– На сегодня мы закончили. Если захотите продолжать – запишитесь у секретаря.
И не дав ей опомниться, торопливо вышел из кабинета. Ошеломленная Ника даже не попыталась его остановить. Придя в себя, она подняла с пола сумку, отключила диктофон и, движимая непреодолимым любопытством, оглядела письменный стол, надеясь увидеть блокнот, где делал пометки Генрих Петрович. Ее посетила безумная, но притягательная идея – похитить блокнот, наверняка содержащий массу интересного материала о пациентах. Однако осторожный психотерапевт не дал ей такой возможности – стол был пуст. Недовольная Ника вышла в приемную и кивнула Ярославу:
– Все на сегодня. Что, прошло сорок минут?
– Ровно сорок, – тот взглянул на часы. – Мало показалось или, наоборот, надоело?
Она презрительно хмыкнула, и Ярослав, взглянув на ее лицо, понимающе улыбнулся:
– Все-все, уходим. Я уже записал тебя на среду, на шесть вечера. Повезло – как раз во время приема позвонил постоянный клиент и отменил свой визит.
У Ники было свое мнение насчет того, повезло ли ей и в какой степени, но она оставила его при себе – их разговор внимательно слушала секретарша, лицо которой за эти сорок минут стало еще более утомленным. Казалось, она вот-вот упадет от изнеможения. Причину этого Ярослав объяснил уже на улице, отпирая машину:
– Три чашки кофе, причем предлагали мне только первую. Вторую попросил я сам, мне ее, естественно, тоже сделали с молоком, без сахара и кофеина, но тут я закапризничал и попросил сахару. Когда принесли сахар, я спросил, нет ли нерафинированного? Бедная женщина уже ненавидела меня, но была все еще вежлива. Честно говоря, двух чашек кофе – причем преснейшего – мне хватило с лихвой, и третью я попросил уже из спортивного интереса. Она сделала, причем впервые – я прислушивался – гремела посудой на кухне. Я начал пить, и вдруг у меня возникли сомнения – без кофеина ли кофе? У меня, понимаешь ли, вдруг началось учащенное сердцебиение. Я умолял эту мученицу пойти на кухню и внимательно проверить упаковку, потому что, если кофе был с кофеином, мне придется вызывать «скорую», у меня больное сердце. К тому моменту приступ грозил, скорее, ей самой, но она пошла и проверила…
– Ты провел время веселее, чем я! – давясь от смеха, заметила Ника. – Вот твой диктофон, слушай и наслаждайся.
– Попросила у него таблетки?
– Ч-черт! – Она хлопнула себя по колену. – Вылетело из головы! Понимаешь, я волновалась, ведь это было в первый раз…
– Ну ничего, – утешил ее Ярослав. – Ты в любом случае увидишься с ним в среду. Тебе в самом деле повезло, что образовалось окно. Это не блеф, у Генриха Петровича масса клиентуры, секретарше есть отчего устать. Пока бедняжка возилась с кофе на кухне, я заглянул в журнал, куда она вписала твой следующий визит. Вся неделя забита – с утра до вечера. Я спросил ее между делом, можно ли абонировать Генриха Петровича на целый день в случае необходимости, и она ответила, что это маловероятно, он страшно занят. Я заявил, что готов оплачивать такую услугу по любым расценкам, но она даже обсуждать ничего не захотела.
В этом свете становится очень интересно, сколько ему платил банкир за наблюдение над Ксенией…
– Может, ты не произвел впечатления богатого человека? – усомнилась Ника.
– Я старался, как мог. А у тебя получилось, как думаешь?
Женщина неуверенно качнула головой – она в самом деле не знала, получилось у нее или нет. Дешевые часы она не афишировала, марку ее туфель и сумки Генрих Петрович вряд ли мог определить, если большее время все-таки посвящал психоанализу, а не шопингу, зато твидовый костюм был на виду и на высоте. «Спасибо свекрови, – подумала Ника и вздохнула. – Вот бы она разозлилась, если бы узнала, что я использую ее подарок только для маскарада!»
– Кажется, я себя не выдала, – произнесла она наконец. – И истерики подпустила достаточно, на мой взгляд… Под конец я даже вполне искренне расчувствовалась. Вспомнила Ксению, наш короткий разговор… Знаешь, она произвела на меня такое сильное впечатление, что я до сих пор не могу поверить ни в то, что она умерла, ни в то, что была больна… Не верю, что ее больше нет! Не…
– О Господи! – не дал ей договорить Ярослав, до сего момента внимательно слушавший. Уронив на пол салона очередное яблоко, которое он собрался было съесть перед тем, как тронуться в путь, мужчина высунулся из окна со своей стороны и с резким стоном вернулся на место: – Дурак! Клинический идиот! Я сейчас сойду с ума!
– Что случилось? – испугалась Ника, видя, что ее спутник убивается всерьез. – Забыл что-нибудь?
– Машина… – протянул он таким несчастным голосом, что женщине стало совсем жутко. – Я приехал сюда на этом раздолбанном «Форде», да еще поставил его прямо под окнами… И мне даже в голову не стукнуло одолжить у кого-нибудь тачку покруче! Богатый человек может быть одет в старые джинсы и кеды без шнурков, но тачка у него в обязательном порядке крутая!
– Так же, как эксклюзивные туфли у богатой женщины, – пробормотала Ника, сраженная его отчаянием. – Нас видели?
– Посмотри в окно с моей стороны.
Она осторожно перегнулась через Ярослава, высунулась в окошко и нашла взглядом окна четвертого этажа. Какие из них принадлежали офису Генриха Петровича – Ника определить не смогла. Все окна по фасаду были новые, пластиковые, везде закрыты жалюзи, кроме одного, темного, где нельзя было ничего разглядеть. Ника собиралась было спросить, что увидел Ярослав, как вдруг ей самой почудилось какое-то движение в темном окне. Как будто кто-то быстро подошел к нему из глубины комнаты – и тут же отпрянул за косяк. Нику отчего-то передернуло, и она торопливо откинулась на спинку сиденья:
– Поедем отсюда. Если и видели, как мы сели в эту тачку, это еще ничего не доказывает. Мало ли…
– Я все испортил! – продолжал причитать Ярослав, выруливая из переулка, тесно заставленного машинами. Все они, как на грех, были куда новее и дороже его потрепанного фиолетового «Форда». – Я не шпион, вот в чем беда…
– Ну мы же и не государственную тайну собираемся украсть! – утешала его Ника. Она пыталась говорить беззаботно, хотя никак не могла избавиться от неприятного ощущения, которое возникло, когда она смотрела на окна четвертого этажа. – Кого ты видел там, в окне? Генриха Петровича?
– Женщину. Его секретаршу. – Теперь они ехали по оживленной улице, и Ярослав, немного оправившись от своей оплошности, говорил чуть спокойней. – Остается надежда, что она ничего не понимает в машинах.
Ника только вздохнула.
* * *
Женщина отошла от окна к стене, занятой аквариумом, и рыбы, завидев ее приближение, мгновенно сгрудились в одном углу, притянутые туда, как магнитом. Женщина улыбнулась, постучала кончиком длинного ногтя по стеклу, и ее лицо в эту минуту вовсе не выглядело утомленным – скорее, умиленно-разнеженным:
– Нет, сегодня ничего не получите или опять все загадите! Завтра, мои красавицы, завтра…
– Юлия Львовна, кто у меня дальше?
Она обернулась на бархатистый низкий голос хозяина, сохранив на лице улыбку:
– Новенькая, вчерашняя девушка. Она позвонила, что стоит в пробке где-то за третьим кольцом. Боюсь, получится накладка с пятичасовым сеансом…
– Позвоните ей и перезапишите на следующую неделю, – психотерапевт опустился на диван и, сняв очки, растер кончиками пальцев переносицу: – А кто вечером?
– Еще двое. График такой плотный, боюсь, вы очень устаете, Генрих Петрович, – осмелилась заметить секретарша, отходя от аквариума и беря телефонную трубку. – Это совсем ни к чему! Вы только начали работать в прежнем режиме и еще не привыкли… Так можно и заболеть!
Тот кивнул и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. Юлия Львовна, ободренная его молчаливым согласием, продолжала уже куда уверенней:
– Конечно, последние пять лет вы патронировали в основном одну клиентку, но все равно, вас знают и помнят, и желающих попасть на прием больше, чем достаточно! Только зачем брать всех?! Например, эта парочка…
– Они вам не понравились? – Генрих Петрович приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на свою преданную секретаршу. – Почему?
Та выразительно пожала полными плечами и с достоинством процедила:
– Это какие-то проходимцы! Я уже записала эту женщину на среду, а теперь жалею. С вашего разрешения я что-нибудь придумаю и откажу ей.
– Должна же быть причина, чтобы так их невзлюбить? – Теперь Генрих Петрович открыл оба глаза и снова надел очки. – Что они успели натворить?
– Не знаю! – резко ответила секретарша, явно борясь с противоречивыми чувствами, которых не могла выразить. – Муж просто психопат, измучил меня своими капризами, ломался-ломался… А уехал на старой разбитой машине, ей место на свалке!
– Ее привозил сюда муж? – все с большим интересом расспрашивал Генрих Петрович. – Вы уверены?
– Он называл ее «дорогая»! А когда уходили, поддерживал под ручку, хотя она вполне бы могла идти сама! Я же говорю, он постоянно ломался, что-то строил из себя…
