…Пятеро мужчин шумно шли по коридору травматологии, заглядывая поочередно во все палаты, большинство из которых пустовало.
– Ты думаешь, здесь? – с сомнением спросил шедший впереди черноволосый приземистый мужчина в распахнутой кофейно-бежевой дубленке, и ближайший к нему спутник отозвался:
– Да верняк, Костя. Мои парни отследили «Скорую», а травматология тут только одна.
– Гляди мне, Гоша, косяка не спущу. Ведь ты виноват, что она решилась эти бредни печатать. Ведь как просил тебя – следи за всем, что она говорит и делает, разве это так трудно? Или нельзя было нормального водилу найти, чтобы не промахнулся и растер ее тачку в муку? А так – и сам едва не убился, придурок, и ее всего-навсего только покалечил. Ничего вам нельзя доверить, все самому нужно делать!
– Кто знал, что она такая ушлая, – оправдывался Гоша. – С виду-то обычная телка…
– Телка! Вот тебе и телка – подставила всех!
«Не подставила бы она никого, не шлепни ты собственноручно того чувака, с которым у нее роман начался, да еще и у нее на глазах!» – раздраженно подумал Гоша, однако вслух сказал:
– Да ладно, Костя, чего теперь-то… Столько народу положили за эти ее писульки…
– Я ее, суку, буду убивать дома – и медленно, чтобы на том свете помнила. Это из-за нее я снова в эту страну вернулся, из-за нее! Писательница, мать ее! Мэри Кавалье – это же надо! – Костя вынул из кармана дубленки уже изрядно потрепанную книгу и потряс перед лицом Гоши. – Вот оно, дерьмо! Если кому-то в ментуре придет в голову проверить – все, мне такой срок корячится – пяти жизней не хватит отсидеть! Хорошо хоть издательство мелкое, обанкротили быстро. А все равно весь тираж не смогли перехватить, расползлось по стране!
– Что здесь происходит? – раздался у них за спинами голос Нестерова, и все пятеро развернулись. – Почему посторонние в отделении?
– О, а вот и доктор, – протянул Костя. – Ты, главное, не шуми, доктор, мы сейчас у тебя одну пациентку заберем на домашнее лечение – и все.
– Какую пациентку?
– А вот Марию Кавалерьянц некую… сегодня из автодорожной привезли утром. Жена это моя, дома лечить хочу, только своим докторам доверяю.
Карие глаза Кости смотрели на Нестерова спокойно и уверенно, держался он по-хозяйски, будто бы даже не сомневался в том, что сейчас все будет сделано так, как он скажет.
Нестеров помолчал, потупив глаза, потом проговорил, словно с трудом:
– Я сожалею…
Костя замер:
– Что? Что значит – ты сожалеешь, лепила? Где моя жена?
– Мы сделали все, что было возможно, но травмы оказались несовместимы с жизнью… Тело можно будет забрать после праздников.
Повисла пауза. Охрана Кавалерьянца смотрела на хозяина, ожидая распоряжений, а тот словно впал в ступор, молчал и только хлопал огромными карими глазищами.
– А-а-а-а! – взвыл Костя, вдруг упав на колени. – И тут обставила! Тварь, сууука! Я сам, сам должен был!
– Костя, Костя, хорош! – засуетились вокруг него мужчины. – Поедем домой, хватит. Праздник нынче, все равно ничего уже не поправишь – ну так и помянем заодно…
Они кое-как подняли обвисшего на их руках Костю и волоком вытащили из больницы. Нестеров в окно пронаблюдал, как вся орава садится в два джипа и отбывает с территории, а потом бегом бросился вниз, в больничный морг.
Подмениться на остаток новогодней ночи Нестерову удалось – приятель Олег вошел в положение и вышел к одиннадцати часам. Нестеров на своей машине увез Марию к себе, в маленькую холостяцкую квартиру, уложил на диван и успел накрыть подобие стола, достав даже бутылку шампанского. Марии пить было нельзя, но она слабой рукой подержала бокал и даже слегка коснулась им бокала Нестерова.
– За тебя, Максим…
– Нет, за тебя… Мэри, – улыбнулся Нестеров. – Кстати, а почему «мэрик»?
– Это Лелька меня так звала… маленькая, злая, кусающаяся собачка… как я…
Лелька прилетела через два дня – по настоянию Марии Нестеров дал ей телеграмму. Молодая женщина с каштановыми волосами, забранными в пучок деревянной шпилькой, которую Нестеров, к своему изумлению, узнал сразу – эта вещица раньше принадлежала Марии, и она точно так же закалывала ею волосы кверху. Лелька выглядела так искренне озабоченной, что Максим невольно позавидовал Марии – сразу становилось понятно, что есть человек, который будет заботиться о ней и сделает все, чтобы поставить ее на ноги. Поведение молодой женщины напомнило ему щенка спаниеля – вот он прыгает радостно вокруг больной хозяйки, старается лизнуть в лицо, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Да и сама Мария в присутствии Лельки сделалась совершенно другой – мягкой, спокойной и беспомощной, хотя Максим прекрасно знал, что в жизни она жесткая и бескомпромиссная. Решительно отвергнув все возражения, Лелька забрала Марию к себе. Максим провожал их в аэропорт и, взглянув на сидящую в кресле-каталке Марию, вдруг вспомнил последнюю запись в ее блокноте – ту, про клетчатый плед. Мария, видимо, тоже об этом помнила, потому что решительно сдернула с ног покрывало и, глядя в глаза озабоченно склонившейся к ней Лельки, проговорила:
– Никогда больше не делай такого. Я не останусь инвалидом – ясно?
И Лелька согласно закивала:
– Конечно, Мэри. Все будет так, как ты скажешь, дорогая.
Через полгода Нестеров получил посылку откуда-то из Франции. Из небольшого ящичка он сперва достал фотографию, с которой ему улыбалась Мария, сидевшая в плетеном кресле на балконе старого дома, а потом книгу. «Обмануть смерть» – новый роман Мэри Кавалье, о котором он буквально вчера прочитал в Интернете. «Надо же, все-таки написала», – подумал Нестеров, разглядывая фотографию на обложке. Мария почти не изменилась, только взгляд стал жестким, да губы сложены в какую-то незнакомую скорбную полуулыбку. Максим мысленно перенесся в ту новогоднюю ночь, когда после ухода Кости побежал вытаскивать Марию из больничного морга. Идея объявить ее мертвой пришла ему в голову в ту секунду, когда она заговорила о своей скорой смерти. Нестеров моментально сообразил, куда он сможет спрятать Марию и где ее гарантированно никто из людей Кавалерьянца искать не станет. Он наскоро написал в истории болезни посмертный эпикриз, сам уложил женщину на каталку, закрыв простыней с головой, как положено, и даже укрепил бирку на ногу – чтобы у Арины, помогавшей везти каталку в морг, не возникло подозрений.
– Мы ее сразу в секционную положим, хочу вскрыть по свежему – не пойму, от чего такое могло произойти, – объяснил он медсестре, закатывая каталку в просторный секционный зал. Арина только плечами пожала – доктор сегодня явно чудил, но вдаваться в подробности девушка не стала: в отделении ждал накрытый к праздничному ужину стол, а тяжелых больных больше не было…
Когда Нестеров вбежал в морг, Мария по-прежнему лежала на каталке между двух секционных столов и спала. Максим затормошил ее, задышал жарко в лицо:
– Маша… Машенька, все закончилось… Все закончилось, моя девочка…
– Не зови меня так… – прошептала она чуть слышно, и Максим согласно закивал:
– Все, едем отсюда. Ты испугалась?
– Нет, – равнодушно бросила она. – После смерти Германа мне уже ничего не страшно. Костя застрелил его на моих глазах… Это была наша вторая встреча, вторая – и последняя. Он так и остался для меня буквами на мониторе ноутбука. Я не успела ничего ему сказать…
– Все, Маша… все…
Нестеров потряс головой, отгоняя печальные воспоминания, и открыл книгу.
«Спасибо тебе, доктор. А в морге было холодно», – гласила надпись на титульном листе, которую венчала витиеватая подпись.
Мария с юности любила сложные автографы…
Елена Логунова
Рыбный день
Рыбина выплыла из толщи воды и зависла у стекла, точно мое собственное отражение: длинная, желтовато-бледная, вся в веснушках и с розовыми глазами.
– Можно подумать, ты тоже просидела в офисе за компьютером девять часов без перерыва! – сочувственно сказала я ей, до слез огорчаясь, что меня-то никто не пожалеет.
Но рыбина пошевелила губами и, к моему великому удивлению, заговорила человеческим голосом:
– Хотите форельку на ужин купить? Правильно, четверг – рыбный день!
Голос был мужской, молодой, и звучащее в нем веселье плохо сочеталось с самоотверженным предложением решить вопрос с моим ужином ценой собственной жизни.
– Нет-нет, я просто так смотрю! Любуюсь! – поспешно открестилась я от приписанного мне жестокого намерения сожрать замечательную говорящую рыбу.
– Вам какая форель больше нравится – крапчатая или янтарная? – из-за огромного аквариума ко мне вышел парень в униформе супермаркета.
– Эта! – ответила я и потыкала пальцем в веснушчатую красноглазую рыбину, которая тут же испуганно канула в зеленые глубины.
– Это крапчатая, – авторитетно сказал молодой человек и запустил в аквариум сачок на длинной ручке. – Смотрите, какая красавица! Взвесить?
