– Я не понял, Тамара придет, или как? – сварливо поинтересовался Петр Громов.
Ворошило не знал, что ответить. Пожилой и заслуженный артист имеет право на уважение, но некоторые этого не понимают! Костомаров постоянно опаздывает, Тамара непредсказуема со своими срывами и депрессиями… Кстати, депрессия не помешала ей вчера дать длиннющее интервью бульварной газетенке. В нем Тамара жаловалась, что с Семеном Ворошило работать трудно, что он относится к артистам, как к рабам, и не имеет ни сочувствия, ни жалости. Это он-то, Семен, который по первому же зову едет к ней домой, чтобы утешать и успокаивать каждый раз, когда Томочка не в духе!
Макс наблюдал за режиссером из темноты зала. Он всегда садился на последний ряд. Свет туда не доходил, и парень мог не опасаться встретиться взглядом с кем-нибудь из артистов или попасть под горячую руку самому Семену. Сегодня режиссер был одет в ярко-голубой джемпер с огромным красным карманом на животе и вышитым на нем синим автомобильчиком. На его шее красовался шарф с кистями, как у портьер на окнах в фойе театра. Джинсы, плотно облегающие тонкие ноги, были расклешены, и из-под них выглядывали острые носки ботинок с металлической фурнитурой. Но, несмотря на то, что Ворошило представлял собой уморительное зрелище для человека неподготовленного, Макс понимал, что он и в самом деле прекрасный режиссер. Он знал, чего хочет, и его идеи, какими бы абсурдными они ни казались на первый взгляд, впоследствии всегда себя оправдывали.
Макс перевел взгляд на сцену. Там, в окружении зажженных свечей, сидел Андрей. На столик перед ним какая-то добрая душа (скорее всего, помощник режиссера Рената) поставила вентилятор. Это оказалось кстати: Кожухов был в полном гриме, а начало репетиции затягивалось. В театре душно, и мужчины расстегнули пуговицы своих костюмов, а женщины ослабили корсеты, но Андрей не имел возможности снять грим, поэтому ему приходилось терпеть, подставляя лицо под струи прохладного воздуха, которые гонял вентилятор. Все ждали Ренату, которая час назад отправилась к Радзинской с указанием притащить ее силой, если понадобится. Уставшие от ожидания артисты вполголоса переговаривались между собой. Семен ходил взад-вперед, как челнок. Обстановка накалилась до предела. Внезапно задребезжал мобильный телефон. Все одновременно полезли за своими трубками, но, сообразив, что звонят не им, принялись оглядываться. Звонил телефон Андрея. Увидев номер, высветившийся на дисплее, Кожухов скривился. Отвечал он односложно, словно бы нехотя, в основном только «да» или «нет».
– Даже не думай! – вдруг рявкнул он в трубку. – Я сам приеду. Завтра… Хорошо, сегодня, часов в десять.
Не попрощавшись, Кожухов дал отбой.
– Я же просил отключать телефоны во время репетиций! – простонал Семен. Он и так был на нервах, а эти звонки совершенно выбивали его из колеи.
– А где репетиция-то? – пожал плечами Громов. – Лично я жду еще пятнадцать минут и ухожу. Вы – как хотите, а у меня полно других дел, кроме как ждать, пока наша прима выйдет из депрессии!
Недовольный гул в зале прервало появление Ренаты и Тамары. Судя по цветущему виду Радзинской, от ее депрессии не осталось и следа.
– Заждались, мальчики? – радостно спросила она, словно не замечая, что среди ожидавших изрядное количество женщин. Тамара понимала, что ее красота и обаяние действуют только на представителей противоположного пола. Но не на Семена. Капризы он прощал только себе самому, особенно сейчас, после гадкой статьи в газете! Он налетел на актрису, как ястреб на мышь. Радзинская не ожидала подобной реакции и сразу поняла, что, пожалуй, на этот раз перегнула палку. Она принялась оправдываться, что случалось с ней чертовски редко. Дело дошло до того, что Петру Громову и Андрею пришлось буквально оттаскивать режиссера от Тамары и напоминать ему, для чего они собрались.
Репетиция началась на два с половиной часа позже, чем планировалось, и все были измотаны еще до того, как приступили к работе. В середине репетиции Макс незаметно выскользнул из зала и направился в гримерку. У него на душе остался неприятный осадок после утреннего происшествия, когда Иван сначала оскорбил Тимура, назвав его бабой, а потом и Таню. Взглянув на девушку, Макс понял, что был прав: она только притворялась, что слова Костомарова на нее не подействовали. Таня смыла косметику и причесала волосы по-другому.
– Привет, – сказал Макс. – Хотел узнать, как ты.
– Нормально, – мягко ответила девушка. Лицо ее порозовело, когда она взглянула на Макса. Если бы он знал, как действует на Таню его присутствие! Захотел проверить, как она себя чувствует – значит, она ему небезразлична?
– Ты извини, что я промолчал, – пробормотал Макс. – Я просто…
– Не беспокойся, – перебила она. – Иван прав: мой новый образ выглядел вульгарно и смешно.
– Это не так! – попытался возразить Макс, но и сам понял, что его слова прозвучали неубедительно.
– Кофе хочешь? – спросила Таня. Она мечтала, чтобы он задержался, и не желала обсуждать свой позор. Она солгала, что не обижена, но меньше всего хотела, чтобы Макс ее жалел.
* * *
После репетиции Макс, как всегда, ждал Андрея в машине. Тот зашвырнул сумку в багажник, словно гранату, и плюхнулся на заднее сиденье.
– В банк! – бросил он Максу.
– В какой? – спросил парень, удивленный приказом. Обычно Андрей расплачивался карточкой.
– Мне нужен любой банкомат, – ответил Кожухов и откинулся в тень салона.
Найти банкомат не составляло проблемы, но, когда Андрей отошел, на его лице читалось раздражение.
– Надо искать другой, – сказал он Максу. – В этом мало наличности.
Это сколько же денег надо Андрею, если банкомат не в состоянии удовлетворить его запросы? Они объехали еще три банка, и только тогда Кожухов сказал, что достаточно. Он назвал Максу адрес, и тот сообразил, что это в районе Купчина. Они заехали в какой-то двор, и Кожухов приказал припарковаться. Было темно, да и местечко не вызывало у Макса доверия, поэтому он намеревался сопровождать Андрея, но тот запретил ему выходить из машины.
– Сиди тут, – сказал Кожухов тоном, не допускающим возражений. – Я вернусь через пять минут.
– Но… – пробовал возразить Макс.
– Никаких «но»! – рявкнул Андрей. – Запрись и не высовывайся!
Макс выполнил указание, но с тревогой смотрел вслед Кожухову, когда тот проходил мимо помойки, вокруг которой копошились «синяки». К счастью, они не обратили на Андрея ни малейшего внимания, занятые поисками полезных вещей в переполненных контейнерах.
Двор походил на колодец, окруженный домами с обшарпанными стенами, не знавшими капитального ремонта. Между ними имелось пространство, открывавшее «очаровательный» вид на пустырь. За пустырем виднелось скопление кустов, голые ветки которых зловеще вырисовывались на фоне темного неба, словно воздетые в немом призыве руки. У Макса создалось впечатление, что вот он, край света – оказывается, до него на машине всего час езды!
Казалось, до возвращения Андрея прошла целая вечность. Макс заметил, что Кожухов зол. Когда он спросил, куда ехать теперь, Андрей ответил:
– Покатаемся!
Такое происходило часто: устав после работы, Андрей просил Макса просто поездить по улицам. Иногда при этом они разговаривали. Темой их бесед всегда оказывался Макс, его родственники и его жизнь. Андрей все знал о его матери, бабушках и Самвеле, а также о службе в армии, любви к животным и непреодолимом желании когда-нибудь завести собаку. Макс же по-прежнему знал о Кожухове только то, что писала «желтая» пресса. Андрей не рассказывал ни о своей семье, ни о том, где провел детство и юность. В сущности, Кожухов оставался для Макса тем же незнакомцем, как и в вечер их встречи.
Они больше часа колесили по городу, а музыкант не сказал ни слова с тех пор, как сел в машину в жутком дворе. Его взгляд был сосредоточен на спинке сиденья Макса. Тот уже собирался спросить, не пора ли возвращаться домой, как вдруг Андрей встрепенулся.
– Я хочу тебя кое-с кем познакомить, – сказал он неожиданно. – Мы едем в гости!
– В гости? – изумился Макс. – Начало второго ночи!
– И что? Давай в Сертолово!
Макс подумал, что, должно быть, у Кожухова не все дома, раз он решил ночью ехать за город, но спорить не решился. Добравшись до места, парень, следуя указаниям Андрея, отыскал кирпичный дом, стоявший практически у въезда в поселок. Здание окружал низкий заборчик, за которым виднелся покрытый листами алюминия ангар. Окна в доме были темными, зато в окошке ангара горел свет. Макс вошел в калитку за Андреем, и на них тут же набросилось нечто огромное и лохматое. Кожухов, шедший впереди, едва не рухнул под напором громадной туши.
– Черт, Лаврентий, ты убийца! – крякнул он, схватив пса за ошейник и пытаясь отстранить его морду от своего лица. Макс понял, что собака узнала Андрея и не собирается нападать. Пес вилял хвостом и смотрел на Макса, которого видел впервые. Макс решительно протянул руку и, прежде чем Андрей успел выкрикнуть предупреждение, почесал собаку за ушами. В этот момент дверь ангара распахнулась и на пороге возникла детская фигурка.
