– Ты за кого меня считаешь? Во-первых, у меня с ними - свои счеты. Во-вторых, меня армия учила не бросать друга в беде. В-третьих, хочешь, я своих ветеранов соберу? Отпетые старики, на все готовы за поруганную Родину-мать. И стволы у них кое-какие найдутся.
– Не имеем права, Петрович, чужие жизни подставлять. А тебе - спасибо.
– Пожалуйста, - съязвил Полковник. - Значит, какая будет стратегия и тактика? Ты их выманиваешь… Какими силами, думаешь, будут атаковать?
– Мои четверо приедут наблюдателями - четыре пистолета; боевики - человек шесть-восемь, не больше, - автоматы.
– Вот именно. Главная задача - твоя. Значит, повторяю, ты их выманиваешь, они на тебя бросаются. Я со «шмайссером» отвлекаю на себя основные силы боевиков. Ты разделываешься со своими. Все.
– Вот именно, - усмехнулся я.
– А ты что, четверых не сделаешь?
– Сделаю. Но один твой автомат против восьми…
– Да, арсенал у нас слабоват. Сюда бы пару ручников, да сорокапятку, с которой я начинал. У тебя гранат нет?
Я покачал головой, вспомнил о «вальтере». Как бы пригодился!
– Ладно, отдохни, езжай в город, а я начну оборудовать позиции. Дня два-то у нас есть?
– Думаю, есть. Раньше не найдут.
Я отвез Яну к Прохору, наказал ей два дня не высовывать носа, легко попрощался и поехал а контору.
– Я замуж выхожу, - встретила меня Женька.
– Наконец-то, - улыбнулся я. - Уж не за меня ли?
– Щаз-з! Мне нужен молодой, крутой, богатый. А ты - старый и битый.
– За одного битого…
– Смотря как битого, - резонно заметила Женька. - Свадьба послезавтра. Приходи, скучно не будет. Мама гуся зажарит. Павло баян принесет. И даже шеф придет. Знаешь, как он поет и пляшет?
Блеск! Полная программа: жареный гусь, гармошка и пляшущий под нее шеф.
– Спасибо, Евгения Семеновна. А нельзя ли получить порцию гуся сухим пайком? Я скорее всего не смогу приехать.
– Попробуй только!
О нашем решении дать честный бой врагам я шефу, конечно, ничего не сказал. Доложил о своих приключениях, сказал, где искать мои материалы, и попросил особого внимания, если у меня самого руки не дойдут, к сейфу в кабинете Руслана.
– Отдохни пару дней. Самых опасных. Пока я силы соберу. Есть где укрыться?
– Есть. Пистолет я пока у себя оставлю, ладно? Пару обойм мне не найдешь?
– Найду, - помедлил Шеф. - А зачем тебе столько?
– Вдруг отбиваться придется? Запас не помешает.
– Ой, Леха, смотри у меня!
– Ты же знаешь, я - немного честный.
– Знаю. Потому и боюсь за тебя.
Вернувшись в Васильки, я не узнал нашей резиденции. Поработал Полковник на славу. По фасаду своего дома отрыл траншею. Ячейки соорудил. Перед моим сараем - тоже. Замаскировал их с умом: где - старой бочкой, где - травкой и ветками, где - тачкой. На штакетник напутал ржавую колючку - с заброшенной фермы притащил. И надо всем этим боевым великолепием реял укрепленный на коньке его дома красный флаг.
Полковник заканчивал выкашивать бурьян за забором. Подошел ко мне, вытирая косу пучком травы. В защитной рубашке с закатанными рукавами, потный, счастливый, будто для коровы косил, а не для боя.
– Тылы у нас, Леша, закрыты. По болотам и на танке не пройдешь. А тропку, кроме своих, никто не знает. В блиндаже бы моем засесть. Но там - ни одной амбразуры. А то бы век нас оттуда не выбить. - Вздохнул. - Но у нас и задача иная.
Я показал ему обоймы к «Макарову».
– Молодец. Итого - четыре? По одной на каждого гада. Управишься. Пойдем, освежимся. Пока время есть. Когда будешь звонить?
– Да сейчас и позвоню.
Мы сели на терраске, как в нашу первую встречу. Стол был накрыт. Полковник умылся, принес из комнаты телефон. Я набрал номер Руслана. Он схватил трубку, будто только и ждал моего звонка.
– Круче говори, - шепнул Полковник. - Зли его больше, чтобы голову потерял.
Я кивнул и сказал в трубку:
– Здесь Серый…
Совершенно ошалелое молчание.
– Ты слышишь, Рустик? Это я. Мальчиш-Плохиш, сорвал тебе дело с банком, это я навел на тебя Фишера, это я увел у тебя лакомый кусочек - свою жену. Ну что, будем вместе трудиться в «долларовой зоне»?
– Ты… Я…
– Он, она и так далее.
Наконец-то Руслан смог говорить:
– Я найду тебя, Серый. Очень скоро. Ты будешь умолять меня, чтобы я тебя застрелил. Но я не буду торопиться. А потом я найду твою жену, твоих, детей, всех твоих родственников и любовниц. И на том свете тебе не будет покоя от их мук…
– Не выйдет, Руслан Олегович, - спокойно и равнодушно перебил я. - Не выйдет потому, что я убью тебя раньше. Ты помнишь, милиционера, которого вы застрелили из своего вонючего «мерса»? Это был мой друг. Ты понял, мразь?
– Сука, я засек твой номер. Жди!
Отбоя не было, связь прервалась - видимо, он разбил трубку.
Полковник молча показал мне большой палец и протянул наполненный золотистым вином стакан.
Вошла Груня в сопровождении Поручика, поставила на стол молоко.
– Вот что, Аграфена Петровна, - торжественно сказал Полковник. - Выпей-ка с нами доброго вина за Победу и спой нам песню «Широка страна моя родная». А мы подпоем.
Мы чокнулись, расплескав вино, и встали. И пели во весь голос. Со слезами на глазах. Пели как гимн. Пели, прощаясь со своей страной. Родной. Которой у нас уже не было.
Груня утерла слезы. Стала по очереди разглядывать нас, пытаясь что-то понять.
– Вот что еще, Груня. Я - человек старый. Всякое может случиться. Так ты не оставь Поручика. Он тебя любит.
– Придумаешь тоже! Аи помирать собрался, Петрович? Не дури, старый…
– Груня! - командирским басом строго прервал ее Полковник.
– Что вы задумали, мужики? - Она повернулась ко мне, искала слабую точку в нашей обороне, - Леша, ты молодой еще. Жена - красавица. Сын - молодец…
Я отвел глаза. Что я ей мог ответить?
Груня помолчала и вдруг очень веско, глубоко произнесла:
– Леша, разгневанное сердце правды Божией не творит…
– …И аз воздам.
– Грех ведь, Леша, - ахнула она.
– Грех.
Ночь прошла спокойно. Мы по очереди несли караул, сменяясь каждые два часа.
Утро занялось славное. Настоящее летнее утро. С птичьими голосами, свежим ветерком. Запахом цветущих трав. Оно искрилось в капельках росы на листьях. Оно жило, радовалось и радовало.
Полковник брился на крыльце. Помахал мне помазком, разбрызгивая белоснежную пену.
– Иди-ка, слей мне.
Рядом с крыльцом стояло ведро с колодезной водой. Полковник скинул рубашку, нагнулся, стал ахать и стонать от удовольствия под ледяной струей. Потом сильно растерся полотенцем, надел свежую рубашку, застегнул ее на все пуговицы.
– Будто вновь родился…
И мы вдруг замерли и посмотрели в глаза друг другу. В груди возник холодок.
– Если что со мной, Леша, ты не казнись. Я знаю, за что в бой иду. По своей воле. По своему долгу. Мои товарищи тоже гибли от их рук. Еще с сорок первого. И по сей день. Счет им велик. Крови своей не пожалею.
Мы сели рядом на крыльце, Я развернул сверток с жареным гусем. Полковник наполнил стаканы. Мы завтракали с удовольствием, будто перед большой и трудной работой.
– Хорош гусь, а? - похвалился я.
– Гус-с-сак! - подтвердил Полковник, впиваясь зубами в ножку величиной с кабанью.
Но нам не дали дозавтракать. С трассы послышался шум моторов.
– По местам! - скомандовал Полковник, утирая губы полотенцем. - Занять оборону! Поручик, в укрытие!
Он обнял меня, поцеловал и, схватив автомат, нырнул в траншею. Я забежал в дом, рассовал обоймы по карманам и бросился к сараю, спрыгнул в свой окоп.
Машины вышли из леса. Впереди шел, как я и предвидел, большой джип, за ним - белый «Мерседес». Они остановились на краю леса. Еще на ходу из них высыпали люди. Шестеро боевиков. И команда Руслана.
Пошли не торопясь. Еще толпой.
– Гляди-ка, - донесся голос Черномора. - Знамя повесили. Коммуняки…
– Леопольд! - заорал весельчак Кузя. - Выходи, подлый трус!
– Щаз-з! - ответил я, не высовываясь. - Шнурки заправляю!
Наугад прогремели несколько выстрелов. Боевики рассыпались и бросились вперед, спотыкаясь в скошенной траве, цепляясь за нее своими «берцами» - один даже упал. Молодец, Полковник, старый вояка. Они бежали по открытому месту, и, если бы у нас было вдоволь патронов, мы били бы их, как мишени в тире.
Как только трое из них достигли штакетника, коротко ударил «шмайссер» Полковника, и ближайший боевик повис на проволоке, дергая ногами. Остальные бросились на землю и врезали со всех стволов. От дома полетели щепки, зазвенели стекла, подскочило и покатилось ведро, от железной тачки с визгом отрикошетили пули и улетели куда-то за болото. Древко флага надломилось, и он упал на землю. Казалось, что от нашей обороны осталось только крошево.
Боевики поднялись и, не прекращая огня, ринулись к дому.
Снова расчетливо ответил Полковник - и снова задержала их его скупая очередь и хилый штакетник. Как ни слаба была преграда, даже для тренированных бойцов она была заминкой. А те уже поняли, что Полковник такую возможность не упустит.
