Клякса, не сказав ни слова, опустила голову. Пантов поднял со стола какую-то папку и с силой швырнул её обратно.
— Поверь мне, Светочка, я не люблю ту женщину. Но я занимаюсь политикой, а она иногда требует некоторого лавирования…
— Продажности, — немного осмелев, поправила его Клякса.
— Это очень грубо. Но, если ты хочешь, пусть будет так. Бывает, что и в самом деле приходится мешать ложь с правдой, но делается это только во благо.
— Кому?
— Всем. Тебе, мне, обществу. Мне трудно тебе объяснить…
— Что-то похожее на мою профессию. — Понимающе кивнула Светка, — Порой мне не нравится мужчина, но я всем видом показываю, что без ума от него. А иногда так заиграешься, что начинаешь верить в собственное вранье. У вас такого не бывает?
— Прошу тебя, не вспоминай больше о прошлом. Мне становится очень больно, когда я слышу, кем ты была и чем занималась. Я сделаю все, чтобы этого никогда не повторилось.
— И что же вы сделаете? — с вызовом посмотрела на Пантова Клякса.
— Я увезу тебя из этой страны. Если хочешь — увезу навсегда. Во Францию, в Ниццу, — Он заметил, как она вздрогнула при упоминании Франции, и с ещё большим жаром принялся уговаривать, — Я ведь специально туда летал. У меня там собственность. Я купил под Ниццей коттедж. Ты можешь там жить. Я буду прилетать к тебе…
Она деланно вздохнула:
— И в качестве кого вы меня там будете содержать в Ницце?
Пантов осекся. Он не ожидал от этой девчонки, которую считал недалекой простушкой, такого прямого вопроса. Раздумывая над ответом, он дернул плечами:
— Я не могу на тебе жениться, Света…
— Ну вот, видите, сами же себе и противоречите. Любите, а жениться не можете. Потому что у вас есть другая женщина. Одна, проститутка, — для забавы, другая, с положением, — для карьеры. Не надо мне пудрить мозги, Михаил Петрович! Может быть, в политике я не научилась разбираться, но, когда мужчины врут открыто и нагло, я сразу улавливаю фальшь.
Он опустился перед ней на колени.
— Хорошо. Но ты мне можешь подарить последнюю ночь?
— За деньги? Если вы хотите купить меня, то опоздали.
— Кантона? — произнес лишь одно слово Пантов.
— Какая вам разница!
— Я сотру его в порошок. — С видимой угрозой в голосе произнес Пантов, — Он навсегда забудет дорогу в этот город.
Клякса испугалась. Такой поворот событий не входил ни в её, ни в планы Петяевой. Мало того, если француз оставит навсегда город, как бы ей, Кляксе, не пришлось снова выйти на панель. А это обязательно произойдет, потому что Виолетта Павловна, никогда не простит ей промашки.
Она нагнулась к Пантову, прижала ладони к его лицу и заглянула в глаза.
— Если я приду к вам завтра вечером, вы обещаете навсегда оставить в покое меня и Пьера?
— Да, да, да! — он придвинулся ещё ближе, обхватил за талию и уткнулся головой ей в колени.
Раздался стук и в дверь без приглашения вошел Вован.
— Михаил Петрович, я привез подписные листы…
Несколько дней подряд Агейко дежурил около Центра знакомств госпожи Петяевой. Он позаботился о том, чтобы его автомобиль, из которого он вел наблюдение, не привлекал внимания и останавливался метрах в двухстах от входа в заведение. Конечно, из-за других машин, которые то и дело парковались около интересующего его здания, он не всегда мог видеть и различать лица незнакомых ему людей. Но клиенты — женихи и невесты, — которые шли за помощью к Виолетте Павловне его мало интересовали. Ему важнее было обнаружить передвижки непосредственных сотрудников Центра. И в особенности — Евнуха, с которым он и намеривался поговорить начистоту. Почему-то Агейко был уверен, что сможет расколоть парня и добиться от него признания в том звонке, когда его попросили забрать из Купинска папку с важными документами.
Сидя в машине, Агейко слушал музыку и выкуривал почти по две пачки сигарет за день. Его усидчивость и терпение были вознаграждены. Во-первых, в течение трех дней, он наблюдал, как каждое утро около подъезда останавливалась «девятка» Бобана. Нет, Пантова он так и не увидел. Да и разве смог снизойти депутат до того, чтобы раскатывать по городу на отечественном автомобиле! Зато при появлении Кляксы, из машины выскакивал Бобан с огромным букетом цветов, вручал его девушке, после чего «Жигуль», визжа резиной, срывался с места и исчезал из поля зрения. С момента этого открытия Агейко не верилось, что Бобан мог быть ухажером Кляксы. И он, как ему показалось, не ошибся. После того, как однажды утром к «девятке» вразвалочку подошел Евнух и между ним и Бобаном состоялась непродолжительная беседа, машина около подъезда больше не появлялась. Ну, не могла же такая дубина как Бобан с толстым затылком и огромными кулачищами, силу которых Агейко на себе ощутил в казино, так быстро отречься от своей зазнобы. Правда, у Юрия промелькнула на этот счет другая догадка: а не Пантов ли ведет двойную игру и пытается ухаживать сразу за двумя женщинами? Впрочем, пришел к выводу Агейко, от этого проходимца всего можно ожидать.
Боже мой, на кого же позарилась Эдита! В их размолвке Агейко не считал себя правым. Да, грешен: разве не он был таким невнимательным, вспыльчивым и до мозга костей ревнивым? Но и рассудительная Эдита — тоже оказалась не сахар. Обменять себя за мешок модных тряпок и поездку в Париж! Это даже не укладывалось в голове у Юрия. В моменты ярости и отчаяния он сравнивал Эдиту и Кляксу, но при огромной пропасти, которая разделяла их образование, воспитание, возраст, наконец, не мог обнаружить существенной разницы в поведении. По его мнению Эдита просто продалась Пантову. Пусть это было сделано не так вызывающе и откровенно, как предлагают себя девицы легкого поведения, но факт оставался фактом. Она позарилась на роскошь, которой у Агейко отродясь не было.
А Евнух, с которым Агейко хотел поговорить с глазу на глаз, для чего, как он предполагал, требовались напор и неожиданность, не покидал Центра знакомств. Сын Зои Ивановны не имел своей квартиры и жил в одной из комнат заведения. По примелькавшимся лицам девушек, которые по несколько раз на дню входили и выходили из подъезда, Агейко понял, что комнаты сдаются не только Евнуху. А по темным расплывчатым фигурам мужчин, которые чаще всего на иномарках подъезжали к заведению в сумерках и покидали его за полночь, не трудно было сделать вывод, что не только апартаменты госпожи Петяевой сдаются в аренду, но и девичьи тела.
Евнух вышел из Центра в обед и быстрым шагом направился в сторону городского сквера. В руках у него был чемоданчик. Это была удача и другого случая познакомиться с молодым, но неразговорчивым человеком, могло больше не представиться. Ведь не мог же журналист напрочь забыть о редакционных делах, которых скопилась тьма тьмущая, и сидеть в машине всю жизнь.
Агейко, тут же повернул ключ зажигания, и дернул свою восьмерку в направлении белокурого парня. Тот шел по самому краю тротуара.
Поравнявшись с желанным объектом наблюдения, журналист остановил свой «Жигуль» рядом с ним, открыл правую дверцу и, переклонившись через пассажирское сидение, выглянул наружу:
— Садись, нам, кажется по пути.
Евнух от неожиданного приглашения остановился:
— Спасибо, дойду пешком.
— Садись, тебе говорю, — Агейко удалось схватить парня за рукав, — Я тебе кое-что про твою мать расскажу…
Он втянул его в машину, сам же захлопнул дверцу и выжал педаль сцепления. Чтобы, не дай Бог, пассажир не выпрыгнул из салона, Агейко занял крайнюю левую полосу дороги.
— Что вы мне хотели сказать про мать?
— А она вообще есть у тебя? — с сарказмом в голосе поинтересовался Агейко, — Ты хотя бы её лицо помнишь?
— У меня? А разве это ваше дело?
— Мое. Если пожилая женщина приходит в газету и просит найти её сына, без вести пропавшего в Чечне, то мы, журналисты, не считаем это платными услугами.
— А вы уверены, что это моя мать приходила к вам в редакцию?
— Брось дурить, Вадим. Я не видел твой паспорт. Конечно, ты мог поменять имя и фамилию, но родную мать-то не обманешь! Я могу подвести её к заведению, в котором ты служишь, не стыдно будет? Живешь в ста километрах от родного поселка и не удосужился навестить родных.
Евнух не проронил ни слова.
— Что? Обдумываешь. Как сорваться из области и поменять место жительства?
За время поездки Евнух впервые повернул голову в сторону Агейко и внимательно посмотрел на него.
— Нельзя мне в поселок.
— Натворил что-нибудь?
— Я? Если бы натворил, то перед тем как сесть за решетку, нашел бы время навестить родителей.
— Тогда я тебя не понимаю…
— Невеста у меня там. Четыре года уже ждет. И я жду — когда она замуж выйдет.
— А ты её разлюбил и увлекся Кляксой, — показал свою осведомленность Агейко.
— Никем я не увлекся. И не увлекусь уж никогда.
— Тем более ничего не понимаю.
— А может быть, и не надо вам влезать в мои дела? Я законопослушный гражданин. Никого пока не трогаю…
