– Записи на автоответчике лишь частично это подтверждают, – заметил Бруно.
– Да, верно. Но есть еще кое-что. Йен Кокс ждал, пока Поппи вернется с работы на горячей линии, и говорит, что успел переброситься с женщиной парой слов, прежде чем она вошла в дом. Затем он наблюдал за ней и ее мужем через окно: супруги ссорились.
– Все это мы знали и раньше, – ответил Бруно, так ничего и не записав.
– А вот теперь мы приближаемся к моменту, когда история меняется. Йен Кокс стал свидетелем изнасилования и собирался вызвать полицию, но тут на дороге вдруг появился Дин. Йен не хотел, чтобы Дин увидел, что происходит с его мамой, поэтому попытался отвлечь мальчика. По словам Йена Кокса, то, свидетелем чего я стал, не было попыткой украсть ребенка. На самом деле он пытался скрыть неприглядную сцену от глаз невинного существа.
– Верно, – кивнул Бруно, прежде чем вздохнуть и записать в блокнот новую информацию.
– Ты не очень расстроился? – спросил Джим у сына, уловив что-то в его голосе.
– Нет, рассказывай дальше.
– Детективы тоже люди. Им позволено чувствовать…
– Рассказывай дальше! – прервал отца Бруно. – Я не расстроен, просто сосредоточен.
– Когда в тот день я догнал Йена, он убежал.
– Почему?
– Наверное, проще было убежать, чем все объяснять. Может, ему казалось, что это лучший способ уберечь Дина.
– Но зачем Йен Кокс признался в убийстве?
– Из-за чувства вины, – объяснил Джим. – Йен думает, что Поппи погибла из-за их романа. И, следовательно, из-за Йена Дин остался без матери. А если Терри Раттера посадят за убийство жены, то у мальчика не будет и отца. Йен сказал, что не хочет нести ответственность за то, что Дин останется совсем один.
– Я так и знал! – воскликнул Бруно. – Людей не бьют разводным ключом. Все это слишком неправдоподобно!
– Да, ты прав, – ответил Джим, делая пометку в блокноте. – Значок лучшего сыщика для инспектора Глью-младшего! Но я и сам сомневался в виновности Йена. То, как он описал убийство, не соответствовало характеру ран на теле Поппи Раттер. Угол удара был другим.
– Я только не понимаю, почему он передумал, – сказал Бруно, наслаждаясь отцовским одобрением. – Почему отказался от заявления именно сейчас…
– Возможно, к этому его подтолкнула мысль о пожизненном заключении. Или же он хочет, чтобы был наказан настоящий убийца.
Некоторое время отец и сын просматривали свои заметки. Оба покусывали карандаши и тяжело вздыхали, дойдя до страницы с вопросами, оставшимися без ответа.
– У меня появился первый стукач, – как ни в чем не бывало заявил Бруно.
Джим оторвался от записей. Мальчик рассказал о переговорах с Леоном Панком, а также сообщил о совпавших отпечатках пальцев.
– Покажи мне, – попросил отец.
Бруно достал листы бумаги с отпечатками. Джим посмотрел их на просвет.
– Не уверен, что они совпадают, – протянул мужчина, глядя сначала через очки, а потом без них.
– Совпадают! – сказал Бруно, надеясь, что уверенность в его голосе убедит отца. – Моя версия заключается в том, что Леон и призрачная женщина держат Милдред в заложниках!
– Зачем им это? – скептически поинтересовался Джим.
– Не знаю, но эти отпечатки доказывают, что Леон лазил по нашему саду. А под горшком мы нашли кошачью мяту!
– Не уверен, что все эти детали что-то доказывают, но продолжай.
– Я видел, как во вторник Леон покупал кошачье лакомство! Но он отрицает, что у него есть кот. Ты говорил, что призрачная женщина спрашивала про кота и описала Милдред. Здесь пахнет жареным! И это жареное размером с Брайтон и Хов, ты согласен?
– Скорее, это подозрение размером с воображение Бруно Глью! Ну и каков же твой план?
– Гражданский арест, – ответил Бруно, вгрызаясь в остывшие оладьи. – Я дам Леону Панку время до обеда на то, чтобы вернуть Милдред, а затем он почувствует крепкую руку закона! Что нужно для того, чтобы получить ордер на обыск?
– Настоящий полицейский!
– Как думаешь, инспектор Скиннер выпишет мне ордер и я смогу обыскать дом Леона?
– Нет! И еще трижды нет!
Отец и сын снова уткнулись в блокноты.
– Значит, полиция уже не выдвигает обвинений Йену Коксу? – спросил Бруно, еще немного подумав.
– Я чуть позже позвоню инспектору Скиннер. Если это и так, то главным подозреваемым опять становится Терри Раттер!
– А где папа Дина сейчас?
– В камере предварительного заключения. Ему отказали в залоге. Сегодня я его навещу.
– Можно я пойду с тобой?
– Нет, сынок, не в этот раз.
В это мгновение отец и сын услышали, как в саду кто-то скребется. Бруно обернулся. Его надежды вспыхнули вновь. И вот она появилась! Сначала показались снежно-белые носочки, затем рыжие уши, а довершили картину черные усы.
– Это Милдред! – торжествующе воскликнул мальчик.
– А что это у нее во рту? – спросил Джим. – Птица?
– Нет, – ответил Бруно.
Прищурившись, он глядел на то, как обожаемая питомица несется к ним через сад.
– Это змея! – опасливо вскрикнул Джим.
– Сосиска! – восторженно сказал Бруно. – Просто сосиска!
Далее последовала восхитительная сцена. Мальчик и кошка обнялись, кошка мурлыкала, Бруно ей вторил. Это длилось несколько минут. Мальчик, не выпуская Милдред из рук, радостно пританцовывал и все повторял:
– Я думал, что потерял тебя!
Наконец Бруно опустил Милдред на пол кухни возле ее миски, в которую тут же положил любимые кошачьи лакомства. Вскоре миска наполнилась курятиной из холодильника, а затем мальчик не смог удержаться, чтобы не угостить любимицу говядиной, запеченной в меду.
– Хватит, – сказала Хелен, завидев, как сын порывается вскрыть упаковку тонко нарезанного итальянского мяса. – Милдред может заболеть!
– Ну, по крайней мере, теперь мы можем забыть о гражданском аресте, – с облегчением сказал Джим, стоя возле жадно едящей кошки.
– На ней нет ошейника с камерой! – внезапно заметил Бруно. – Я еще не закончил с Леоном Панком!
Мальчик пошел в кабинет отца и загрузил приложение камеры. Карта больше не показывала ее местонахождение. Скорее всего, аккумулятор сел, или его просто вытащили.
После сердечного приступа Джиму больше не нравилось водить машину. Коробка передач в его старом авто часто отказывалась переключаться, сообщая об этом глубоким, гортанным звуком. Это был крик медленно отказывающего мотора.
Джим заехал на стоянку тюрьмы «Льюис». Это было импозантное викторианское здание, построенное в 1853 году, властно нависающее над расположенными ниже магазинами и мощеными улицами Льюиса. Постройка с такими высокими стенами и кремниевым фасадом легко могла сойти за викторианский исправительно-трудовой лагерь.
Красная массивная дверь центрального входа говорила сама за себя – ясно и безжалостно: «Отныне ваша жизнь принадлежит мне!»
Войдя внутрь, записавшись и получив карточку посетителя, Джим в сопровождении охранника прошел через несколько ворот и наконец оказался в большой комнате для свиданий с заключенными.
Освещение и запах, царящий в комнате, напомнили Джиму о старой школьной столовой. Там было так же стерильно и безнадежно.
За центральным столом спиной к двери сидел Терри Раттер. Мужчина был одет в серую тюремную робу. Когда Джим вошел, он повернулся.
– Ты мой первый посетитель, – сказал Терри. – Я уже думал, что все обо мне забыли.
– Наверное, адвокат уже приходил? – спросил Джим, опускаясь на пластиковый стул.
– Да, приходила женщина, неправильно произносящая звук «г». Она больше похожа на визажиста. Мы не поладили.
– Но она приходила, чтобы помочь тебе. Следует относиться к ней как к союзнику.
– Она говорит, что моему сыну не позволяют со мной видеться. Вряд ли она мой союзник.
Джим воздержался от высказывания, что тут адвокат ничем помочь не может.
– Ты беседовал с Дином? – спросил Терри.
– Да, – ответил Джим, кивая. – И коротко поговорил с его теткой. У него все в порядке – насколько это возможно. Инспектор Скиннер регулярно сообщает ей об изменениях в деле.
– Он ненавидит меня?
Джим старался подобрать правильные слова.
– Мальчик сам не знает, что чувствует. Он в шоке.
– Черт бы побрал эту Скиннер! – рявкнул Терри. – У этой суки ледяные глаза. Я вижу – она уверена, что я убийца!
Джим недавно прочел, что за последние два месяца в этой тюрьме повесились трое заключенных.
Последняя комиссия подвергла тюрьму «Льюис» жесткой критике, начиная от камер и заканчивая программой реабилитации заключенных. Не то чтобы Джим был полон сочувствия к преступникам…
В годы студенчества и увлечения идеями социализма он мог найти оправдание большинству преступников. Но с годами, когда Джим обзавелся семьей, это сделало его более уязвимым и менее лояльным к нарушителям закона.
Джим посмотрел на измученное лицо Терри и задумался о том, как нелегко приходится его соседу. Скорее всего, не виновный в убийстве, оплакивающий потерю жены и тяжело переживающий разлуку с сыном, заточенный в камеру, Терри становился опасным для самого себя. Но, с другой стороны, если он виновен, то заслужил все это.
