— Никем я не увлекся. И не увлекусь уж никогда.
— Тем более ничего не понимаю.
— А может быть, и не надо вам влезать в мои дела? Я законопослушный гражданин. Никого пока не трогаю…
— Пока?
— Не придирайтесь к словам.
— А что сказать матери?
— Ничего. Вы меня не видели и я вас тоже. Умер я, сгинул…
Агейко подрулил к обочине и остановил машину.
— Вадим, я не знаю в чем причина, но понимаю, что у тебя на душе кошки скребут. Может быть я чем-нибудь тебе могу помочь?
— Вы? — он с удивлением посмотрел на Агейко.
— Но ведь ты мне помог.
— Я?
— Этим постоянным переспрашиванием ты себя и выдал. Ведь это ты позвонил мне и рассказал о купинских документах.
— Вам бы в разведке работать. — С полным равнодушием заметил Евнух. — Спасибо, что подвезли.
Он взялся за ручку, но открыть дверь и выйти на тротуар не спешил. Агейко нервно барабанил пальцами по баранке: неужели парнишка не отважиться на открытый разговор?
Ни слова не говоря, телохранитель Петяевой достал сигарету и закурил.
— Я бы не хотел, чтобы нас видели вместе, — выдохнув дым, наконец, сказал он и, видимо, что-то обдумывая, снова замолчал, — Давайте договоримся так: в самое ближайшее время, когда у меня появится возможность, я сам вас найду. Вот тогда обо всем и поговорим. Только матери пока ничего не говорите. Не травмируйте.
— А когда наступит это ближайшее время?
— Когда у меня появится возможность, — уклонившись от конкретного ответа, сказал он и нажал на ручку открывания дверцы.
«Интересно, что у него в дипломате? Деньги? Бомба? Или компрометирующие кого-нибудь документы? «— подумал Агейко, глядя вслед Евнуху, бережно придерживающему чемоданчик.
Агейко с облегчением вздохнул: благо его дежурства около заведения госпожи Петяевой закончились. И хотя о каком-то успехе говорить было рано, но Агейко нисколько не сомневался в том, что с бывшим лейтенантом-десантником Вадимом Жильцовым ему удастся найти общий язык.
Роман Алистратов выглянул из-за кулис — дворец офицеров армии и флота был забит до отказа. В первых рядах сидели старики и старухи. Самые ярые сторонники идей великого Ленина держали в руках красные флаги и знамена канувшей в Лету социалистической эпохи. Пока пожилые люди, словно разогревая себя перед боем, о чем-то вяло переругивались между собой. Роман прекрасно знал, что эти божьи одуванчики только на словах бывают дряхлыми и больными. На самом же деле деды и бабки составляли самый боевой актив коммунистической партии и напрочь забывали о своем подорванном здоровье, когда дело доходило до выхода на баррикады.
Середину зала заполняла разношерстная масса рабочих и служащих. Без особого труда можно было определить, что разбившиеся на группы «середняки», являлись сторонниками разных партий и фракций. Одни пришли сюда, чтобы подержать либералов, другие — демократов, третьи, чтобы освистать предпринимателей, а четвертые, предприниматели, готовы были при первом же удобном случае пустить в ход кулаки и доказать всем, что только их партия может вывести область и страну из глубокого кризиса.
В задних рядах и около стен по всему периметру зала вперемешку с работниками милиции дожидались начала агитационного собрания совершенно случайные люди, забредшие в зал только ради собственной забавы. Многие прекрасно знали, что лучшей комедии, чем предвыборный митинг, им не увидеть.
Наконец, отыскав взглядом в многочисленной толпе кого-то из знакомых ему людей, Роман чуть заметно улыбнулся, одобряюще кивнул головой и исчез за кулисами. Кандидаты в депутаты гуськом потянулись к столам президиума, и зал одновременно наполнился свистом и аплодисментами.
Алистратов отечески похлопал Пантова по плечу:
— Постарайтесь не нервничать и на самые каверзные вопросы отвечать просто и коротко, не теряя при этом своего достоинства. И самое главное, чему я вас учил, — не пускайтесь в перебранку. Зала вам никогда не перекричать…
Пантов самодовольно улыбнулся:
— Не переживай, учитель, все будет, как в аптеке: старикам нобелевские пенсии, трудящимся — зарплату и трехразовое питание, студентам-двоечникам — повышенную стипендию.
— Хорошо, что пока вы не потеряли чувства юмора, — сказал Роман и легонько подтолкнул своего подопечного к столу президиума.
Когда Пантов, поправив галстук, направился на сцену, Алистратов поднял голову и посмотрел в сторону ложи для почетных гостей, где в полумраке чуть виднелась фигура банкира Бурмистрова.
Кандидат в депутаты от коммунистической партии Петр Ефимович Кислянин, чего никак не ожидал Роман, начал свою предвыборную речь с того, что объявил:
— Учение Иисуса Христа и учение коммунистов очень близки и очень дороги каждому честному труженику!
Это было что-то новое. Пенсионеры, занимающие первые ряды, даже опешили.
— А как же учение Ленина, Маркса, Энгельса, Сталина, наконец, которые не верили в Бога и отрицали всяческую религию? — выкрикнул кто-то из зала.
Коммунист был готов к такому вопросу и, казалось, даже обрадовался, когда его задали.
— А разве Маркс, Энгельс и Ленин не на Священном Писании основывали свою идеологию? Вспомните к чему призывал Христос — к всеобщему равенству и братской любви! А основоположники коммунизма? О соединении пролетариев всех стран, об их равенстве и любви. А что касается Сталина, то великий вождь повторил земной путь Христа.
В задних рядах раздался смех.
— Не стоит ерничать! — кандидат в депутаты оперся двумя руками на трибуну, готовый отразить новые атаки оппонентов. — Христос, как известно, появился в семье простого плотника, Сталин — в семье бедного сапожника. И разве не оба они были мучениками? Сравним. У Христа при жизни — слежка фарисеев и первосвященников, преследования и истязания. У Сталина при жизни — доносы, слежка, ссылка, каторга, жандармские побои. А после смерти, как и у Христа, — глумление, злоба каинов, клевета фарисеев и перевертышей. И я, как проповедник идей коммунизма и Священного Писания, прошу творца о том, чтобы он снова послал вам, избирателям, доброго Пастыря, щедрого сердцем и славного делами своими так же как славен и велик Иосиф Сталин. А пока нового Сталина нет, я готов взять на себя эту ответственность…
Он, смиренно опустив голову, теперь ждал, когда невообразимая какофония, поднявшаяся в зале стихнет. Но в передних рядах уже пели: «Вставай, проклятьем заклейменный…» «За Бога, за Сталина, за коммунизм!» — кричал кто-то прорвавшись к микрофону, установленному в проходе между рядами партера.
Когда шум постепенно стих, стоящий около стены парень в дорогом кожаном пальто, задал вопрос:
— Скажите, вы выступаете против частной собственности?
— Конечно, — на полном серьезе ответил Кислянин, — Я на личном опыте убедился, что можно хорошо жить и без нее. Вот у меня квартира государственная, и машина государственная, и дача государственная, и снабжение государственное… А представьте, молодой человек, что за все это надо платить самому! Ведь тогда надо эксплуататором становиться!
Роман, зажав рот рукой, расхохотался, подумав о том, что лучше бы коммуняка не отвечал на этот вопрос. Так хорошо начать и так плохо кончить.
А на трибуну уже поднялся кандидат от христиан-либералов.
— То, что коммунисты считают свои принципы христианскими, неправда. А к Священному Писанию они обратились только потому, что их коммунячья идеология с треском провалилась. И заигрывание большевиков с верующими массами — всего лишь чисто политический маневр. Вот если они публично откажутся от идей Маркса-Энгельса, культа Ленина, принесут покаяние перед Матерью-Церковью, тогда с ними можно будет говорить. Правда, это будут уже не коммунисты. Потому что христианство и коммунизм — вещь недопустимая. Значит, все отрекшиеся от «пролетарской» идеи коммунисты перейдут в наш лагерь, лагерь христиан-либералов. А мы уже подумаем, насколько они исправились и стоит ли их выдвигать в депутаты.
Сторонники либералов дружно зааплодировали. Оратор налил из графина в стакан воды и продолжил:
— Мы, христиане-либералы, идем в новую думу для того, чтобы овладеть тайнами души и интеллекта, ищем Бога в человеке, в матери, побуждаем религиозно относиться к матушке-природе. Среди нас есть и священники, муфтии, мы молимся в мечетях и храмах. И мы защитим наши святыни от иноземных осквернителей и сектантов.
— А кого вы считаете иноземными осквернителями?
— Вот их! — либерал повернулся к президиуму и ткнул пальцем в сторону Пантова. — Они, партия предпринимателей, за бесценок распродают нашу землю, фабрики и заводы иностранцам, которые россиянам ничего взамен кроме тоталитарных сект не дали. Это они, предприниматели и бизнесмены, изменили законодательство, которое в нынешних условиях благоприятствует процветанию инородцев и их религий. Для меня, христианина, уму непостижимо, как это десять человек, поверив в культ собаки, носорога, обезьяны, дуба, космического пришельца, нового идола могут без проблем зарегистрироваться как религиозная организация! Мы выступаем против того, что государство освобождает новоявленные религиозные объединения от налогов и дает проведению чужеземного культа зеленую улицу. Молитвы Бог весть кому дают положительный результат только бизнесменам, коммунистам (при этом оратор оглянулся на трибуну, победно посмотрев на Пантова и уже выступившего представителя от коммунистической фракции) и руководителям сект, которые проповедуют свой идеал совершенства человека. Среди нищего народа царит атмосфера отчуждения, наша экономика топчется на месте, а потому только мы со своей идеологией сможем выдернуть страну из разрухи.
