель.
– Что это может быть частью плана по твоему устранению? Да. Так что будь очень осторожен, больше никакой беспечности! А теперь расскажи, что произошло ночью.
– Женька, ты что, не веришь мне? Я действительно ничего не помню, потому что крепко спал! – почти прокричал Андрей.
– Вот мне и хочется узнать причины столь неестественно крепкого сна. И для этого я прошу тебя рассказать все подробности прошлого вечера. Давай с самого начала, с того момента, когда я проводила вас с Лизой до коттеджа и ушла. Чего делали, о чем говорили? Может, в гости кто заходил? Начинай, рассказывай с подробностями и ничего не упускай.
– Ты ушла, а мы с Лизой немножко поругались. Как обычно, впрочем.
– Сильно поскандалили?
– Да нет. Я называю подобный накал страстей «чуть ниже среднего».
– Хорошо, а на какую тему спор вышел?
– Тоже ничего нового. Лизе не хотелось переезжать, вещи упаковывать, возиться. И ее по-прежнему раздражало твое постоянное присутствие. Она, оказывается, не верила в необходимость иметь телохранителя.
– Так, – произнесла я, не замечая, что повторяю любимое словечко приятеля Генки. Он почти неосознанно его повторяет, когда насторожен или недоволен тем, что я ввязалась в очередную авантюру, – а чем закончилась ссора?
– Как ни странно, пришли к консенсусу. Лиза согласилась переехать в отель при условии, что я велю прислать горничных для упаковки-распаковки вещей. В свою очередь, я обещал подумать над тем, нужен ли мне телохранитель.
– Так, хорошо. Что было потом?
– На столе был сервирован легкий ужин, вернее, закуски. Мы перекусили и выпили вина.
– Мы ведь ели тем вечером в ресторане.
– А потом долго гуляли. У меня на море всегда аппетит волчий. Алекс об этом знает, поэтому обычно ставит на стол для меня что-нибудь перекусить. Для меня, потому что Лиза бережет фигуру и перед сном обычно не ест.
– Ладно. Что вы ели и пили?
– Пили красное вино, бутылку я сам открывал. Ели икру, тарталетки с грибами, мясную нарезку. Пили лимонад.
– Вкус у напитков был обычный?
– Вроде да. Но лимонад я едва пригубил, не люблю его, это слабость Елизаветы. А вина выпил пару бокалов. Вот только насчет вкуса ничего не скажу. Обычно я предпочитаю хороший виски или, на худой конец, коньяк. В винах совсем не разбираюсь. Это была дамская прихоть.
– Понятно. Что потом?
– Потом мы занялись любовью, и я уснул.
– В процессе? – не сдержалась я.
– Нет, блин, потом уснул! Спал крепко и ничего не слышал. Приехавшие полицейские меня еле растолкали.
– Значит, посторонние к вам вчера не заходили? – задумчиво протянула я.
– Насколько могу судить, то есть пока я не уснул, нет. Никого не было.
– Утром, когда ты проснулся, какие были ощущения?
– Испугался я здорово! Кругом разгром, полицейские в морду стволами и фонариками тычут да орут что-то на плохом английском.
– Друг мой, ты понимаешь разницу между чувствами и ощущениями? – ехидно поинтересовалась я. – Какие были физические ощущения, например, слабость, сонливость, сухость во рту?
– Я испугался и весь покрылся потом, во рту сразу пересохло. До сих пор пить хочется нестерпимо. А сонливости нет и следа, испарилась, как только я понял, в чем меня обвиняют!
– Скрывать не стану, ситуация серьезная. Полицейские не только убеждены в твоей виновности, они уверены, что ты двуличное чудовище, которое цинично и жестоко избавилось от обеих женщин, жены и любовницы.
– Меня, – вскочил Андрей, – они меня обвиняют в смерти Гали?! Это просто уму непостижимо!
– Звучит так, будто обвинение в убийстве жены тебя не шокирует вовсе, – спокойно прокомментировала я.
– Женька, поверь, я действительно в шоке от всего происходящего! И я никого не убивал, правда! Но они же сами уверяли, что Галя от инсульта умерла, и тест на яд ничего не дал. А теперь что, хотят на меня всех собак повесить?
– Это стремление как раз понятно. Более того, оно закономерно. А вот ты отныне тщательнее следи за своими словами, – я скосила глаза в сторону комнаты полицейских, – ибо теперь к тебе предвзято прислушиваются. Помнишь, как говорят в детективах? Правильно, вижу, что помнишь: все сказанное тобой будет использовано против тебя.
– В суде? – пискнул Андрей.
– Надеюсь, до суда дело не дойдет. Я распутаю этот змеиный клубок из заговоров, преступлений и ловушек. Я смогу найти тело Лизы, узнать, как и почему она погибла, и разоблачить виновного. Что же касается смерти Галины… Если раньше она была лишь частным расследованием, теперь нам обязательно нужно докопаться до сути, от этого зависит твоя жизнь и свобода.
– Женька, ты только не бросай меня, – взмолился приятель, – и обязательно верь в мою невиновность. Мне сейчас просто необходимо, чтобы ты верила: я никого не убивал!
– Не паникуй, я тебе верю и никогда не брошу в беде. Мы обязательно со всем разберемся.
– Хорошо бы…
– Не теряй надежды. Думаю, анализы обязательно выявят в твоем организме остатки снотворного. Если это не создаст тебе стопроцентное алиби, то изменит предвзятое отношение полицейских.
– Как скажешь, Жень.
* * *
Я пыталась всячески подбодрить приятеля, но мои полные оптимизма заверения не подействовали. Он совершенно пал духом, целыми днями валялся на кровати, глядя в потолок, или бесцельно слонялся по номеру, который стал местом его временного заточения.
Все мои попытки найти свидетелей, которые могли что-нибудь рассказать о том вечере, не увенчались успехом. Никто ничего не видел и не слышал. Андрей не помнил ничего существенного. Следы Елизаветы терялись, она действительно словно в воду канула. Полицейские упорно искали тело Лизы сначала в море, а потом, когда обыскали дно почти вдоль всей прибрежной линии, стали искать и в земле. Они рассудили, что коварный преступник мог специально оставить следы, ведущие к морю, чтобы сбить полицию со следа, а сам закопал тело в землю. Вся территория, прилегающая к коттеджу Рогозиных, и прибрежная линия острова были обысканы с собаками, но тело исчезло без следа.
Сначала инспектор Смит горел охотничьим азартом и порывался вызвать гвардию, полицейское подкрепление и отряды волонтеров, чтобы организовать поиски свежего захоронения по всему острову. Потом он все чаще стал разводить руками и говорить, что за короткую летнюю ночь преступник не успел бы отнести тело настолько далеко и спрятать так надежно, чтобы никто ничего не увидел. А все окрестности уже были тщательно обысканы. Значит, он действительно знал, что делает, когда выбрасывал тело в воду, и морские течения унесли тело далеко в открытое море. Но инспектор Смит считал, что рано или поздно разлагающееся тело всплывет, поэтому полицейские патрули целыми днями бороздили прибрежные воды в поисках тела.
